КАК я был репрессирован в мордовии

Мемуары Сибиряка Иллариона Сергеевича (Поздяева),
 директора научно-исследовательского института мордовской культуры

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

Об этапе мы догадались ещё тогда, когда нас ускоренно перебрасывали из Саватьева в центральную крепость монастыря. По дороге к крепости мы видели на рейде океанский пароход огромных размеров. Все единодушно решили, что это для нас. Так и случилось. Погрузка и переброска с перегрузом заключенных продолжалась весь день 5 июля и почти всю ночь 6 июля. В трюме парохода уже находился этап из Мурманска. Утром 06.07.39 г. пароход "С. М. Буденный" снялся с якоря.

По совету опытных, видавших виды людей, среди которых были и моряки, мы разместились в глубине парохода у машинного отделения. Хоть там было несколько душнее, чем под люками, но качало меньше.

Вот по памяти список тех, кто был рядом со мной в трюме.

1. Сурдин
2. Гончаров
3. Выборнов
4. Копейкин
5. Авдонин
6. Таршинов
7. Слонимский
8. Сиохин
9. Хисамиев
10. Гисматуллин
11. Опалов
12. Каримов
13. Полбицин
14. Дедов

Неподалёку от нас разместились другие товарищи.

15. Очкин
16. Староверов
17. Царев
18. Козеняшин
19. Новиков
20. Розенблюм
21. Тарасов
22. Фиалков
23. Йохалес
24. Хейфиц
26. Эйсмонт
27. Стишевский
28. Фокин
29. Постолов
30. Зильберштейн
31. Потапов
32. Пятаков
33. Джапаридзе
34. Кутарба
35. Арнаут
34. Ройтер
36. Турецкий
37. Муриловцев
38. Андросов
39. Зотов
40. Шапоренко

 

Карское море

Десятисуточный безостановочный путь без привычки был тя-жёл. Многих укачало, они заболели морской болезнью. Ночью 7 августа мы были в Архангельске. Конечно, ни на палубу, ни тем более на берег нас не выпускали. В Архангельске пароход принял ещё партию заключенных из Архангельских лагерей : бытовиков и воров. Как всегда бывало в подобных случаях, с молчаливого одобрения охраны и этапного начальства, они на-чали свои бесчинства. Жулики, воры, бандиты и уркаганы при- нялись воровать, а то и просто отнимать у заключённых их ве-щи и у всех на виду играть на них в карты. Это было обычным делом. Когда им это наскучивало, они развлекались тем, что начинали издеваться над интеллигентами, рабочими и кресть-янами или избивать заключённых, осужденных по политичес-ким статьям. Сравнительно с общей массой заключённых их всегда было немного, но они были спаяны, организованы и всегда главенствовали и в тюрьмах, и на этапах. Тем более, что

администрации тюрем и конвой откровенно поддерживали этих, по официальной трактовке, «друзей народа» и всегда были на их стороне.

Коммунисты, осуждённые по 58-й статье, на этапах были самыми отверженными. Их ненавидели и кулаки, и бывшие господа, и охранники — как предателей, изменников, контрреволюционеров, фашистов, «врагов народа» — об этом свидетельствовали соответствующие пункты 58-й статьи из их формуляров. Их загоняли под нары и вообще третировали, как могли и насколько хватало извращённой фантазии их преследователей.

Личные вещи, украденные и отнятые ворами, или «отрицаловкой» (это название они получили за отрицание труда в тюрьме и лагере), тут же, на глазах у всех, картежники проигрывали или делили между собой. Урки играли не только на отнятые вещи, которые у них были уже на руках, но и на вещи, которые ещё были надеты на людях. Указав на какую-нибудь вещь (пальто, плащ, костюм, брюки, рубашку, гимнастерку, трикотажное вязанье, сапоги или ботинки), они ставили её на кон, и, проиграв или выиграв, нахально, как будто так и должно быть, подходили к владельцу и снимали её с него. Если же тот пытался про-тестовать, то к нему применялась физическая сила. При этом конвой всегда был на стороне урок, так как имел определенный куш от этих грабительских затей.

Убить ни в чём неповинного и честного человека для урок было плёвым делом. Для этого было достаточно любого повода, на-пример, сопротивления их разбойному и воровскому разгулу. Или же простой провокации с их же стороны. Тюрьма, лагерь или этап были для урок домом родным. У них и в лагере, и в тюрьме, и даже на этапе был свой суд с паханом-судьёй, скорым на расправу. Жертву убивали по решению этого воровского суда или проиграв в карты. Этапы для этого подходили как нельзя лучше, они были для воров, как вода для рыбы.

Обычно запускался слух, что такой-то человек работал в органах милиции, суда или прокуратуры (к их работникам, а в особен-ности к бывшим сотрудникам угрозыска урки испытывали почти биологическую неприязнь и ненависть), и тогда он становил-ся их целью и мишенью. Его проигрывали в карты, и проигравший или выигравший, в зависимости от условий игры, должен был его убить в назначенное время и определённым инструментом или орудием — всё по условиям игры. И человека убивали или, как говорили, «убирали». Если убитый был из осужденных по 58-й статье, то конвой списывал его по акту с формули-ровками : «при попытке к бегству», «при оказании сопротивления конвою», «за попытку к подстрекательству бунта» и т. п. Иногда писали : «убит в междоусобной драке». Формулировку находили, приговаривая : «одним врагом народа меньше», «од-ним фашистом меньше», «собаке — собачья смерть». И на этом всё. Урки-убийцы же оставалась безнаказанными. В особен-ности этими приемами пользовались работники оперчекистских отделов ИТЛ по отношению к людям, не смирившимся с про-изволом и беззаконием.

В случае же, если, защищаясь, заключённые убивали вора, то расправа с ними урок (с помощью охраны) была неизбежной, их бесчеловечно избивали, а потом отправляли в изолятор. Потом на них возбуждали следственное дело и, в конечном итоге, не-зависимо от результатов следствия, их всё равно убивали — по приговору суда урок. Даже если они отправлялись на этап или в другую зону, по уголовной цепочке передавался этот приговор уркаганского суда, и казнь их настигала всё равно, даже если с помощью хитроумных махинаций исполнителю приговора не удавалось этапом попасть в зону, где находился приговорённый, — тогда исполнителя приговора находили в самой зоне. Палач должен был попасть в нужную зону через множество проволоч-ных заграждений. Для этого выбирали подходящий день, например, праздник или какое-то событие, и соответствующую пого-ду — метель, туман, сильный мороз, дождь, — отвлекающие внимание оперативников, комендатуры, часовых на вышках и прочих многочисленных охранников и сторожевых собак. Чаще всего орудиями убийства были нож или топор. Но это могло быть и простое полотенце, которым душили жертву, подвешивая внутри барака или за бараком и имитируя самоубийство. Бывали случаи, когда исполнителям удавалось уходить с места преступления так же незаметно. Но они всегда были готовы к тому, что их задержат. Тогда для них снова были привычные следствие, суд и дополнительно новый срок, как говорили — «довесок к основному сроку». Но почти у каждого из них таких сроков было несколько, и они к этому относились равнодушно...

Правда, в тех случаях, когда политических на этапе было заметно больше урок, и они были организованы и крепко спаяны между собой, они имели меньше шансов быть ограбленными и стать жертвами бесчинств, нередко кончавшихся поножовщи-ной и убийствами. Так случилось и в нашем этапе. Уже утром 7 августа торжеству и верховодству урок пришел конец. По срав-нению с нами их численность была как капля в море. Нас было несколько тысяч, их — какие-то сотни. Все они, благодаря от-личию нашей особой соловецкой лагерной формы от их обычной одежды были легко узнаваемы. Мы, старосты и уполномо-ченные отсеков и секций, окружили их, вызвали их пахана и предложили вернуть все взятые вещи и компенсировать истра-ченные, иначе — быть за бортом. Они было бросились бежать на палубу, чтобы пожаловаться конвою, но их не выпустили. Так и пришлось им вернуть все отобранное и сворованное. На этом наладилось короткое перемирие, которое нарушалось ими втихаря и без привычного им размаха.

Больше пароход этапов не принимал, плыли почти без остановок, не считая набора пресной воды, заправки топливом и приня-тия грузов. Так мы проплыли мимо Маточкина шара, Земли Франца Иосифа, Новой Земли — до Диксона и Карских ворот. Проплыли пять морей — Белое, Печорское, Баренцево, Карское — и "въехали" в Карские ворота. Во время морского пути в дороге я познакомился со следующими товарищами :

1. Эйсмонт А. И. — Волховстрой, инженер энергетик, один из авторов проекта ГОЭЛРО
2. Потапов
3. Касаткин — Северный Урал
4. Ройтер — Метрострой
5. Эпштейн
6. Махновецкий
7. Чупраков
8. Суворов — Северный Урал
9. Березкин — Северный Урал
10. Розенблюм Захар Ильич — врач Норильлага, есть в Соловецком мартирологе
11. Попов — врач
12. Орлов — врач
13. Никишин — врач
15. Джапаридзе — в 1938 году ему шел 9-й десяток, он сидел с Сталиным И. В. в Тифлисской и Батумской тюрьмах. В граж-данскую войну руководил взятием Дарьяльского ущелья. Актирован, отправлен на барже в Красноярск. Погиб (баржа затонула в Енисее на Казаченских порогах в 1939 году — позже рассказал Дубограй Василий Лукьянович).
16. Фокин А. — институт Маркса-Энгельса-Ленина
17. Кириллов
18. Воробьев — актирован в Норильлаге, погиб на Енисее (баржа с этапом затонула на Казаченских порогах в 1939 году — рассказал Дубограй Василий Лукьянович).
19. Кожевников — подполье в Архангельске, борьба с интервенцией
20. Ипатьев
21. Кузнецов
22. Куликов
23. Рафаил — в 1950 году отправлен в Александровский централ.

Номера 15, 16, 17, 18, 19, 20 — старые революционеры, подпольщики, участники 3-х российских революций, прошли через царскую каторгу, гражданскую войну.

24. Фиалков Аркадий Анатольевич (Арон Нафтулович 17.05.89-04.06.66), в 1923 году окончил Киевский институт народного хо-зяйства. Затем работал в Киевском тресте планирования капитального строительства. Осужден по ст. 58 : Соловки-Норильлаг. Реабилитирован. С 1959 году работал в Куйбышеве в Оргэнергострой.
 
25. Вебер Александр Яковлевич. Окончил Академию коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской в Москве. Арестован в г. Энгельс. Осужден коллегией 8.09.937 г., 1938 г. — Соловки-Норильлаг, в 1945 г. — 9-е лаготделение КИБЗ. Постановление ОСО от 2 декабря 1950 г. — ссылка. Реабилитирован 13.05.57 г. Москва, Воровского 13, справку подписал полковник юстиции Полюдский. Потом работал в Сызрани завкафедрой иностранного языка политехнического института. Умер. Его сын Вебер Альфред Александрович был сослан в г. Норильск. Работал в системе Норильского комбината. Реабилитирован. Умер в г. Куй-бышеве. Почетный геолог г. Куйбышева.

Живая история страны : старые революционеры, подпольщики дореволюционных лет, некоторым было уже за 80 лет, участ-ники всех 3-х российских революций, герои гражданской войны, сидевшие в царских тюрьмах и на каторге, большевики-ком-мунисты Джапаридзе, А. Фокин, Кириллов, Воробьев, Кожевников, Ипатьев, Кузнецов, Куликов, Рафаил и многие другие те-перь ехали по этапу строить Норильский комбинат.

У старика Джапаридзе, как у опытного старого заключённого ещё с царских лет, в складках одежды были зашиты деньги. Он достал их, в пароходном ларьке купил печенье, конфеты, консервы и угощал нас, желторотых. Собрались на угощенье. Джапа-ридзе рассказал, как он в гражданскую войну руководил взятием Дарьяльского ущелья на Кавказе, как сиживал в Тифлисской и Батумской тюрьмах в 1903-1907 годах с самим Сталиным. Теперь он пишет заявления Сталину, тот должен его помнить, но, очевидно, Ежов (а теперь Берия) не пропускают эти заявления.

Кожевников и Кириллов, участники большевистского подполья и революции Архангельщины, воевали там в гражданскую, бо-ролись с американско-английской интервенцией.

А. И. Эйсмонт, инженер-энергетик, один из авторов и участников составления плана ГОЭЛРО, лично знакомый с Лениным, рассказывал о встречах с Владимиром Ильичем.

Дорога и общая беда располагали к откровению, понемногу разговорились, каждый рассказал о себе.

На фоне всех этих рассказов и вида тысяч заключённых Соловецкой тюрьмы, размещённых в трюме, яснее становилась наша участь политзаключенных. Я осознал, что положение наше куда хуже, чем было у дореволюционных царских каторжан. Те пользовались симпатией и любовью народа, про них в народе даже сочиняли песни. А у нас статья 58, и назвали нас врагами народа, мы сидели в специальных тюрьмах, носили особую тюремная одежду-униформу, к нам применялись специальные ин-струкции по содержанию, нормам выработки и питания. Пресса, радио, кино клеймили нас с утра до вечера, обвиняя во всех неудачах. А дальше ?… Следствие по заранее разработанному сценарию, суд в четыре минуты только для того, чтобы ты рас-писался в приговоре, никаких обжалований приговора. И статья, которая распространялась на всех членов семьи.

Каждый свою судьбу трактовал по-разному, но все приходили к одному выводу : в партии что-то случилось. Мнений было мно-го. Одни относили это к Сталину, другие — на счёт предателей-работников НКВД, пробравшихся в руководство и творящих свое чёрное дело. Помянули и меньшевика Вышинского, как человека, вводившего Сталина в заблуждение.

Оставалось решить, что делать в нашем положении. Пришли к единому мнению : при таком количество политзаключенных продолжаться это долго не может. Всё должно скоро проясниться, и всё беззаконие должно закончиться. Надо работать в лаге-ре, хоть какая-то польза останется от нас, это всё же лучше, чем перепреть и сгнить в тюрьме. Надо писать обо всём, может быть, со временем, когда-нибудь поднимут архивы и правдиво во всём разберутся ...

Все были поглощены одной думой : полагали, что на строительстве комбината каким-то образом изменятся наше положение и отношение к нам, как политзаключенным. В дороге я впервые услышал имя А. П. Завенягина. О нём много рассказывали Эйс-монт, Потапов, Касаткин, Грамп, Зильберштейн, другие москвичи, ленинградцы, а уральцы Суворов, Березкин, Ильин, Востри-ков, Воробьёв рассказали о его работе в Магнитогорске. Рассказывали, что Завенягин работал под руководством Серго Орджо-никидзе и в 1936 году чуть было сам не попал под репрессии.

Вскоре, через очень непродолжительное время, мне самому пришлось многократно встречаться и видеться с Авраамием Пав-ловичем, беседовать с ним и даже обратиться к его помощи и покровительству. Он крепко помог мне с отправкой моих заявле-ний в Политбюро ЦК на имя Сталина и в другие высшие органы государства с описанием моего ареста, хода следствия и суда ...

ПОДСАДНОЙ

На третий или четвёртый день пути, в районе Печёрской губы, подошёл ко мне Лёша Таршинов. Мы  с ним познакомились на Соловках во время рабочего режима, находились с ним в одной камере. Лёша поведал о себе, что он из Курска, окончил совет-скую школу, работал в Курске на преподавательской работе в вузах, преподавая политическую экономию и советскую эконом-политику. Лёша, после как бы предварительной подготовки меня к доверительному разговору, начал с того, что собирается посвятить меня в свои и еще нескольких человек тайны : он предложил мне принять личное участие в этих тайных делах, а также привлечь всех, кто пойдёт со мной. Понизив голос до змеиного шипения, он начал рассказывать мне, что у него и у ещё нескольких человек созрел план, сняв охрану, завладеть судном и направить его за границу в Англию. Он говорил, что мы яко-бы находимся недалеко от нейтральных вод. Нужно было снять конвой, завладеть судном, а команду парохода заставить на-править его в нейтральные воды в зону границы, затем в Англию и там сдаться на милость английским властям.
 
Я спокойно выслушал его. Мне показалось, что какая-то склизкая гадюка прикоснулась ко мне. Я прикинул в голове всё. Мысль сработала молниеносно. Пришёл к выводу, что это провокатор или враг, но по крайней мере не мой доброжелатель, а скорее подлец и мерзавец.

Тут же ответил, что не согласен с его планом, осуждаю его и никакого участия в нём принять не могу. Но Леша продолжал на-стаивать на своём, и основным его аргументом было то, что с ним, со мной и многими из нас поступили несправедливо. Я мо-ментально обрезал его, ответив, что в конце концов я отбуду этот навязанный мне ни за что, ни про что срок, и, если останусь в живых, выйду на свободу. Буду дома. На Родине. А не на чужбине. На что он меня подстрекает ? Стал его разубеждать. В Англии или ещё в какой-нибудь капиталистической стране мы, хотя и зэки, с нашими биографиями всё равно останемся ком-мунистами. Наша участь за границей будет незавидной. От нас там даже в лучшем случае будут требовать если не сотрудни-чества, то каких-нибудь показаний, заявлений, и в перспективе мы всё равно окажемся на одних задворках с бывшими про-тивниками.

Отказавшись участвовать в его плане, я сказал, что этот разговор останется между нами, но как только замечу, что он и его друзья действительно станут пытаться осуществить планы по захвату корабля, я стану этому противодействовать. Во всяком случае, часть моих верных друзей будет знать о его плане и, если со мной что-нибудь случиться, найдутся люди, которые смо-гут помешать осуществлению этих планов.

И больше ни на судне, ни в Норильске при встречах мы не возвращались к этому разговору.

Признаться, в пути на судне, почти до Карских ворот, я продолжал посматривать в Лёшину сторону. В конечном итоге по его поведению я убедился, что это была обычная провокация или прощупывание им меня (а, может быть, ещё кого-нибудь), как работником НКВД, подсаженным в среду этапируемых для наблюдения и проведения всевозможных провокаций — этим особенно отличались энкавэдисты тех лет, когда во главе ведомства стояли Ягода, Ежов и Берия.

Как я и думал, Лёша оказался подсадным : по прибытии в Норильский ИТЛ, в отличие от многих других, он тут же был при-строен на конторскую работу учётчиком или, иначе говоря, — нормировщиком.
 
Следующая встреча с ним как бы случайно произошла уже в норильском лагере, в зоне около 19 барака, где размещалась кон-тора лагподразделения. Лёша стоял рядом с молодой девушкой, одётой в шинель и кубанку со значком, свидетельствовавшим об окончании ею вуза. Было очевидно, что она прибыла в Норильский ИТЛ по вольному найму или разнарядке после оконча-ния вуза. Они стояли и разговаривали. Я подошёл к ним. Он отвел её в сторону, они пошептались, потом подошли ко мне. Лёша представил мне девушку. В. И. Грязнева**, окончила Курский мединститут, его ученица по курсу политической экономии. Ко-гда же она отошла от нас, он сказал мне, что это дочь бывшего курского земского чиновника или начальника. У меня с собой были наброски заявления в Политбюро ЦК на имя Сталина. Я ознакомил его с текстом заявления. Он стал меня отговаривать отправлять заявление, убеждал очень горячо и настойчиво, пожалуй, еще настойчивей, чем когда-то уговаривал меня захва-тить судно. Говорил, что мои заявления вряд ли что изменят к лучшему, скорее наоборот, может быть, отношение ко мне ухудшится. Заявление я всё же послал, и мои случайные встречи с Лёшей прекратились.

А вскоре, весной 1940 года, я увидел его в зоне, а потом за зоной лагподразделения в форме работника НКВД, в шапке, кубан-ке, со значком и знаками отличия. После этой встречи с ним, которая оказалась очень сухой, с едва заметным поклоном с его сторону в мою сторону, без единого слова, как бы намека, что знай, мол, наших, больше я его не встречал. Но другие мои това-рищи встречались с ним, видели его издалека и позднее, в 1942 году, но держал он себя сухо и надменно и уже не признавал своих прежних товарищей, с которыми был на Соловках, в этапе, и в первые недели в Норильском ИТЛ, в его 2-й зоне лагпод-разделения ...

СЕВЕРНЫЙ ЛЕДОВИТЫЙ ОКЕАН

В Баренцевом море попали в сильнейший шторм. Наш пароход, да и нас тоже, потрепало изрядно. Во время шторма мы все ле-жали, не поднимая головы. Судно так поднимало и опускало при килевой качке, что иногда казалось, что стоишь на ногах, а иногда на голове, не говоря уж о страшных кренах бортовой качки. Многих рвало, рвало до крови. Несколько человек умерло от  морской болезни. Хоронили их прямо в море.
 

Шторм в Баренцевом море

В Карском море, после утихшего шторма, когда из трюмов разрешили выходить на палубу, мы увидели, что многих грузов на борту уже не было. Волны шторма смыли их в океан. Палуба была почти пустой. Покалечены были и все прочие палубные надстройки. Наш пароход стоял в открытом море и ремонтировался — залечивал раны, нанесённые штормом. На небольшом расстоянии от нас стоял ледокол "Ленин", выручивший наш пароход и нас, его пассажиров, от смертельных лап 12-бального шторма, готовый сопровождать нас через Карские ворота. Шли разговоры, что у "С. М. Буденного" были повреждены греб-ные винты и нанесены еще коё-какие повреждения. Очень вовремя подоспел на выручку этот ледокол, тогдашний флагман флота во льдах Северного Ледовитого океана и его морей.

На палубу в пути следования и на стоянках по очереди выпускали для оправки. Наверху долго задерживаться не разрешали. Я непрерывно занимал очередь за очередью и раз за разом выходил на палубу, чтобы подышать свежим воздухом и посмотреть на бескрайние просторы и красоту Ледовитого океана.

Светло было круглосуточно. Солнце все время стояло в зените над нашим судном. С палубы парохода открывалась картина морского простора, с айсбергами ледяных островов и льдин с белыми медведями, тюленями и моржами. Беспрестанный плеск и гул воды, чайки, плывущие за пароходом, оставили в моей памяти неизгладимые впечатления. Чем дальше и дальше мы плыли, тем бледнее и скуднее становилась растительность. Хоть мы плыли и далеко от побережья, но, тем не менее, всё рав-но было видно ...

Стоял полярный день. Солнце светило круглосуточно. Вид устья Енисея мало чем отличался от морского пейзажа. Наконец, устье стало становится всё уже и уже, начали виднеться пустынные берега и бледная карликовая тундровая растительность, но вплоть до Дудинки и даже на подходах к самой Дудинке берега Енисея были безлюдны …

Затем показался Усть-Портовский рыбзавод, с его постройками, рыболовецкими суденышками, катерами. Вот и Дудинка, во-рота Норильска.

___________________________________________________________

** Вот что о В. И. Грязневой, дочери дореволюционного чиновника, написала другая известная узница Норильлага : "Наш начальник Вера Ивановна Грязнева. Как женщину – мать семейства – я узнала Веру Ивановну лишь почти десять лет спустя, а в те времена, в 1944 году, она была, прежде всего, нашим начальником... Честь и слава Вере Ивановне – начальнику, не утратившему человеческих чувств, человеку, который и в нас видел людей ! Очень высокого роста, стройная, кра-сивая, она с первого взгляда производила благоприятное впечатление. При более близком знакомстве открывались все новые и новые достоинства этой удиви-тельной женщины. Она, казалось, «как дух Божий», витает над нами и так же всеведуща и вездесуща, как он. Скажем, «всеведения» можно добиться, используя взаимную слежку и наушничество, очень развитые среди заключенных; «вездесущесть» – это уже иное дело." (Е.Керсновская "Сколько стоит человек")

На предыдущую страницу    На следующую страницу

Не публиковавшиеся ранее мемуары И.С.Сибиряка (Поздяева) и фотографии предоставлены
для опубликования на сайте "Зубова Поляна" сыном автора мемуаров, @Н.И.Сибиряком.
Название дано автором сайта. При публикации проведено незначительное редактирование.