Каждый камень помнит сапог Ивана Панкратова. Нет улицы, где бы он не пролил крови. Старый плетень не раз падал под ударами Льва Ждакаева, когда тот «утикал» от милиции. А вот в этом закутке между хлевом и баней Пашка Кеми-шев отстреливался от целого кавалерийского отряда, пока его не забросали гранатами. Зачерпнешь пригоршню земли и, быть может, найдешь пули, дробину или осколок картечи. Немало тут оружия припрятали Федор Ждакаев и Сашка Бой-нов перед тем, как скрыться в Сибирь. Но и оттуда они возвращались в Салазгорь. Вон там, возле старых гумен, Федор Ждакаев положил своего смертельно раненого брата, которого подстрелили при ограблении Виндреевского лесничества. А тут проживал Василий Бегаев. Он вместе с сыном Петром принимал участие в знаменитом ограблении Слаимского кооператива. У него дома часто бывал председатель сельского совета Алексей Ативанов, расстрелянный потом за связь с бандитами. Да, эта земля помнит многое. Тут грабили священников, убивали женщин, жгли дома. Тот самый Иван Пан-кратов пускал под откос поезда, а потом на подводах вез награбленное в родное село. Наверное, оно покажется вам бандитским гнездом. Это село Салазгорь, а недалеко от него — Дракино. Для знающих людей этим сказано все. Фамилии Панкратов, Ждакаев, Кемишев для жителей здешних мест означают многое, тогда как для других — совершенно ничего.

Салазгорь — прародина мордовского бандитизма. Дунет ли ветер с поля посильнее, падет ли густой туман на овраги, са-лазгорьские старики спешат тушить свет. 70 лет назад Иван Панкратов и Лев Ждакаев палили в окна, где горели лампы. Панкратов, Ждакаев, Коняшкин, Кемишев, Алямкин, Чекашкин, Лафуткин, Кулдышев... Даже, если о каждом из них рассказать немного, получится целая повесть. Для этого рассказа мы выбрали тех, чья жизнь и смерть до сих пор вол-нуют сердца и души салазгорьских жителей.

Чтобы наперед избавиться от неизбежных описаний Салазгори, или как ее тут называют — Салазгорги, ограничимся краткой зарисовкой этого села. Оно расположено, как вы уже догадались, в трех верстах от железной дороги и в пяти — от Торбеева. (В прошлые века и до конца 1920-х годов село входило в состав большого Спасского уезда Тамбовской губернии, потом, когда начались административно-территориальные реформы, — в Беднодемьяновский уезд Пензенской губернии, ещё позже вошло в Торбеевский район Мордовии).

Ближний лес вырубили еще в прошлом веке. Первое впечатление о селе — много грязи, второе — много грязи, третье — через частые лужи перекинуты бревна, а вокруг них тоже грязь. Многочисленные утки роются в угле. С начала века им топят салазгорьские избы. Высокая церковь среди них похожа на белого лебедя, случайно залетевшего в стаю диких и грубых гусей.

...Семь лет продолжались в Салазгорьской волости грабежи, убийства, поджоги и похищения людей. Ни один из отрядов милиции, посланных в командировку за бандитской шайкой, не смог справиться с заданием. Нападения следовали одно великолепнее другого, и население давно потеряло веру в новую власть. Агенты, засланные к бандитам, быстро разо-блачались и вешались на деревьях вблизи местечка, известного под красивым названием Салазгорьская Дача. Состоя-щий из кавалеристов, сражавшихся с Врангелем, отряд отступил перед бандитами — ветеранами первой мировой войны. На месте боя милиционеры оставили сабли, винтовки и раненых. Пензенская губерния давно не знала подобных жесто-костей. Название Салазгорьская Дача стало нарицательным. Власти решили действовать через самих салазгорьцев. Село было родиной многих бандитов, прятавшихся в отдаленных лесах. Посланный туда сотрудник милиции Иван Проходцев уже имел опыт борьбы с бандитами. Его прибытие имело печальный результат. Никто в селе не стал говорить о своих со-седях. Люди разговаривали по-мокшански, а переводчик не мог понять здешнего наречия. Наконец милиционер под ду-лом пистолета вынудил какую-то старуху показать дом Льва Ждакаева. Он даже чуть не спустил курок. Конечно, в доме милиционер не нашел бандита. Напрасно он лазил на чердак и проверял подполье. Его сопровождали товарищи. Когда они вернулись к ожидавшему их конному отряду, ужасное зрелище поджидало их. Старуха, показавшая дом Льва Жда-каева, уже висела мертвой на суку, а вокруг стояли сельчане. Бандиты быстро и безжалостно расправлялись с теми, кто сотрудничал с милицией. Напрасно милиционеры кричали и махали наганами под усами салазгорьских крестьян. Никто не вымолвил и слова. Понятно, что в таких условиях нечего было и думать о скорой поимке бандитов. Разбойничьи нале-ты продолжались. Часто мертвые тела лежали на проезжих дорогах, и никто не решался поднять их — опасались расп-равы. Самый незначительный шаг становился известным бандитам. У них везде были свои глаза и уши. Пожары не пре-кращались в Салазгори. Их красный цвет стал привычен, как закат. Лев Ждакаев запрещал тушить подожженные его людьми дома, а жег он коммунистов, тайных агентов милиции и всех других, на кого ему показывали словами : «Он о те-бе плохо отзывался».

И люди не убирали мертвых с дорог, не тушили дома соседей и родных, не общались между собой. Так вечно продол-жаться не могло. Счастье понемногу начинало изменять бандитам. Беспокойные совещания в пещере в Салазгорьской Даче ни к чему, кроме споров, не приводили. Наконец бандиты лишились одного из самых талантливых своих предводи-телей. Иван Панкратов был лучшим другом Льва Ждакаева. Они вместе ездили в Москву, где навещали Марьину Рощу, один из центров преступного мира старой столицы. Там у них были знакомые, связи, но о них ничего не известно. Из Марьиной Рощи они привозили в Салазгорь оружие, патроны, печати, документы. Привез Иван Панкратов и пишущую машинку. На ней он печатал приказы по банде и расписки для кассиров лесничеств, которые они грабили. Иван Пан-кратов любил посмеяться над судьбой — то был обаятельный, веселый и находчивый бандит. Это он придумал, как орга-низовать столкновение поездов у станции Вихрово. Тогда вся Салазгорьская Дача вооружилась гранатами и бомбами. Когда Иван Панкратов принимал участие в налетах, он всегда оставлял письмо милиционерам : деньги взял Иван Пан-кратов. Подписывался пальцем левой ноги. Об этой его привычке, похожей на блажь, в Салазгори помнят до сих пор. Панкратов имел связи по всей России, и центральная власть требовала от губернских, а те, в свою очередь, от уездных чекистов взять Панкратова обязательно живым. «Только живым !» — внушали им. Но выходя из кабинета, чекисты ус-тало бормотали : «Только мертвым».

Осенью 23-года Иван Панкратов сидел в селе Дракино и пил вместе с товарищами самогон. Началась стрельба на улице. Это выставленные посты предупредили о милицейских отрядах. В суматохе, когда опрокинули лампу, Панкратов пере-путал лошадей и вскочил в чужое седло. Только натянув поводья, он понял свой промах. Но милицейский отряд слы-шался уже недалеко. Панкратов весил не меньше 8-7 пудов, и лошадь с трудом понесла его вон из Дракино. Пули свиста-ли, кнут хлестал лошадь, но бедное животное не могло вынести тяжести седока. «Бах-бах !» — отвечал преследовате-лям из нагана Панкратов, и лесное эхо разносило звуки выстрелов. «Эх, кабы моего коня !» — думал, наверное, Панкра-тов. Он вытащил на ходу платок и стал перевязывать рану на шее. Потом еще одна пуля попала в спину, другая, третья. Панкратов вывалился из седла, и долго лошадь волокла его по земле, камням и корням деревьев, по лесной дороге, кото-рой он долго был хозяин.

Найдя лошадь бандита, милиционеры расстреляли недвижное тело, отсекли саблями руки. Преследователи не могли удержать радости и одновременно страха. Они могли только предполагать, какая месть постигнет их со стороны Льва Ждакаева, властителя здешних мест, и как им достанется от начальства, за то, что не взяли Панкратова живым. Сабля-ми и штыками рыли осеннюю землю милиционеры, бросили в неглубокую яму мертвого бандита и закидали его палыми листьями, как потом говорили они сами в объяснительных записках — примусорили. «Собаке собачья смерть, — думали они,— и похороны, значит собачьи».

— Не верю ! — кричал Лев Ждакаев, когда ему донесли слух.

Он сам отправился на место. Панкратова выкопали ночью и тайно доставили в Салазгорь, где согнанные старухи обря-жали бандита и читали над телом акафисты, а потом его понесли в церковь, где крестили когда-то, и приволокли свя-щенника, которого заставили отпевать Панкратова. Лев Ждакаев глядел в окна и поторапливал священника толчками нагана в спину... Долгой осенней ночи хватило еще и на то, чтобы опустить гроб с Панкратовым в глубокую яму на салаз-горьском кладбище. Перед тем, как проводить друга в последний путь, Лев Ждакаев поцеловал его в лоб, вложил в хо-лодные руки заряженный наган, личный панкратовский, — все они были мордвой и в их душах жило язычество. Панкра-това похоронили, а слух о нем долго держался в уезде. Говорили, будто сам председатель Совета народных комиссаров, новый царь, Владимир Ленин, заявил : «Убийство Панкратова не решает проблемы салазгорьского бандитизма. Мы еще долго будем мучиться с ним».

Мрачен сидел Лев Ждакаев в своей пещере в Салазгорьской Даче. Он думал он мести. Одна мысль сверлила его мозг. Кто выдал присутствие бандитов в Дракино ? Пламя сальной свечи, украденной, кстати, со склада в Беднодемьяновске, освещало его красные глаза. Лев видел и свою скорую гибель. А среди бандитов между тем шло тайное движение. Сот-рудник уездной милиции Шукшин — он был секретным агентом бандитов — передал в Салазгорьскую Дачу сообщение, что Панкратова выдал Федька Новиков, старый участник многочисленных бандитских налетов. Последнее время он часто встречался с салазгорьскими коммунистами Бормусовым и Сухоруковым. Недолго пытали они своего товарища, чтобы узнать правду. Лев Ждакаев объявил, что сам выберет казнь Новикову. «Да-да, — кричали бандиты,— это самое подходящее для него», когда Лев Ждакаев сказал, что он придумал. Обезумевшего от страха доносчика поволокли в Салазгорь...

Утром, как сказано в хронике, салазгорьские крестьяне столпились у деревянного старого моста через речку на окраине села. Поднявшаяся за ночь вода спадала и открывала им страшную картину. К свае были привязаны человеческие ноги. Само туловище скрывала вода. Когда после ухода воды увидели голову, все узнали в искаженных чертах мертвого лица Федьку Новикова. Голову не сразу оторвали от сваи. Она крепилась к ней длинным гвоздем. Такова была месть за Панкратова.

Немедленно в Салазгорь прибыл многочисленный отряд конной милиции и приступил к массовым облавам на бандитов. Но тех, как обычно, и след простыл. В Салазгорьскую Дачу милиционеры проникнуть побоялись : их встретили пули бан-дитских постов, а кому-то послышалась еще и пулеметная очередь.

В волости стало тихо, дороги оживились, возобновилась торговля. Казалось, бандиты напугались своей собственной жес-токости и поутихли. Однако новые события жестоко разочаровали население. Прошел месяц со дня гибели Панкратова. Подозревая, что рано или поздно его самого ожидает такая же участь, Лев Ждакаев начал собирать сведения о движении крупных сумм денег по уезду. Он намеревался запастись золотом и уехать из Салазгори в Сибирь, на восток, поближе к китайской границе, где ее переход казался наиболее успешен.

— Малек сто пятьдесят миллиардов из Москвы привез, — сообщили Льву наводчики.

Заведующего лесопильным заводом общества «ХАЙКОВ и КЛИНОВ» Михаила Пугачева называли Малек. Почему — никто уже и не помнит. Поздним вечером бандиты, прячась в тенях, объявились у дома Малька в селе Виндрее и по-требовали открыть ворота. Никто не отвечал. Бандиты не прыгали через ворота, опасаясь выстрелов из дома. И тогда сам главарь, Лев Ждакаев, с презрением оглядев верных сообщников, перемахнул через забор и отпер ворота. Шесть бан-дитов ворвались в дом. Поднялся женский крик, детский плач. Бандиты загнали их в угол и бросились считать деньги. За день Малек уже успел выдать зарплату рабочим, и у него нашли только 33 миллиона. Разочарованные налетчики пере-рыли сундуки, но Лев остановил их : «Мы берем только советские деньги !» Ненависть главаря к советской власти была всем известна. Он потребовал у хозяев только продуктов. И в этот момент произошло одно из тех событий, которые за-ставляют вздрагивать самые окаменелые души. Отец Малька, седой, глухой старик прыгнул в окно с криком : «Караул ! Грабят !» Никто не хотел убивать, но выстрел грянул. «Дурной знак ! Видит Бог, мы не хотели убивать его, Малек !» — сказал Лев Ждакаев, вглядываясь в глаза убитого старика. Много людей поубивал Лев Ждакаев на лесных дорогах, вра-гов своих он пристреливал из-за угла или через окно дома, но эта случайная смерть дурно подействовала на его вообра-жение. Он один из всей банды носил крест, что, впрочем, не мешало ему грабить дьячков и церковных старост. На обрат-ном пути Ждакаев заметил у одного из бандитов золотые часы, взятые у Малька. Придя в ярость Лев крикнул : «Я же запретил вещи !» — и застрелил бандита, чье имя, как указывает хроника, было Козьма Болотников. Ждакаев приказал положить мертвого Козьму в сарай и поджечь. Пламя быстро охватило деревянные стены, бандиты торопились, поэтому никто не догадался закрыть дверь. Огонь занимался на одиноким сараем. Вокруг не было ни одной живой души. Козьма очнулся от жара. Пуля Ждакаева пробила его грудь. Ползком, цепляясь за траву, раненый бандит выбрался. Его подобра-ли крестьяне, и он потом рассказал милиции все-все...

Салазгорьские бандиты продолжали кружить по уезду, нападая на возвращавшихся с ярмарок крестьян, торговцев, и никто не имел сил остановить их. Иногда в Салазгорьскую Дачу попадали губернские газеты, и Лев Ждакаев читал о своей банде заметки, подписанные, как было заведено еще тогда, не фамилиями, а инициалами или псевдонимами. Из этих газет они узнал неприятные для себя новости : очаги сопротивления новой власти почти везде капитулировали. Надеяться на возвращение прежнего режима или приход немцев было невозможным.

Укрепление советской власти повлияло на доносчиков, укрывателей и сообщников салазгорьских бандитов. Они пере-ставали помогать Льву Ждакаеву. Он совершал нападения, чтобы устрашить население, утвердить свою волю. В Салаз-гори, Варжеляе, Виндрее, Савве крик «Лев Ждакаев пришел !» производил панику. На протяжении почти семи лет власти Льва Ждакаева жители сел и деревень часто ложились спать не разуваясь и не раздеваясь. Каждую минуту они ждали к себе Льва. Чтобы не сгореть заживо — такое случалось,— крестьяне ночевали в каменных сараях и погребах. Днем в Салазгори было пустынно, вечерами — темно и ужасно !

Новые сведения о Льве Ждакаеве всегда сопровождались перечислением имен убитых милиционеров, крестьян и сель-ских лавочников. Бандитский отряд однажды ворвался в центр уезда — город Беднодемьяновск — и ограбил склады. Бандитов искали в торбеевских лесах, а они оказались под самым носом милиции. Потом Лев Ждакаев совершил не-сколько рейдов по тем местам, где спустя время выросли лагеря для осужденных преступников. Молочницкий, Леплей-ский кордоны подверглись нападению ждакаевцев трижды. Бандиты грабили кассы лесничеств, бывших тогда самыми прибыльными организациями. Ждакаевцы разъезжали на тарантасах, запряженных тройками. Особые приемы использо-вал Лев из Салазгори, чтобы избежать погони. Единственной преградой, которую трудно было преодолеть, была тогда вода. В специальных местах — у самых глубоких излучин Вада и его притоков — бандиты держали жерди и снопы сена. Когда за ждакаевцами летела погоня, они бросали на воду жерди, на жерди — соломенные снопы, быстро перемахивали на другой берег, а легкая и хрупкая переправа рассыпалась и уносилась течением. Этот разбойничий прием вызывал не-вольное восхищение у многих чекистов, прибывших на поимку Льва Ждакаева из Москвы. Они часто упоминали хит-рости ждакаевцев в своих донесениях. Позже милиция начнет сжигать все сено вокруг рек, чтобы отрезать пути отступ-ления Льву Ждакаеву. Население начинало роптать. События угрожали мятежом.

Кольцо облав вокруг салазгорьской банды сжималось. Из-за своей многочисленности ждакаевцы были заметны и часто проявляли себя. Новый удар, самый сильный после гибели Панкратова, обрушился на бандитский отряд. Это было самое удачное ограбление за последнее время. По сообщению личного осведомителя Льва, Ивана Бегаева, в кооперативе села Слаим скопились большие деньги. Шел март. Подъезжая к селу на санях, ждакаевцы перерезали телефонные провода, чтобы прервать телефонную связь с уездом. Дверь бандитам открыл председатель кооператива Григорий Михеев. Удары по голове прикладом все ему объяснили. Сразу несколько выстрелов наугад произвели бандиты внутрь комнат, и броси-лись осматривать имущество. Множество серебряных вилок, ножей, ложек и триста золотых царских рублей быстро перекочевали в их карманы. Но кооперативных денег не было. Вести бандитов на дом к казначею председатель от-казался. Четыре обреза с четырех сторон уперлись в его грудь. Жена Михеева, прятавшаяся за печкой, бросилась на ко-лени перед Львом Ждакаевым, умоляя и называя его по имени-отчеству, которое было хорошо известно напуганному населению.

— Леонтий Алексеевич, сжальтесь, не делайте детей сиротами !

Председатель кооператива повел отряд. Когда до квартиры казначея оставалось десять шагов, там зажегся свет и раздал-ся испуганный крик : «Дети, вставайте, пришли грабить !» И тогда Лев Ждакаев, разъяренный поднятым шумом, пер-вым из бандитов открыл стрельбу по дому. К ней присоединились пять обрезов. Потом обстрел избы казначея продол-жался залпами. И никто из всего села не пришел на помощь, ни в одном окошке не затеплился свет.

Залпы продолжались. Бандиты обошли дом, перелезли через забор, закололи собак и разбили раму. Но казначей не сда-вался. В доме слышалась возня, подпирали чем-то двери. Бандиты, прорвавшись через окна, попали в нежилое помеще-ние, а путь в жилое преграждала закрытая дверь. «Уйдем, Лев, уйдем !» — кричали бандиты, опасаясь появления мили-цейских отрядов. Распаленный боем, Лев Ждакаев не желал упускать добычу. Он приказал поднять бревно и, как тара-ном, пробивать двери. Дом затрясся. Одновременно с двух сторон, через крыльцо и окна, бандиты ворвались в комнаты. Два неостывших трупа встретили их. За печкой, сбившись в кучу, выли женщины и дети. Казначей Максим Данилин бросил винтовку и поднял вверх руки. Времени было мало. Лев Ждакаев велел выкладывать мешок с деньгами. Но казначей стал кивать на председателя, а тот — на казначея. Тогда Лев Ждакаев без слов пальнул в сторону печки, и ме-шок с деньгами кооператива быстро нашелся. Сани уже ждали, кони перебирали ногами, предчувствуя быструю езду, и фыркали. Рассвет близился, и Льву Ждакаеву оставалось решить вопрос : оставлять живых свидетелей или нет ? Про-медление оказалось роковым. Опрокинув лампу, казначей прыгнул в окно и побежал под выстрелами. С приготовлен-ных саней раздался свист — приближалась милиция. Ждакаевцы покинули село и разделились на группы.

Полозья оставляют на снегу четкие следы, и усиленный отряд конной милиции быстро настиг Якова Кирдяшова и Ивана Лафуткина — сподвижников Льва. Их окружили на кордоне, где они отсыпались после ночного нападения. Бандитов немедленно судили в Беднодемьяновске, и в тот же день приговор исполнили. Мертвые тела положили на обозрение, чтобы каждый гражданин мог — впервые — видеть мертвых салазгорьских бандитов, о которых так много говорили. Власти демонстрировали свои силы и способности справиться с Салазгорьской Дачей.

Лев Ждакаев объявил террор. Убивали всех, кто помогал советской власти или сообщал самые незначительные сведе-ния о салазгорьской банде. Лев намеревался потрясти жестокостью всю губернию. Летом 26-го года в Салазгори были расстреляны за связь с милицией Павел Лошкарев, его жена, сестра его жены и, ночевавшая в их доме, Марфа Игонина. Их поставили в ряд у печки и расстреливали в упор из обрезов, а они закрывали глаза руками от пуль. «Мы не винова-ты!» — кричали они, падая друг на друга и слыша в ответ треск и шум затворов. Потом Лев велел насыпать пороху и поджечь дом. Бандиты ушли не оглядываясь, срывая на ходу вишни и сливы в салазгорьских садах.

Жена Лошкарева не умерла. Ее закрыла своим телом сестра. Выбравшись из под трупов, женщина бросилась к председа-телю сельского совета Алексею Ативанову просить о телефонном звонке в торбеевскую милицию. Он отвечал, что уже сообщил. Раздался стук копыт. Скачут ! Милиция ! Каков же был ужас женщины, когда во всаднике она узнала Льва Ждакаева. Он дружески поздоровался с Ативановым, и Лошкарева поняла все. Она равнодушно подставила голову под выстрел. События этой июльской ночи надолго отвадили салазгорьских крестьян даже близко стоять с милиционерами.

Конный отряд в сто сабель прискакал в Салазгорь только в полдень следующего дня и застал остывшие руины на Пес-чанке (так называлась одна из улиц), неубранные мертвые тела и полное безлюдье. Ограбления и убийства продол-жались, ужас объял весь уезд и грозил распространиться на губернию. Одни Льва Ждакаева проклинали, иные говорили : "Приди другая власть, он будет во славе". Чтобы хоть чем-то оградить население от бандитов, чекисты разместили в Са-лазгори большой отряд милиции, усиленный пулеметами. Но это ничего не дало. Жертвами бандитов становились другие села. А потом, почти на глазах милиции, Лев Ждакаев поджег сельский совет и ускакал в ночь. И тогда с железной доро-ги в Салазгорь доставили три артиллерийских орудия для обстрела Салазгорьской Дачи. Болота и непролазная грязь по-мешали осуществить замысел. Лев Ждакаев продолжал тайно навещать Салазгорь. Здесь у него оставались мать, жена Анна и четверо сыновей. Рядом с ним жил отец убитого Ивана Панкратова. Все знали, где живет семья Льва Ждакаева, но никто не решался показать милиционерам даже улицу. А проживало в Салазгори семь тысяч человек. Один Козьма Болотников, желавший отомстить главарю за случай у Малька, решился назвать улицу, только улицу.

— Тащиловка она называется, а больше не спрашивайте меня, — сказал он начальнику волостной милиции Ивану Мо-розову.

Анна Ждакаева боялась своего мужа. Она видела, как из смелого, умного, сильного, красивого он превращался в злого, безжалостного и даже свирепого. Однажды, она не выдержав, сказала ему : «У нас сосед через три дома своей лошади но-ги спутывает не веревкой, а цепью железной, и на замок закрывает. Вот до чего ты людей довел !» Лев Ждакаев нашел эту лошадь с цепью и, разорвав ее, принес звенья хозяину. «Смотри, — крикнул он, — для нас нет цепей ! Не надо бояться Льва Ждакаева. Мы не трогаем и не обижаем простых крестьян».

Но все чаще задумывался Лев Ждакаев о своем будущем и не видел ничего в нем, кроме гибели от пули или от сабли. Отряд его таял, все меньше пополнения приходило Салазгорьскую Дачу. И, наверное, однажды он произнес в своей пеще-ре перед бандитами такую речь :

— Я был солдатом царской армии, но ненавидел ее. Я был в германском плену. Я бежал оттуда. Я бежал и от советской власти. Я всегда беглец, как и вы. Мы вволю погуляли, но теперь не наше время. У нас еще остались документы и пе-чати Ивана Панкратова. Мы скроемся в Сибири и перейдем по подложным документам китайскую границу. Я знаю, ми-лиция не будет препятствовать нам уйти отсюда. Она только рада избавиться от Льва Ждакаева.

И скоро по волости прошел слух, что главные бандиты Федор Ждакаев, Павел Кемишев, Сашка Бойнов уехали в Сибирь, а с ними и сам Лев. Разбои в уезде прекратились, люди повеселели, милиция отдыхала. Между тем Лев Ждакаев прятал-ся в Дракино. Он выслеживал Козьму Болотникова, который почти не расставался с тайными агентами милиции Ильей Сермавкиным и Петром Колядиным. Они тесно сотрудничали с начальниками торбеевской волостной милиции, получа-ли оружие и деньги. Со всеми тремя расправился Ждакаев один. Но село Дракино, как и для Ивана Панкратова, стало для Льва Ждакаева роковым. Шесть человек повисло на руках одинокого бандита, когда он отдыхал в сарае своего ста-рого сообщника, еще хранившего верность Салазгорьской Даче. И всех шестерых Лев стряхнул плечами. Он схватился за обрез — последовала осечка. Таких осечек было пять. В документах, которые описывают это великое событие, написано и подчеркнуто — таких осечек было пять.

Дальше документы умалчивают о судьбе Салазгорьского Льва. То, что происходило после ареста, нам известно со слов родной племянницы Льва Ждакаева — Анны Уткиной, чей отец был родным братом знаменитого разбойника. Он был даже вынужден сменить потом фамилию на другую.

Знаменитого бандита судили в Беднодемьяновске и отвезли в Чуфаровский монастырь недалеко от Саранска. Его жена Анна также была арестована и находилась в Чуфарове. Она смотрела через узкое монастырское оконце во двор, когда ее мужа повели. Он шел в окружении штыков. Заключение ничуть не отразилось на его могучей фигуре. Его зрачки бегали по стенам, как мыши. Вот их глаза встретились.

— Прощай, Анна, больше не увидимся ! — крикнул он. И она поняла, куда его повели. Эти последние слова она потом много раз пересказывала в Салазгори своей семье. И всегда родственники вздрагивали. «ПРОЩАЙ, АННА, БОЛЬШЕ НЕ УВИДИМСЯ !»

Специально из Салазгори привезли крестьян, чтобы они удостоверились в казни их притеснителя, угнетателя, бандита Льва Ждакаева. Им показали яму, заполненную полугниющими трупами, над ними вились птицы. Тогда, в первые годы советской власти, все делалось просто, грубо и без церемоний. Салазгорьцы видели, как Льва Ждакаева поставили на край ямы, слышали залп... В яме среди множества рук, ног и голов они быстро распознали черную гриву и бычью шею Льва. На его открытой груди еще таял снег.

Анна Ждакаева ожидала приговора, но её отпустили — у нее обнаружилась беременность. В ней жил пятый ребенок Льва Ждакаева. Она вернулась в Салазгорь. Новые события, страшнее прежних, потрясли ее. В дом явились гвардейцы — так в Салазгори называли милицию. Лица милиционеров были бледны, они ходили под дворам по двое, по трое. На-верное, ищут сообщников Льва Ждакаева ?

На допросе Анна узнала ужасную причину их появления. Они искали мертвого среди живых !

Переполненную яму после расстрела закидали землей.

На следующее утро тюремные работники заметили в земле дыры. Сквозь них вполне мог пройти человек. Страшное по-дозрение закралось в их головы. Вдруг кто-то из расстрелянных выжил и бежал из общей могилы ? Яму разрыли : отсут-ствовало только одно тело — Льва Ждакаева.

Это было в ноябре 1927-го года. Его искали, но не нашли.

Сто семей из числа родственников, знакомых и соседей Льва Ждакаева насильно вывезли из села, чтобы вырвать все его корни в Салазгори...