Жизнь Елизаветы Ивановны Серминой разделена надвое : до войны — часть одна, сегодняшняя — часть другая. Как удивительно они похожи ! Те же страдания, тот же самый непосильный, не по годам, труд и — одиночество на склоне лет. В 13 лет она оставила школу : семье нужна была работница, а не ученица. С тех пор путь к знаниям не пересекался с её трудовой стезей. Заработав 37 лет стажа, Ели-завета Ивановна ушла на заслуженный отдых. Так к медали «За доблестный труд в 1941-1945 гг.» прибавилась обыкновенная пенсионная книжица, гарантирующая пособие пожизненно. Несмотря на то, что никогда сиднем не сидела, а шла туда, где требовались ее руки и сила, — а она по молодости была — власть посчитала, что хватит старушке и минимального размера пенсии. Трудодень ведь на рубль не переложишь, а посему справка о зарплате являла собой чудовищный документ.
Фото из газеты
Низкая оплата — удел колхозников. Тех, кто пахал, растил хлеб, кормил страну, содержал свою семью на гроши. Исправить свою вину перед сельчанами частично удалось, и вместо 35 рублей пенсию увеличили до 600, 900... рублей. Не будем говорить о справедливом подходе к решению проблемы, напомним только, что за те военные годы доплатили-таки. Ставка выросла до 1003 рублей. Елизавета Ивановна никак в толк не возьмет, почему другие при меньшем стаже получают больше. Объясняю, мол, вот в чём, вот в чём дело, а она, простая душа, опять то ли спрашивает, то ли извиняется : «Я же не виновата, не сама себе начисляла «палочки».
Горечь по этой самой причине отравляет сегодня жизнь Серминой. И в старости ей приходится думать самой о себе ; заботиться о дровах и еде, одежде и лекарствах : что она может позволить на эту пенсию ? Дрова — уже давно роскошь. В Чуфарове, где сегодня осталось шесть жителей, много нежилых домов. Почитай, каждый второй. Один из них — поместье родителей Елизаветы Ивановны. Из всего приданого остались только старые ветлы. Постройка еще раньше на топливо сгодилась, теперь вот «воюет» с деревьями. Свой дом на изрядном расстоянии, но тихим сапом успевает сделать несколько ходок. Пилить одной не с руки, колоть легче. Отдыхает часто, а как сядет, так мысли покоя не дают. Дети разъехались, в деревне помочь некому — все оставшиеся такие же немощные, как она.
Стала замечать Елизавета Ивановна, что о прошлом вспоминается уже без той острой боли, что вначале в душе поселилась. И на детей не в обиде, и на власть. Свыклась с житьем-бытьем, осталась лишь та самая горчинка — пенсия.
— И то, — говорит она, — хоть какие-то деньги в руках. Еще и внукам на гостинцы выделяю. А в одежке этой прохожу. Не красная девка, перетерплю. Дочка, может, Путину написать, глядишь, и прибавит за медаль ?
Снова объясняю, что это уже свершившийся факт, а медаль на другие льготы и надбавки не тянет.
— Ну что ж, — заключает Елизавета Ивановна, — не я одна горе мыкаю. Живу, и слава Богу. Телевизор давно сломался, так и не скопила деньжат на покупку. Радио тоже не работает. Свет ? Есть. Духовные книги можно читать. Когда и прервусь — повоплю. Полегчает старухе.
Хозяин у Елизаветы Ивановны ловкий был — мастер на все руки, да рано умер. Старческий период её и пришелся на это время. Тягостно, но не поднять мужа и не опереться. О здоровье своем говорит кратко : «Поизносилась».
Последнее время Елизавета Ивановна санитаркой работала в медпункте, кое-чему научилась у врача. С недугами борется сама, — где медика сыщешь ? — народными способами. И другим иногда подскажет. Платили и здесь мизер, но для женских плеч не так тягостно было выполнение простейших обязанностей.
Сгодились на старости навыки. Теперь без Елизаветы Ивановны ни одни похороны не обходятся. Зовут — идет, отказа не знает. Обмоет, молебен отслужит и в последний путь проводит.
Кладбище находится в Чуфарове. Одно на все близлежащие деревеньки. Покоятся одни старики на нем, молодых уж сколь годов нет ни в одной семье.
И эти шестеро жителей после кончины закроют за собой последнюю страницу в истории Чуфарова. Пока живы, жива будет и деревня, которая нынче похожа на местность после бомбежки : все серое, ветхое, разрушенное, кособокое. Выстояли только люди, до конца сохранившие чувство любви к родной земле. Чувство, которое питает их корни, заставляет возделывать землю, ждать наступления нового дня.
— Все «там» будем, — говорит, прощаясь Елизавета Ивановна, — а наше Чуфарово — предсмертная станция. Ждем отправления.
Как ни печально, но в обратный поезд чуфаровцам уже не пересесть.
Л.
Ширикова.
Напечатано :
районная газета "Время и жизнь":
"Уже кончается дорога, дальше
нечего терять",
11 декабря 2004 г.
