А. Баргов "Эрзянь озкс" – "Эрзянский молян", 2001 г.

"В большие праздники наряженная мордва составляла обширные, довольно замысловатые хороводы, оглашая окрестность звуками доморощённых инструментов". В. Ауновский, 1862 г.

ТАНЦЕВАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА МОРДВЫ

Заимствуя некоторые характерные особенности национальной пластики сосед-них народов, мордовский народ тем не менее оставался верен своим строгим ма-нерам : сдержанная, твёрдая, определенная поступь в танце; положение рук, при-нимающих три или четыре статичных движения; положение головы — гордо поднятая; осанка прямой спины. Если, к примеру,  в русском танце есть присяд-ка, любой притоп идет с наклоном корпуса, то в мордовском наоборот — суще-ствует лишь полуприсядка и прямой корпус.

Скромность девушки не в склоненной голове и застенчиво опущенных глазах, как в русском танце, а во внутренней собранности. Она смотрит прямо, взгляд ее строг, ни тени жеманства, либо пустого кокетства, при этом девушка не заигры-вает с юношей, а демонстрирует свою уверенность и твердость. Черты характера мордвы — бескомпромиссность, доходящая до щепетильности, настойчивость и упорство — передаются в национальном танце : ничего лишнего, все графично, четко и определенно. Юноша не ведет девушку в танце за руку, как в русском, а наоборот, сопровождает ее рядом. Два гордых, два достойных один другого. Мордовский танец наивен и прост, но этим-то по-своему красив.

Этнографы, изучавшие мордовский народ в прошлые века, также, как и совре-менные учёные, свидельствуют, что он с древнейших времен с помощью танца пластически выражал многообразие чувств (радость, мольбу, страх, скорбь, гнев, нежность, торжество и веселье). Все это, как и желание подражать природе, по-вадкам животных и птиц, передавать движения в работе земледельцев, охотни-ков, сборщиков плодов и трав, формировало своеобразную «копилку» танцеваль-ных элементов, порождаемых самой жизнью. Эти элементы, в свою очередь, развивая пластику тела и углубляя человеческую мысль о ней, складывались в определенную лексику танцевальных движений национального традиционного танца. Лексика служила и своеобразной пластической летописью, и формой пе-редачи родовых традиций, и средством познания мира, и способом выявления разнообразных дарований.
 

ее сохранить жизнь прибавляя молитву Нишке-пазу, чтобы он прислал к ним женихов. Мужчины не имели права присутствовать при этой церемонии. Если бы какой-нибудь смельчак осмелился проникнуть в это время в кружок девушек, они бы имели право схватить его, трепать и щекотать, пока он не откупится десятком свежих яиц».

Только дудник мог ходить с девушками, если они приглашали его играть на не-хитром мордовском инструменте. Маленьким девочкам предоставлялось право нести березу (килей), украшенную полотенцами и каркс-чамаксом (передник без нагрудника). Под вечер девушки идут на ближайшую речку, ручей, ключ или к колодцу с песнями. Поставив деревце на берегу, выстраиваются вокруг него, кла-няются ему трижды до земли. После поклонения божеству березы водят круго-вой хоровод с песнями, похожими на русские. В завершение праздника девушки начинали «кумиться». Для этого делали большие венки из березовых ветвей и целовались через них. Покумившись, девушки с громкими песнями возвращались в деревню.

ми вниз. Этот круговой хоровод постепенно перерастает в веселый, живой, за-дорный перепляс где участницы праздника соревнуются в манере исполнения танцевальных движений, также в пластике, в позировках и ракурсах, харак-терных для данного танца. По окончании веселья девушки кланяются божеству березы, снимают с головы венки и бросают их в воду. При этом замечают : чей венок поплывет, та девушка скоро выйдет замуж, а если потонет, то, возможно, скоро умрет.

Мистические представления мордовского народа, вера в магические предсказа-ния судьбы были известны как в древности, так и в настоящее время. Примером прорицательной мистики у мордвы являются хороводы-гадания.

Следовательно, танцевальные движения хороводов-гаданий, исполняемые де-вушками на этих празднествах, несли в себе элементы святости, мистических представлений, веру в добрые предсказания судьбы посредством магии. Дока-зательством этого в обряде гадания является то, что заводящая хоровода брала ковш — кече (м.,э.) Он был больших размеров (в этот ковш входило ведро пива). Заводящая черпала воду из святого источника, передавала его девушкам, которые в свою очередь по цепочке смотрели в нем отражение небесных звезд, покачи-ваясь то в одну, то в другую сторону, специально позвякивая при каждом дви-жении своими колокольчиками. По окончании своеобразного магического дейст-ва девушка неожиданно для всех обливала водой из ковша участниц излюб-ленного гадания. Каждая желала попасть под живительные капли святой жид-кости, получить своего рода очищение.

Позднее рождаются анимистические представления, связанные с обожествлени-ем ветра, солнца, дождя, грома, молнии, воды и т. д., на которые стараются воз-действовать приемами магии. На этой почве возникало стремление к служению, поклонению и почитанию обожествляемого культа. Он в свою очередь напол-нялся символикой, становясь средством истолкования и понимания изобразите-льно-подражательных движений в мордовских танцах-заклинаниях, исполняе-мых во время обрядовых действий, сочетающих в себе молитвы и заклинания.

Танцы-заклинания были основой религиозного ритуала, изображавшего напря-женную битву жизни и смерти в борьбе с эпидемиями. Назначение этих танцев состояло в защите от болезней и опустошительных налетов вредителей сельско-хозяйственных культур. С помощью «танцев-заклинаний магическое действо приобретало форму зрелищного произведения», считают исследователи : «После моления суеверная мордва устраивает  гулянье. В прежние времена было обык-новение во время питья мирского пива барабанить в звонкие металлические ве-щи, как-то : в печные заслонки, медные тазы и т. п., под звуки оных брызгать вверх пивом, что в понятии мордвов означало дождь, гром и молнию». Праздник после магического гадания заканчивался возвращением девушек в деревню, они шли с протяжным пением, взявшись за руки.

Здесь усматривается и другой момент — поклонение воде у святого родника. Этнограф В. Майнов (1877) отмечает, что «мордва, хотя, быть может, позднее и воплотила воду в антропоморфную личность Ведь-азырь-авы : при воде совер-шаются все моления, к воде ходит молиться новобрачная, мы видим обычай окропления священной водой».

Эти обряды поклонения воде всегда были связаны с пляской, например : «В прежние времена после венчания молодую выводили на реку : здесь она, держа руки сверх головы, три раза кланялась в воду. Потом из дома новобрачного вы-носили ушат, наполняли из той реки водою и, отступив немного от берега, пля-сали вокруг него».

С пляской были связаны и предания мордвы, например : «Бог грома, Пурьгине-паз, который плясал на собственной свадьбе с девкой Сыржей по лавкам, по столам, по скамьям, по палицам, по чашкам и ложкам. Вот почему, когда слу-чается гроза, мордва думает, что Пурьгине-паз пляшет на небе; (как плясал на своей свадьбе перед похищением Сыржи на небо, у её родителей в избе)».

Широко были распространены магические обряды при начале пахоты, сева, уборки урожая, для вызывания дождя, для обеспечения удачи на охоте, войне и так далее. Раздетые донага женщины выстраивались вдоль межи своих полей со словами заклинания, с вверх поднятыми руками и движениями их из стороны в сторону, проделывая круговые взмахи вперед, обращенные к небу, демонстрируя с помощью выразительной пластики рук магическое действие ритуального тан-ца.

Весьма интересен молян, совершаемый мордвой в честь бога грома и молнии, в котором проявляется смешение элементов язычества, христианской религии : «... вся мордва от мала до велика становится на колени и молится».

Этнограф И. Русанов (1868) отметил, что, «обратясь на восток и изображая на себе крестное знамение, произносят во всеуслышание молитву». А А. Листов (1866) заметил, что «два или три старика приглашают праздновать с ними мо-лян умерших сродников. После того взрослые мужчины становятся друг около друга с караваями хлеба, образуя полукруг, по которому пробираются три ста-рика, подходя к каждому, вынимая ножом небольшие части хлеба ... По оконча-нии молитвы все садятся на траву кружками и начинается обед». В этом моле-нии рисунок религиозного действия вплетен в танец мордвы, исполняемый во время календарно-обрядовых праздников.

магии отражены в народной поэзии (девушка, приплясывая, идет по полю — появляется трава, по лесу — вырастают деревья, по селу — родятся мальчики) и в обрядовой культуре (сваха на свадьбе мерно стучит люляма или ритуальным посохом о землю — пожелания чадородия невесте)».

Из приведенных примеров видно, что в танцевальных движениях прошлого зак-лючалась магическая функция, как в шумящих и в звенящих украшениях, которые повлияли на пластику танцевальной культуры мордвы и дополнили ее.

Наиболее ярко магические функции шумяще-звенящих украшений как оберегов всего женского тела проявляются в свадебной пластике. Она имела большое зна-чение, потому что связывалась с такими событиями, как выбор невесты, созда-ние семьи, продолжение рода, сохранение и укрепление общинных устоев. Дока-зательством этому служит фольклорный мокшанский женский танец села Мор-довская Поляна Зубово-Полянского района (1968), записанный телевидением Мордовии. Шумяще-звенящие украшения в нем влияли на пластику, а через те-лодвижения магического и эротического характера исполнительницы символи-чески воздействовали на окружающую природу. При этом у мокшанок «грудь по-крывается сеткою, состоящей из множества серебряных переплетенных меж-ду собой кружочков. На шею вешают множество красных ожерельев с медны-ми бубенчиками, гремящими при каждом движении тела», этим возбуждая и воспламеняя в пляске любовную страсть. В подобных танцах в период язычества отражались религиозные верования мордвы.

Эта оригинальная пляска женщин, возможно, связана с каким-то семейным об-рядовым праздником, например, в честь богини двора Юрхтавы — Юрхт озкс (м.) или Вермавы (м.) в Вербное воскресенье молян-братчин, которые всегда заканчивались пиршеством, танцами и пением хороводных, плясовых песен. Танцевальные движения эротической пляски : удары ногой и хлопки в ладоши — несли в себе, по мнению М. Евсевьева, магическое символическое значение, а впоследствии потеряли свой смысл и приняли форму забавы.

вища из стороны в сторону. Исполнительницы, не останавливаясь в движении танца, делают быстрые переводы бедер от талии вперёд-обратно попеременно, одновременно отводя плечи в противоположную сторону, отчего происходит интенсивное колыхание на груди шумяще-звенящих украшений, производя силь-ное впечатление на окружающих зрителей. В этом заключался глубинный смысл о новой нарождающейся жизни, символизируя энергию, красоту, молодость женщины и земли. Магия танца достигается женщинами через пластический об-раз, с помощью дополнительного звучания множества подвесок, колокольчиков и бубенчиков, серебряных монет, жетонов, мелькающий блеск и перезвон кото-рых сливается в характерную гипнотизирующую музыку, согласную с рит-мичными движениями ног, рук, бедер и плеч, сливаясь в гармонии с цветовой гаммой красочного костюма.

В сущности загадочные, ритмичные телодвижения танцующих исполнительниц наполнены эмоциональной приподнятостью, восторженным весельем, чувствен-ным воспроизведением элементов эротического характера, создавая выразитель-ную пластику, гипнотизирующий эффект. Таким простым средством в прошлом можно было избежать вселения злых и завистливых духов в человеческое тело.
 

булавки), когда «из соломы или тонких прутьев делаются колечки и нанизыва-ются мужчине на половой орган. Он ходит по комнате и кричит : «Сюлгамот жшнян, рамадо дешевасто» («продаются булавки, дёшево»), — выборный ста-роста заставляет девиц покупать, а кто не покупает, то есть не берёт с члена эти колечки, той показывает староста 25 жгутов. Приказ выполняет одно из выборных лиц». После чего начинается разгул веселья с песнями и пляской эро-тического характера с элементами, символизирующими энергию жизни, связан-ную с оплодотворением и воспроизведением земли.

В другом обряде, как описывает И. Смирнов (1895), перенос свечей (штатол) происходит так (1895) : «Женщины, попивши и поевши, несут свечи к соседу. Во главе процессии идут три бабы с так называемыми алашат — палками, концы которых обделаны в виде конских голов. За ними еще три бабы едут верхом на палках аршина в 2 – 2,5 длиной. Вся компания распевает грубо-эротические пес-ни. Мужчины старательно избегают встречи с ними ввиду того, что попавший в руки к бабам делается жертвой безобразных издевательств. Несчастного раздевают донага, поднимают на плечи и несут по улицам, высказывая весьма откровенные соображения насчет малых и больших физических ресурсов своей жертвы».

В. Майнов пишет (1877), что в других обычаях проявляется «значительная раз-нузданность при танцах, указывая на культ какой-то мордовской Афродиты». Он связан с богиней детопроизвоства и деторождения Вермавой. Ей поклоня-лись и устраивали моления, в жертву ей давали рыбью голову, девушек кормили икрой, детей — кашей. «Приготовления к её моляну делаются за три или четы-ре дня до Вербного воскресенья; это праздник девок, которые делают склад-чину, варят пуре, пляшут особую пляску, явно священную, так как сущность ее символизирует акт совокупления, и совершают затем явно в честь Вермавы свальный грех». Г. Снежницкий указывает (1895), что в этот священный празд-ник много суеты, «молодежь обоего пола свободно веселится, поёт песни, про-изводит соблазнительные игры, пляску, не без жестов, оскверняющих христиан-ство».

Епископ Макарий тоже отмечал, что в это время «пляшут обыкновенно попар-но, или же две девки, причем одна изображает мужчину». «При танцах мордва пляшет довольно грациозно, выделывая чрезвычайно мелкие антраша, — напи-сал Н. Прозин о празднике пензенской мордвы (1865), — а начинают они пляс-ку, становясь друг против друга и топая ногами, женщины складывают при этом руки на груди, а в середине пляски подбочениваются, молодую мордовку обыкновенно долго уговаривают, пока она согласится сплясать, но зато, когда она уже решится начать пляску, то пляшет до упаду». Все праздничное торже-ство в честь богини Вермавы заканчивается плясками и неприличными кувыр-каниями, а также песнями, мотив которых однообразен, причем преобладают всегда две ноты.

В танцевальном искусстве приемы магических заклинаний могут быть неожи-данными по силе воздействия на зрителя с помощью различных телодвижений, шумящих и звенящих предметов в костюме, в синтезе со словесным и музыкаль-ным сопровождением. Использование шумяще-звенящих украшений в женском костюме служило не только для оберега от злых духов, но и как своеобразный элемент, дополняющий, а иногда и направляющий пластику мордовской хорео-графии в определенное русло оригинальных телодвижений эротического харак-тера. Кроме того, многие из этих явлений прошлого встречаются в настоящее время в народном (образном и сюжетном) танце.

Исследователи XIX–XX вв. отмечали, что у финно-угорских народов существо-вали магические обряды с масками и ряжением. Это подтверждается приме-рами борьбы с масками смерти, холеры и др., взятых из мордовского фольклора : в молениях от эпидемий (стака мор-озкс), от саранчи (цирькун-озкс). Магия участниками обрядового действия осуществлялась языком пластики танца и пан-томимой в сочетании с костюмами исполнителей. Танцевальное таинство со-вершалось то плавными и величавыми, то задорными и темпераментными дви-жениями рук, ног, корпуса и головы; то бегая вприпрыжку, то ползая на животе, роя пальцами землю; то медленно уходя прочь, время от времени оглядываясь, создавая синхронными телодвижениями образ страха.

Через ритмические танцы-заклинания изображали битву жизни и смерти, с ко-торыми мордва связывала свои представления о таинственных злых силах, опу-тывающих человека загадочным колдовством. Хореографическая же игра в обря-довых действах выступала как активная форма мышления и волеизъявления на-рода, выражавшего свои этнические черты.

 

кой пластикой одобрительную улыбку у присутствующих женщин и привлекая внимание мужчин. Кум догоняет ее, нежно берет то одну, то другую руку и кла-дет их на плечи, ласково целуя куму в щеку. Кума не сопротивляется, а наоборот, закрывает глаза и незатейливыми телодвижениями изображает удовольствие, выдавая мелкую дрожь, чем вновь вызывает у сидящих гостей веселый смех. Не-доступная женщина теряет контроль над собой, но в самый ответственный мо-мент пляски, когда рука мужчины преднамеренно достигает бедра кумы, грубо отталкивает его от себя, в результате чего он падает на пол. Кум, изображая «разъяренного быка», устремляется за уходящей кумой, желая ухватить ее за та-лию. Она уворачивается, делает интенсивный поворот то в одну, то в другую сторону, слегка подергивает плечами. Кум никак не может приблизиться к ней, так как ее праздничный костюм украшен различными металлическими подвес-ками, которые, располагаясь на бедрах, ударяют его по рукам, тем самым обере-гают куму от назойливого мужчины. Кум отходит в сторону, этим пляска и за-канчивается. Кума быстро уходит к столу и садится на свое место, а кум, махнув рукой, просит другую женщину сплясать с ним в паре. Отличительной чертой этого мокшанского танца является то, что «мужчина без женщины не пляшет, а женщина — без мужчины. Не пляшут и со своей женой или со своим мужем», — пишет М. Мурашко (1995).

Отметим, что такое явление мы встречаем не только у мордвы, но и у марийцев. В свадебных плясках «допляшет жених до невесты, приподнимет картуз, по-клонится ей, пройдет в пляске мимо нее, уйдет далеко-далеко, а потом повора-чивается и снова пойдет пляской в сторону другой девушки. Невеста все равно что уточка по воде плавает, и сюда повернется, и туда, и круг сделает. Жених пляшет и на невесту смотрит». В процессе этого танца мужчина должен пока-зать свое мастерство, ритмический рисунок движений, проявить характер, кото-рый всецело зависит от исполняемой музыки.

Своеобразной находкой, имеющей значение для изучения танцевальной культу-ры мордовского народа, явилась вышивка, на которой изображены уточки, плы-вущие одна за другой. Другие изображения птиц — парные, стоящие по сторо-нам дерева, зеркально обращенные друг к другу. Танцевальные образы совпа-дают с иллюстративным орнаментом вышивки в пластике и движениях эрзян-ского танца села Старые Найманы Большеберезниковского района (1995). Образ степенной, веселой и озорной птицы передается исполнительницами с помощью движений изобразительно-подражательного характера. Телодвижения участниц копируют уточек, как они плывут, плещутся в воде, стряхивают капель-ки с крыльев и хвостика, хвастаются, поворачиваясь то одним, то другим боком, стесняются, пряча маленькую голову под свое крыло.

Подчеркнем, что изобразительная пластика и названия узоров вышивки, связан-ные с животным миром, являются основанием мокшанского народного танца, записанного фольклорной экспедицией (1993) в селе Перхляй Рузаевского рай-она. Танец исполнялся девушками на посиделках в Рождественском доме. Его пластика построена на элементах шутки и игры, воссоздает образ рогатого жи-вотного, что подчеркивает и деталь женского костюма оригинальный головной убор — цветная шаль — руця, накрученная в виде чалмы с одним или двумя «ро-гами». При движении исполнительниц ритмичный топот сопровождается зво-ном и блеском нагрудных украшений из серебряных монет. Ритмический рису-нок выстукиваний также дополняет и усиливает звон поясного (набедренного) украшения — килькшт, на котором, в отличие от эрзянского пулая, по бедрам располагаются различной длины подвески — каркс пет, с нанизанными на них бубенцами — корейнят и различными погремушками. Танцевальная лексика участников действия насыщена мелкими движениями ударного, дробного харак-тера.

Ритм пляски женщины сопровождают хлопками в ладоши. Танцоры исполняют своеобразное «бодание», «лягание», «топотню» ногами, изображая животное ру-ками с наклоном корпуса и головы вперед, издавая при этом сильный звук.

Образное изложение танцевальных элементов, связанных с животным миром, можно найти и в причитаниях невесты, записанных А. Шахматовым :
 

"Я владею рогами бодающей коровы,
Я владею копытами лошади,
Я бодну и лягну... ".
 

В этих народных движениях изобразительно-подражательного характера можно усмотреть архаичные элементы священной пляски, в древности связанные у мордвы с жертвоприношениями быка, символизирующего умирающего человека. В частности, быку, приведенному на заклание, «делают поясной поклон, а жен-щины, сверх того, набрасывают платок или холст, затем поднимают плач, кланяясь быку в ноги». Поэтому образное воспроизведение рогатых животных сохранилось в пластике национального танца.
 

иметь детей, должна сплясать с медведем».  Вот почему в свадебном обряде много песен, музыки, танцев, связанных с «медвежьей» темой. И большинство песен сопровождается неудержимой удалой пляской, что, несомненно, указывает на существование в древности ритуальных «медвежьих» танцев у мордвы.

Костюм для танца. Можно говорить о том, что костюм с различными украше-ниями, как и пластика, имел разновозрастные (половозрастные) грани. Это явле-ние, безусловно, повлияло в определенном плане на движения женского нацио-нального танца, а во многом и мужского. Кроме того, праздничные костюмы мордвы-мокши и мордвы-эрзи отличались массивностью и громоздкостью, что повлияло на проявление общих черт в танцевальной лексике этих групп (хотя су-ществуют и различия в пластической динамике).
 

сделанное И. Смирновым (1895) : «Мокша отличается большей массивностью сложения и вытекающей отсюда неповоротливостью. Не обладая грацией и изяществом движений, мокшанские девушки и женщины проявляют в походке, в говоре, в жестах самоуверенную силу и энергию. Прямой, несколько откинутый взад стан, тяжелые размашистые движения, громкая речь с несколько хрипло-ватыми нотами».

Все это отразилось в пластике женского танца. Особенно интересна пляска в до-ме жениха по приезду свахи с невестой, когда «девушки и молодые женщины с поднятыми вверх руками (очевидно, символ дерева или обращение к солнцу) хо-дят по кругу, слегка пританцовывая и звеня пайгонят, а сваха выплясывает по-среди круга, делая резкие движения, подпрыгивая, иногда переходя на дробь».

А. Шахматов пишет (1910) : «Девки одевалися в самые лучшие наряды, а кра-сивые, ловкие и статные надевали старинную, особенно нарядную, одежду — ... вышитую мишурой, блестками и увешанную по плечам и рукавам маленькими бу-бенчиками и лаже колокольчиками; звучно побрякивая ими в такт во время пляс-ки, девка блистала в ярком пурпуровом наряде». По этой причине мокшанский танец имеет ряд особенностей. С. Рыков выделяет мелкие движения ног и не-большой шаг, приводя песню мордвы Рязанской области (1933) : «Ходит баба, семенит, колокольчиками звенит». Руки мокшанок в танцевальных действах не могут свободно двигаться и подниматься выше уровня головы, так как тяжелые массивные украшения находятся не только на груди, но иногда покрывают и пле-чи, что вызывает определенные затруднения в переводе рук. Они принимают статичное вертикальное или горизонтальное положение в танце, неся в себе смысловую значимость в пластике мокшанской народной хореографии.

Эрзянский танец. Говоря о пластике и внешнем виде девушек-эрзянок, П. Мельников-Печерский отмечает изысканную одежду и походку, сравниваемую с поступью породистой лошади, которая держит голову прямо, не опуская глаз в землю, ступая, сильно и ровно. «Катя, Катерька (то есть Катенька), матерь-ка, щегольски одевается, ходит щегольски и важно. Ай, в саратовских чулках, в высокопятых башмаках, в шестиполосной узорчатой рубахе, с двенадцатью платками за поясом, как заря горит она в штофном платье... Софья Рязанова ! Как облупленная липа — бело ее тело; как скатанный льняной холст — на ногах ее обувь; походка ее, как у детища лучшей лошади».

А. Шахматов отмечал, что на Красную Горку «девки целые ночи водят с парня-ми хороводы : от вечерней до утренней зари раздаются по селу их громкие пес-ни, то вдруг заиграют «дали-ли-ли-да-да», и под эту песню и игру на рожке, на котором некоторые парни играют мастерски, девки идут плясать : хоровод образует продолговатый круг, в середину которого выходят две девушки, начи-нают потаптывать на месте и, медленно разводя руками, подергивая плечами и станом, переходят с места на место (меняются местами) — в этом и состо-ит вся пляска».

было заключено русскою пляскою». Пластика эрзянского танца сдержанна, сте-пенна, скромна и изящна в отличие от мокшанской.

Терминология народных танцевальных движений указывает на роль костюма и в современной мокша-эрзянской хореографии :
– «кштимс-топамс» (м.) — плясать-топать;
– «киштемс пель пильгсэ» (э.) — «плясать в полноги» — тихо приплясывать, переходить с одной ноги на другую;
– «модеме гагяня, гагакс» (м., э.) «идти гусыней» — медленно покачивая бедрами из стороны в сторону (в пляске «гаганя»);
– «шалгамс ласькозь» (м.) — «ступать бегом» — мелко подпрыгивать с пятки на носок (плясовой шаг девушек);
– «чавомс-тапамс» (э., м.) — «бить-топтать» — удары всей стопой по полу;
– «киштемс-тапамс» (э.) — «плясать-путать» — выплясывать своеобразный рисунок.

Наблюдать аналогичные движения мы можем не обязательно в танце. Как отме-чал М. Маркелов, у саратовской мордвы девушка должна обладать и такой же походкой. Во время свадьбы свекор и свекровь устраивали смотрины невесте. Это называлось «смотреть стан». Один из родственников берет кружку, зачерпы-вает брагу и пьет, бросает её на дорогу, невеста обязана принести ее. В это время все смотрят её походку и стан.
 

пластике. Танец менялся в образном строе, действенном воспроизведении и в техническом исполнении. Рассмотренные данные показывают, как велико влия-ние особенностей костюма, украшений участниц обрядовых действ на пластику танцевальной культуры мордвы, поэтому упрощение современного костюма в наши дни разрушает «концепцию» выразительных средств, заложенных пред-ками.

Но при самом тщательном описании движений мы не сможем дать точного представления о манере исполнения, так как почти все национальные танцы, как отмечают исследователи XIX–XX вв., исполняются простыми шагами с прито-пами и движением по кругу.

А. Шахматов указывал, описывая танцевальные игры мордвы (1910) : «Девки выйдут в круг и ухватятся одна с другой за руки, и начинают покачиваться. В середину входит одна и начинает запевать песню. Эта запоет сначала одна, а потом за ней и те. Попоют они так, потом начинают плясать. При пляске по-ступают следующим образом : в круг войдут две девушки, а остальные начнут петь «ляли-ляли», и этому «ляли-ляли» нет и конца; а другой раз поют : «на яруге дуля ели, дуля да». Потом туда собираются парни с дудками (из трости) и начинают петь и плясать вместе; которые любят пляску, а некоторые в это время смотрят, другие кричат на разные голоса, третьи выскакивают, а неко-торые девушки поют в кругу... А еще играют таким образом : собираются в круг и берутся за руки, сделают широкий круг и начинают петь : «плетень а плетень, плетень заряжу». И на одном месте опустят руки, и две девушки под-нимут свои руки, а с другого конца начнут входить между этими поднятыми руками. Когда все пройдут, опять также берутся и опять начнут петь».

По материалам В. Бурнаева.
Фотографии костюмов из сборника этнографических очерков "Мордва".