Жизнь мордовских крестьян в XX веке > Зубова Поляна (Мордовия)

А. С. Пискунова, заведующая районной "Госсеменинспекцией" и председатель колхоза
в Новых Выселках Д. Булкин наблюдают за работой колхозниц. Вторая половина 1940-х гг.
Из семейного альбома Пискуновых-Черновых, Зубова Поляна.

"НАСТРОЕНИЕ У ЛЮДЕЙ БЫЛО НЕДОБРОЕ : ОНИ
РАБОТАЛИ БЕСПЛАТНО ..."

(Жизнь крестьян в социалистических колхозах)

История свидетельствует, что общий прогресс человечества достигается через ог-ромные лишения и страдания больших масс населения : общество часто делает правильные выводы для своего развития только пройдя через эти страдания. Хо-тя, в применении к России, правильнее, наверно, будет сказать — не общество, а её центральные и местные правители, те власть имущие, тщеславные, самоуве-ренные и часто алчные, которые не прислушиваются к отдельным провидцам, к общественному мнению, к чаяниям и желаниям народа. Свидетельством этому может быть история крестьянства в одной из небольших частей России — в на-шем районе.

После "победоносной революции 1917 года" (по фразеологии коммунистов), ком-партия во главе с Лениным, а потом Сталиным планировала распространить модель социалистическо-коммунистического общества на другие страны. Для этого были нужны большие ресурсы, в том числе — продовольственные. И на-чались бедствия крестьян. Самостоятельные землевладельцы не отдали бы зара-ботанного бесплатно, поэтому сразу же после "революции" крупные собствен-ники земли, а к 1935 году также и землевладельцы-креcтьяне были уничто-жены, частное землевладение отменено. Процесс обобществления земли и заго-на крестьян в коллективные хозяйства происходил самыми варварскими средне-вековыми способами, без всякой жалости к людям : у них отнимали имущество, штрафовали на немыслимые суммы, а тех, кто пытался сопротивляться, высыла-ли на Север или расстреливали. Вот лишь одна выписка из документов этой эпохи :

«Тройка Зубово-Полянского райисполкома рассмотрела 13 сентября 1929 года акты с описью имущества граждан, не сдавших излишки хлеба. В списке нака-занных включены Цетыркин Иван Гаврилович, оштрафованный на 2250 рублей, Зотов Иван Данилович, Казеев Никита Сергеевич и другие крестьяне, жившие в Зубовой Поляне и в других селах района». (Из донесения в обком партии).

Ф. Сычков "Возвращение с сенокоса", 1911 г.

Свидетелями—рассказчика-ми о жизни крестьян в кол-хозах района являются Ва-силий Иванович Слёзкин, нынешний председатель местной ветеранской орга-низации, и другие жители района. Василий Ивано-вич родился в 1927 году в деревне в соседней Пензе-нской области. После слу-жбы в армии в годы вой-ны и в послевоенные время

и недолгой учёбы он приехал в 1952 в Зубову Поляну и всю жизнь занимался сельским хозяйством или работой, связанной с ней.

Вот как он вспоминает жизнь в колхозе ещё в середине 1930-х: "Жить можно было только за счёт своего двора, в колхозе ничего не платили. В моей памяти осталcя такой случай : однажды мне — а я был классе в пятом — пришлось пойти в луга за матерью, откуда она вязанками через плечо носила сено для ко-ровы. Встретил её, и мы уже шли домой, когда нас верхом на рысаке догнал че-ловек. Это был Иван Филимонович Байков, здоровый такой мужик, председа-тель сельсовета (потом, во время войны его по броне оставили в селе, не взяли на фронт). В руках у него была плётка. Узнав мать, он начал ругаться в крес-та-бога-мать : дескать, на работу не пошла, а сама траву носишь и… замах-нулся плёткой. Я заревел, бросился на него : «Не бей !» Не знаю, ударил ли бы он или нет, если бы меня не было, но он опустил плётку : «Ну, если ты завтра на работу не выйдешь, я тебе такую корову дам, забудешь её держать !"

Колхоз "Волна революции" : обмолот гречихи, 1933 г. РГАКФД.

Потом пришла война, многих мужчин забрали в армию, а на долю оставшихся женщин достались все тяготы тяжёлой крестьянской работы, и вдобавок, напри- мер, в Зубово-Полянском районе — и лесозаготовочных работ, связанных со снабжением армии деревянными изделиями. Работа в колхозах фактически была бесплатной, с невероятным напряжением сил. Но люди работали, понимая, что их труд приближает разгром врага. Но и после войны для крестьян ничего не изменилось. Уцелевшие солдаты (на фронтах Второй мировой войны погибло почти 10 000 зубовополянцев, в большинстве своём — крестьян из окрестных деревень), которые, разгромив гитлеровские армии и освободив народы Европы от фашизма, испытали восторг победы, вернулись на родную землю и ... снова по-пали в положение крепостных. В. Слёзкин : "Жизнь у колхозников в эти годы, как я её видел после демобилизации в 1948 году, была архиплохая. Это был после-военный период, и люди жили только за счёт своего личного хозяйства. Рабо-тали бесплатно. Так было у меня на родине, так было и в Зубово-Полянском районе, в который я попал в 1952 году. Только в некоторых колхозах по итогам года выдавали кое-что на трудодни. Это были колхозы «Путь к коммунизму», имени Крупской в Новой Потьме, колхозы в Новых Выселках, в Морд-Пимбу-ре. В них выдавали зерно на трудодни. Но сколько !? От 100 до 500 г на каждый трудодень (по 500 г получали механизаторы). Сколько же выходило за год, если, например, колхозник вырабатывал 500 трудодней ? 100 г х 500 = 50 000 г (50 кг) или 1 мешок. 500 г х 500 = 250 000 г (250 кг) или 5 мешков. И это за год тяжёлой работы !"

(Для сравнения : в феврале 2008 г. газета "Известия Мордовии" напечатала репортаж, в котором говорится, что хозяин подворья, выращивая у себя на дворе около 30 голов скота, работает также в местном сельхозпредприятии, которое за 2007 г. выдало ему за работу натуроплату : 12 т зерна – по 1 т за каждый месяц работы (в 60 раз больше, чем оплачивалась работа в лучших колхозах!). Так оп-лачивается работа в "капиталистическом" хозяйстве. Ещё одно сравнение : в 2009 г. в Мордовии – в частных хозяйствах, в которые преобразовались колхозы – было засеяно на 40% меньше площадей, чем засевалось в колхозах при социализме. Однако урожаи поднялись с 16 ц/га до 31 ц/га, что поз-воляет легко превышать уровень валового сбора социалистического периода. Это происходит при одновременном уменьшении занятых в сельхозпроизводстве, т. е. значительно увеличивается про-изводительность труда).

М. Шаева : "Из нашего Студенца на войну забрали всех мужиков. Все они там и остались. Вернулось, кажется, двое живых. Их и поставили начальниками — председателем колхоза и сельсовета. А какие они были руководители ? Ни обра-зования, ни умения... обычные деревенские мужики. Вот уж они поиздевались над нашими женщинами-вдовами, которые растили сирот 39-40-х годов рож-дения, кто одного, а кто двоих-троих ! Бывало, какая-нибудь выгонит самого-ночки для расплаты за мужскую работу : за распашку огорода, за подвоз дров... Придёт председатель, выльет всё... Или заберёт : "По дороге вылью !" А кто знает, выльет или себе заберёт ? Денег не платили, а жить нужно было... Ночью пойдут женщины в лес, на санки наложат хвороста и везут домой по полям. Их схватят, дрова отнимут, пригрозят : "Выписывай !" Значит — поку-пай. А на что было выписывать-покупать ? И чем отапливаться ?... Все эти женщины, сейчас старушки, с обидой рассказывают о своей жизни в нашем колхозе, когда вспоминают свою молодость".

В. Слёзкин : Настроение у людей, конечно, было недоброе. Люди жили как бы по инерции от военного времени. Война требовала от них максимального напряже-ния сил, причём, сил бесплатных, у людей остался патриотизм военного време-ни, и они продолжали работать бесплатно. Люди были, так сказать, «военного образца», военных лет, с ними нужно было говорить нормально, и они отклика-лись и работали. Но были и председатели, которые применяли меры жестокого принуждения".

Кроме этого "военного патриотизма" в душах крестьян был страх — наследие не-давних репрессий. К тому же компартия принимала все меры, чтобы идеологи-чески оболванить людей, обосновать эту эксплуатацию. "Империалистическое окружение страны", "агрессивный блок НАТО" — вот далеко не единственные аргументы, к которым прибегали, чтобы выжимать из людей, только что пере-живших войну — и боявшихся новой ! — все соки. Кроме создания в каждом колхозе партийных организаций, райкомы партии направляли туда оплачивае-мых пропагандистов, которые держали руку на пульсе настроений и идеологи-чески обосновывали такое существование людей. Содержать их было, конечно, дешевле, чем платить колхозникам за работу.

В. Слёзкин : "В 1958 г. меня взяли из профтехучилища, где я работал препода-вателем и парторгом, в райком и назначили инструктором по сельскому хо-зяйству. Целый год жил в Новой Потьме, потом два с половиной года в колхозе «Путь к коммунизму». Работал сразу в 3-х колхозах. В каждой зоне был такой представитель. Я должен был помогать председателям колхозов, просвещать людей, смотреть, чтобы все дела доводились до конца. Одним словом — прово-дить линию партии в этих колхозах. Фактически я был комиссаром при предсе-дателе колхоза. Людям ничего не платили, и нужно было с ними разговаривать, убеждать их…

Жил в деревне на квартире у старушки, она же мне готовила. Семья остава-лась в райцентре, и я каждую неделю навещал её.

Ф. Сычков "Зима в деревне", 1939 г.

Что входило в мои обязан-ности ? Я часто бывал в бригадах. Когда мне было нужно, я говорил бригади-ру : "Мне нужно побывать там-то, готовь лошадку," и выезжал, иногда один, но чаще с бригадиром. Когда начальство приезжает, на-род обычно работает в два, в три. Но я стал их приучать, говорил, что когда я приезжаю, то вся-кая работа должна прек-ращаться : "Не надо мне

показывать, что вы работаете, я знаю, что вы не песни поёте... ." Когда я уже стал работать председателем колхоза, я так же стал приучать своих брига-диров : никогда мне не нужна показуха, нужна работа. И вот, я приезжаю, они бросают все дела, прополку там или что другое, и собираются в кучу. Начи-наем беседовать : что вас интересует, какие вопросы ? Я был политически подкован, читал разные газеты, готов был отвечать : итак, какие вопросы ?

Что спрашивали обычно ? Что творится на белом свете, как идёт уборка в районе, что в стране... А я понял, что должен быть «подкован» — в курсе дел в районе, в республике, в стране : когда ты говоришь аллилуйщину, то тебя раз послушают, два послушают, а потом скажут : это пустомол. Я всё подкреп-лял фактами, всё, что знал из газет. Люди интересовались политикой, моло-дёжь не очень, а пожилые спрашивали.

Возникали вопросы с оплатой : "Нам неизвестно как это будет, вот председа-тель сказал на собрании об оплате и процентах, но мы не поняли, сколько бу-дет процентов, когда будут выдавать проценты, сколько с плановых лугов, сколько с неплановых... ." Это нормально, что людей волновала оплата (не день-гами, а натурой — зерном, сеном, кормами..., денег не платили). Я обещал все вопросы выяснить, и вечером, во время планёрки, когда председатель опраши-вал бригадиров : кто, как, где работал, после всего этого я встаю и говорю, что вот я был в такой-то бригаде, и там такие-то и такие вопросы поднимались. Ну, и председатель, конечно, прислушивался.

Помню, однажды хлеб не доставили из пекарни на поле, дескать, дров не было. Ну, я возмутился : что за проблемы, пошли любого мужика, лес-то рядом !?... Вот такие мелкие вопросы, конечно, решались.

Ф. Сычков "Трактористки-мордовки",
1938 г.

Зимой были другие проблемы. Во-первых, так называемая учёба. Была учёба спе-циалистов. Были так называемые полит-кружки. Изучали как обычные политичес-кие дела, так и профессиональные колхоз-ные : как сеять, техминимум … Занятия были раз в месяц. Во-вторых, текущие де-ла : нужно удобрения заготавливать, за-ниматься снегозадержанием, самый страшный вопрос — зимовка скота. Летом выгнал скот — и все дела, а тут — то с водой проблема, то с телятами, то какая-нибудь зараза прицепится … Ра-боты много и для зоотехника, и для спе-циалистов … А моё дело — организация всего этого. Были всякие пробелы, нужно было всё решать".

Рождаемость в эти годы, как всегда бывает после войны, была большая. В селах и деревнях школы были переполнены. Многие выпускники поступали в Зубово-Полянское сельскохозяйственное профтехучилище, выпускавшее, в основ-ном, трактористов. В. Слёзкин : "Когда я работал с 1955 по 1958 годы в учили-ще механизаторов в посёлке Тракторный, то училище было переполнено — в нём учились свыше 700 человек в 22 группах. В основном (90%) молодёжь была из Зубово-Полянского района".

Населёнными были и сёла и деревни района. В. Слёзкин : "В колхозе, в кото-ром я начал работать в 1958 году (в Анаевской зоне тогда по решению партии снова разъединяли года за три до этого созданный большой колхоз, который "дошёл до ручки" — в селах Заря, Од Веле, Парца и Вадово-Селищи) было 650 человек, и это только членов колхоза, а семьи ? Дети, бабки, дедки ? Всего было тысячи две людей".

Колхозники по Конституции СССР были хозяевами колхоза — её земли, сель-хозмашин, строений и т.д., — но объединяя колхозы, разъединяя их, планируя производство, даже назначая руководителей, компартия не обращала никакого внимание на основной закон страны. Члены колхозов (коллективных хозяйств) фактически не только не владели землёй, они не владели и создаваемым ими продуктом, они были даже не наёмными работниками, а почти крепостными (продавать их всё же было нельзя). Для партии главными были собственные ре-шения. В. Слёзкин : "Меня пригласила к себе Ефимия Давыдовна Яскина, быв-шая тогда секретарём райкома партии, и сказала : "Принимай колхоз имени Тельмана." Я испугался, за несколько лет до этого там был председателем зна-менитый Клюев. Малограмотный, но хозяйственный ! Он колхоз обходил пешком, всё знал… Я отказался. Стали предлагать другим, и все отказываются, находят какие-то причины, сказываются больными… Казимирский, Малеев, Смагин, все отказываются, никто не хочет быть козлом отпущения. Там ведь ответствен-ность, а тут все привыкли к спокойной жизни. Казимирский, например, был на-чальником цеха гальваники на заводе радиодеталей (хотя по образованию был агрономом (закончил академию), Малеев — заведующим ветлечебницей, Смагин работал главным зоотехником в районном управлении сельского хозяйства. В общем, все отказались, и Яскина говорит : "Ну вот, ты один остался".

В. Бордиченко "Начальник политотдела в колхозе", 1950-е гг.

Приехали в колхоз. Собрали сначала партсобрание. Колхозные коммунисты вы-сказали сомнение : очень молодой (мне было тогда 30 лет). Говорили, что так как хозяйство доведено до ручки, то надо бы человека постарше, поопытнее. Но Яскина встала и сказала : "Он у нас работает уже 3-й год, мы его провери-ли, испытали." Тогда местные коммунисты нехотя — по причине той же моей молодости — согласились с моей кандидатурой. Это было утром. А после обеда собрали общеколхозное собрание. Собрался полный Вадово-Селищинский клуб ! Как же — привезли нового председателя ! Сидим в президиуме : Яскина, секре-тарь колхозной парторганизации, я... Яскина докладывает : вот, мол, колхоз разъединили, и мы вам привезли нового председателя. А в зале сидят 5 бывших председателей ! Все старше меня. Я рассказал вкратце о себе. Потом пошли вопросы. И опять первый — о моих годах : не рановато ли ? Я говорю : я комму-нист, куда направили, там буду работать.

Потом вопрос коснулся зарплаты. В это время существовало положение : лица из руководства райкома или райсовета, направляющиеся на работу в колхозы, имели право на подъёмные в 3 оклада и много ещё чего. Я от этого отказался — думаю : отстающий колхоз и всё такое, — чем немного тронул собрание (сей-час жалею об этом, нужно было взять, с друзьями прогулять…). Собрание ос-тавило мне тот же оклад, который я получал в райкоме — 110 рублей — и 2 трудодня, т.е ежемесячно 60 трудодней. Кто-то спросил : "А как же колхозни-ки?" (А колхозники до 1965 года имели только "палочки" (так называемые "тру-додни" отмечались в тетради учёта рабочего времени в виде "галочки" или чаще всего — вертикальной чёрточкой–"палочкой" — примеч. автора сайта), за которые фактически ничего не получали, или получали 10-15 коп., так что по сравнению с тем, что имели колхозники, назначенная мне зарплата была неплохой). Отве-тить на вопрос колхозника было нечего. Но с руководителями подразделений до-говорились так : как только дела будут налаживаться, то бригадирам отделе-ний, заведующим фермами, механику будем платить в размере 60-80% от зар-платы председателя. Что позже, после 1966 года и сделали." *

В программе компартии было записано, что "главной целью партии является по-вышение благосостояния советских людей", но на самом главным было : повы-шение идеологического оболванивания для того, чтобы заставить больше рабо-ботать, а полученные средства пустить на дальнейшее оболванивание, в том чис-ле — граждан других стран. В. Слёзкин : "В колхозе была специализация : жи-вотноводство. Зерно с нас не спрашивали, так как земля у нас была — пески, хлеб не родился. Спрашивали мясо, молоко и картофель — кровь из носа, а вы-дай ! Картофеля мы сдавали по 200 т. Поголовье крупного рогатого скота со-стояло из 321 головы. И на каждом дворе, как минимум была корова и телёнок. В Вадово-Селищах было 2 стада по 100 голов, в Парце было стадо (100 голов), в Од Веле — стадо (100 голов) и в Заре стадо в 100 голов, всё это было на лич-ном подворье, т.е. голов 500. Да в колхозе было 320 коров. В колхозе ещё было 200 свиней (вместе с молодняком), 120 гусей и около 300 овец. Да лошадей было 127 голов (сено мы зимой возили на лошадях, технику зимой не использовали, бе-регли, да на лошадях и дёшево — бензина не надо).

Первые годы было тяжело, порой была бескормица, был год, когда поднимали коров — падали от бескормицы, один год мы даже были вынуждены послать людей на целину, они там заготавливали солому и потом оттуда привезли. Так-же были указания по заготовке веток — веточного корма. Дробили ветки на дробилках, добавляли немного комбикорма и кормили. Веточный корм заготав-ливали почти всегда. Я очень переживал, домой приходил только перекусить и спать. Однажды собрал собрание и обратился к колхозникам с просьбой помочь сеном — у них во дворах всегда были запасы, — и кто воз, кто полвоза привезли, бригадир отметил, кто сколько дал, чтобы летом отдать. Так и выходили телят.

Постепенно удалось найти общий язык с колхозниками, и ни на какие целины мы больше не ездили. Когда я вник в дело, то увидел, что вокруг полно лугов — толь-ко плановых было свыше 800 га лугов, не считая зарослей и кустарников, с ними было за 1000 га."

Хотя формально должность председателя была выборной (он был как бы один из членов кооператива), фактически он был начальник, командир, почти диктатор, который никак не зависел от тех, кто его якобы выбрал на эту должность. Он единолично решал все вопросы производственной, а часто — и частной жизни крестьян.

В. Беднов "Шокшанские косари", 1965 г.

В. Слёзкин : "Однажы я объявил на собрании : "Корову должен держать каждый, кто корову держать не будет, тому в кол-хозе делать нечего. А с сеном мы должны думать : на корову мы должны дать, больше не обе-щаю". Потом я решил, что глав-ное для нас — плановые луга ко-сить, а неугодья, между кустами и кочками, отдать колхозникам. Так и сказал бригадиру : "Чего нам неугодья жалеть, пусть берут, пусть стожки в свободное время заготавливают, а зимой выво-зят".

Молоко с ферм мы сдавали на молоковозку, часть молока сдавали и колхозники с подворья. Но в основном молоко с подворья потребляли сами. Колхозники вооб-ще жили только за счёт личного подворья : молоко, мясо, яйца, всё было «сво-им». На трудодень они получали от 100 г до 500 г зерна, по итогам года лишь некоторые вырабатывали до 1000 трудодней, т.е. могли получить максимум 500 кг зерна — несколько мешков. На это жить было невозможно. Механиза-торы получали чуть больше. А денег вообще не платили.

В каждом дворе держали корову (а то и двух), овец, кур, гусей. Сено было — проценты : накосил для колхоза 10 стогов — один из них твой. Или разрешали колхозникам брать с лугов остатки после того, как с них было заготовлено се-но для колхоза. Ну и подворовывали, конечно. Без этого выжить было невоз-можно.

Так что распределение покосов и лошадей было мои «козырем» — имея жив-ность на своём подворье, колхозники были вынуждены обращаться ко мне и к бригадирам, и получали всё, только если работали в колхозе. К тем, кто рабо-тал нерадиво, применялись карательные меры. Если ты не выполняешь мини-мум трудодней, то тебе могли лошадку не дать, чтобы ты мог вспахать свой огород (а у каждого было 25-40 соток огорода). Могли отказать дать корма (которые хоть и с трудностями, но давали).

Я взял за привычку зимой почти ежедневно обходить дворы колхозников. У ме-ня был фонарик, и вот в вечернее время шёл к кому-нибудь. Бывало порой, что заставал хозяйку за выгонкой самогонки. Это был для неё, конечно, шок, бывало всплеснёт руками : "Ой, Василий Иванович, прости, мон впервой !" Я говорю : "Давай так договоримся : если хорошую гонишь — я сообщать не буду, если плохую — сейчас пойду позвоню." Обычно кончалось тем, что выпивал ста-канчик, кряхтел от первака градусов под 70 или больше, и закусывал огурцом или картошкой. Потом расспрашивал о житье-бытье, о проблемах. Такая такти-ка поведения — "по-свойски" — дала хорошие результаты : деревенские приня-ли меня за своего. Конечно, в милицию о самогонке я никогда не сообщал — гнали ведь для домашнего потребления. Только один раз был случай с шинкаркой, кото-рая в колхозе не работала, а только гнала и спаивала мужиков. Мне бригадир пожаловался. Вечером мы с ним пришли к ней, все её аппараты переломали и вы-кинули, а на следующий день я рассказал, что мол, так и так, у Анны Ивановны я всё покрушил. И обещал в следующий раз позвонить в милицию."

Колхозницы Старого Бадикова в праздничный день.

В праздник в деревню приехал фотограф, и все собрались, чтобы сфотографироваться.
Конец 1950-х гг. Из семейного альбома М. В. Каргиной (Учаевой), Зубова Поляна.

И люди были вынуждены работать и жить в таких условиях, они не могли бро-сить эту работу и уехать, так как у них не было документов — паспорта им не выдавали. Правда, иногда выпадал шанс убежать от такой жизни. Е. М. Олени-на (Кутукова) вспоминает : "В колхозе в нашей Какуевке нас стали гонять на прополку с 12 лет. А когда стали постарше, то работали уже вовсю. Когда мне было лет 16 (1940 г), мы с подружками повадились в выходные дни ходить в Потьму за солью. Выйдем, бывало, в пятницу во второй половине дня, дойдём до Потьмы, там переночуем у родственницы подружки и утром к поезду. Про-водницы возили в подседельных сундуках соль, и мы её покупали, каждая по 2 ведра. Засыпали соль в мешки, завязывали их, помогали друг другу вскинуть че-рез плечо и отправлялись в обратный 30-километровый путь. Шли-шли, в конце концов чуть не падали от усталости, ложились, отдыхали и снова шли. На сле-дующий день отправлялись километров за пятнадцать в Вадинск и продавали соль на рынке стаканами. Там нас уже ждали, товар расходился быстро. День-ги отдавали отцам.

После войны в Какуевке начался почти голод. Весь урожай колхоз сдал, дома у нас была одна корова, но только на молоке не выживешь. Тянули кое-как. Но тут в сельсовет пришла бумага — вербовали на стройки в Москву и Москов-скую область. Отец, вернувшийся с фронта, сказал, чтобы собирались. И увёз нас, четверых братьев и сестёр, в Москву. Там полтора года работали на стройке, жили в общежитии. Посылали деньги в деревню матери, которая ос-талась там с младшими. Сестра в Москве так и прижилась — вышла замуж. А мы получили в Москве паспорта — отец как-то организовал, — и вернулись в де-ревню. С паспортом могли уже жить и работать везде, отец разобрал дом и в 1948 году перевёз его в Зубову Поляну, где мы и стали жить. Постепенно из Ка-куевки, в которой почти все носили фамилию Кутуковы, разъехались все, и в конце 1950-х годов деревни не стало".

Были некоторые возможности заработать деньги и колхозникам. В. Слёзкин : "На зиму людей, обычно после Покрова, официально отпускали на заработки. Колхозник писал заявление : «Прошу отпустить меня на побочные заработки, скажем, в Московскую область (или Ярославскую).» Москва для этого была закрыта. Мы им выдавали справки, в которых было написано : «Правление кол-хоза отпускает Иванова И. И. на побочные заработки в Московскую область в срок с 15 октября до 15 марта».

Работали в основном на лесозаготовках. Ездили бригадами, которые там так и назывались — «мордовские лесозаготовители». На праздники — на Новый Год — мужики обычно приезжали домой : попьянствуют и назад. Но к весеннему севу обязательно все возвращались. Если к весне не вернёшься — в следующий раз не поедешь. Всё домашнее хозяйство на эти четыре-пять месяцев оставалось на домашних — на жене и детях. Конечно, на такие заработки разрешали уез-жать только «свободной силе» — тем, у кого не было колхозной специальнос-ти. Механизаторы же, скотники оставались, их мы не отпускали. И даже сво-бодных не всех председатели хотели отпускать".

Ф. Сычков "Отдых на полевом стане", 1957 г. В работах, сде-ланных в предыдущие десятилетия, художник реалистично по-казывает жизнь крестьян. Но давление власти заставляет и его писать сусальные картины о "счастливой жизни колхозников." На этой картине изображён не тяжёлый труд в летнюю страду, а какой-то приятно-увеселительный пикник на природе. По-добное отражение жизни в колхозах было типичным для мно-гих художников и кинематографистов советской эпохи.

Женщины находили дру-гие "счастливые" возмож-ности зарабатывать "жи-вые деньги". С. Оленин : "В 1964 году, после окон-чания седьмого класса, ле-том, я попросил отца ус-троить меня куда-нибудь на работу, чтобы зарабо-тать немного и купить се- бе что-нибудь (мечтал то-гда о ластах для плавания). Он договорился, и меня взя-ли для подсобных работ на кирпичный завод в Зубовой Поляне. Уже в самый пер-вый день я испытал боль-шое удивление, почти шок: там, в основном, работали

молодые девушки и женщины, лет 20-30, из соседних мордовских деревень. Рабо-та была малооплачиваемой и тяжёлой, зубовополянцы на неё не шли, поэтому, чтобы привлечь трудовую силу, заводу разрешили принимать на работу людей без паспорта, и туда пришли женщины из деревень — у себя в колхозах они не получали вообще ничего, и это для них была единственная возможность зарабо-тать хоть какие-то деньги. Работа же заключалась в следующем : нужно было грузить кирпич-сырец на вагонетки и развозить по сушильным сараям и раскла-дывать по клетям, или уже высушенные кирпичи грузить на вагонетки и везти в печи, и разгружать там, оставляя для обжига. Сама вагонетка весила 250 кг, на неё накладывали 250 кирпичей весом килограммов 5. И хорошо, если вагонет-ка не сходила с рельсов ! Хотя нередко случалось и такое, и тогда с помощью балок-рычагов и "раз-два, взяли !" нужно было её снова ставить на рельсы... Это была работа для здоровых мужиков ! Которые на неё, однако, не шли. А шли молодые мордовские женщины ! Самые молодые стеснялись этой грубой работы и, когда я пытался с ними поговорить, они сторонились, делая вид, что не понимают по-русски и отшучиваясь по-мордовски. Так, в возрасте, когда по-степенно начинает исчезать детско-восторженное восприятие жизни, состоя-лось моё знакомство с колхозными реалиями — в школе, согласно программе, ут-верждённой ЦК КПСС, изучали "Поднятую целину" Шолохова о преимущест-вах и достоинствах колхозов, а учителя и советские фильмы рассказывали о счастливой жизни крестьян".

Ф. Сычков "За работой. Подруги", 1935 г.

В. Слёзкин : "Колхозники в то время жили бедно. В домах-избах вся мебель бы-ла самодельной, грубой. Стоял стол, рядом лавка, несколько табуреток. Оде-жду вешали на вбитые в стену гвозди. Обувь стоя-ла кучкой около порога. Бревенчатые стены были не оклеены. Шкафы для оде-жды были у интеллиген-ции — учителей, председа-теля колхоза... Потребнос-ти на лучшую обстановку жилища не были развиты. Но не было и возможности

покупать что-то, даже если и хотели : не было денег. Сдадут телка — поку-пают какую-то одежонку себе и детям. Продадут молоко — покупают продук-ты. Жили ведь за счёт личного подворья.

Все развлечения были, весь досуг — хорошенько выпить. Из культурных учреж-дений в деревнях — и это в лучшем случае — были библиотека и нечто вроде клуба с голыми стенами и заплёванным шелухой от семечек полом. В райцентр было не добраться : грязь, дороги нет, особенно в весеннюю распутицу или осенью — нас тракторами таскали до шоссейной дороги..."

Ф. Сычков "В праздничный день", 1928 г.

Семья Харитошкиной Лю-бови Трофимовны, кото-рой в начале 1930-х годов было 7-10 лет, жила в Яс-ной Поляне : "В семье у нас было четверо детей, мать с отцом, дедушка с бабушкой. Жили в малень-ком домике-избе. Мебели никакой не было, даже ла-вок, кроме одной деревян-ной кровати для деда с ба-бушкой. Было как бы две комнаты : в одной — в гор-нице — жил дед с бабуш-

кой, и нас туда не пускали, а мы жили на кухне, где печка стояла. Спали на полу на матах, которые мать плела из камыша, в морозы — на печке. Летом спали в сенях, в сарае. На станках плели домотканое сукно, им укрывались как одеялом. Укрывались также тулупами, какими-то шубами... Носили лапти... Во всей де-ревне было, наверное, три бани. Топили их по очереди, кто истопит, вымоется, потом бегает по соседям : «Там водичка осталась горячая в чугуне». Летом бегали на речку. Потом, правда, построили общую колхозную баню".

Виктор Колмыков в своей книге "Жизнь леса" так описывает жизнь своей семьи в колхозе : "...мне пришлось прожить с 1954 по 1957 год в деревенской из-бёнке в селе Мордовская Поляна... Зимней ночью пять-шесть женщин, вместе с ними моя мать, уходили в поле, чтобы принести вязанку соломы для скота. Я не стесняюсь об этом вспоминать : людей вынуждали так делать. Плата в колхо-зе была символической : работали за палочки-трудодни. Корма для частной скотины не выделяли. По сути, таскали то, что летом сами заготовили.

Ф. Сычков. Этюд "Дом отца в Кочелаеве", 1900-е гг. В этом доме художник провёл детство. В. Колмыков в таком же доме жил спустя 50 лет.

Я, в то время пяти-шестилетний, оставался один... страшился заг-лядывать в тёмные углы, откуда слышался шорох мышей. На печи сушилась конопля, она тихонько потрескивала, и я постоянно вздрагивал. Обстановку избы сос-тавляли две деревянные кровати, стол. Вдоль стен тянулись лавки. Накрыт был домик соломой. Вме-сто трубы торчало опрокинутое ведро без дна. Весь карниз утыкан дырками — воробьиными гнёзда-

ми. «Хоромы» имели два оконца на улицу, одно — во двор.

На лавке у окошка у меня было любимое место. Залезая с ногами, я строгал из поленьев игрушки. Поглядывал на улицу, ожидая, когда мать вернется с зубов-ского базара... На базар она носила в мешке наперевес продавать крахмал. Вече-рами терла картошку в большое корыто, раня руки. Белый скрипучий крахмал, лепешки свежевспахтанного масла, излишек яиц приносили кое-какие копейки в домашний бюджет.

Лучшие колхозники-ветераны колхоза им. Тельмана в Вадово-Селищах, конец 1950-х гг. Зубово-Полянский район Мордовии. Фотографирование проводилось в связи с 30-летним юбилеем колхо-за. Из музея Вадово-Селищенской школы.

Ближе к весне в единственной комнатке появлялись пырючий телёнок, облизы-вавший белёную печь до кирпичей, поросята, умильно спавшие, спрятавшиеся в рукава старой расстеленной одежды, откуда торчали их хвостики, которые я любил дергать... Хлева для скота не было. Его заменял дощатый, щелястый са-рай, прилепленный одним боком к сеням. Как ни утепляла его мать, приставляя к стенам палки и набивая пространство между ними соломой, корова в сильные морозы всё равно дрожала.

В один из вечеров я проснулся оттого, что кто-то лизнул меня шершавым язы-ком за ухо. Открыл глаза и увидел нашу Бурёнку ! В страшный холод завели в избу и её".

Люди молчали. Не было ни восстаний, ни каких-либо открытых протестов — в памяти народа сидели пушечные залпы полков Тухачевского при подавлении крестьянского восстания в соседних тамбовских районах, высылки целых семей на север в Котлас, расстрельные приговоры односельчанам... Но уже набрала силу тенденция, которая постепенно стала разрушать сельское хозяйство — на-род побежал из деревень... Так крестьяне выразили своё отношение к той жиз-ни, которая была им уготована властью. Это был своеобразный бунт. Тихий, не-явный, бескровный, но бунт. И этот бунт подавить было невозможно.

А. Жидков "Мать", 1972 г.

В. Слёзкин : "Наверное, правительство начало понимать, что долго люди так жить не будут : с 1966 года колхозни-кам стали платить деньги. Хоть и не-большие, но всё-таки... Появилось радио, телевидение, хоть и изредка, но были по-ездки в город — люди постепенно стали узнавать, как живут в других местах. В Вадово-Селищах была средняя школа, после окончания которой молодёжь ста-ла поступать в вузы. Причём те, кто уехал раньше в Саранск и добился уже чего-то там, стали помогать молодым односельчанам. Например, сын нашего колхозника С. стал проректором универ-ситета (а его брат — известным хирур-гом), он неоднократно помогал школьни-кам-детям наших колхозников поступить в университет. Многие поступали и в техникумы. Потом с нашего куста стали

уезжать в Подмосковье, Москву, Рязань. Многие уехали в Сотницу Рязанской области, где были знаменитые сахарные заводы и где платили деньги. В основ-ном ехали за пределы Мордовии. С Анаевской и Ачадовской зон молодёжь ехала в Ленинград, а наши — в Москву.

Крестьянин-колхозник, на своей шкуре испытавший все «радости» колхозной жизни, старался отправить детей подальше из деревни. Бывало, в разговоре по душам кто-нибудь восклицал : «Василий Иванович, я всю жизнь мучаюсь в грязи, зачем это моим детям ? Ты уж не мешай, не задерживай, пусть едут …» Я по-думаю-подумаю, а потом, может, и без большого желания, но документы под-пишу — пусть действительно едут, мне же тут тоже не вечно сидеть. Ко-нечно, я старался побеседовать, уговорить остаться, но если человек не хотел оставаться, то тут уж я ничего сделать не мог. Это с теми, кому нужна была справка о работе, а выпускники школ просто уезжали без всякого спроса. Их ничего не держало. Материальная сторона жизни заставила их уехать из кол-хоза. И я понял : держать их бесполезно — нет условий.

Слёзкин В. И., 1992 г.

Теперь, когда и в наш колхоз, и практически во все де-ревни района ведут отличные асфальтированные дороги — ездят по ним мало. За 40 лет население сел нашего колхоза сократилось в 10 раз : с 653 членов колхоза в 1960 году до 60 в 2000 году... И так или примерно так — везде!

В колхозе я проработал 10 лет. Когда встал вопрос о мо- ём уходе, колхозники теперь уже были против, даже при-сылали делегацию в райком, но им сказали, что это не их дело — куда партия пошлёт, там Слёзкин и будет рабо-

тать. Я был переведён в райцентр начальником ПМК (передвижной механи-зированной колонны), которая занималась на землях колхозов мелиорацией и осу-шением земель.

Я жил и работал так, как считал правильным, как меня воспитывали, как я ве-рил, но теперь, с высоты моего почти 80-летнего возраста и более чем 60-лет-него трудового жизненного опыта я могу сказать : во-первых, наши правители, сидевшие в Центральном Комитете Коммунистической партии, совершили ошибку во время коллективизации : нельзя было силой, властью заставлять че-ловека изменить свой образ жизни, таким путём нельзя было достичь резуль-тата тогда, нельзя его достичь и сегодня.

Во-вторых, сельское хозяйство в правительстве всегда считали второстепен-ной отраслью. Этой отрасли — и особенно людям, занятым в ней — уделялось слишком мало внимания. Людей приучали жить и действовать по приказу. И выработавшаяся у них послушность одновременно с безответственностью и некомпетентностью властей, которые отдавали эти приказы, привели к тому, что молодёжь перестала воспринимать ценности старшего поколения жите-лей деревни. Это новое поколение не видит для себя места в деревне. Нас ждут нерадостные времена. Если только не будут сделаны правильные выводы, и на деревню и молодежь не будет обращено внимание центрального и местного правительств". Примечание

Останется ли сын этого комбайнера работать на земле?
Фото С. Шевченко, 2000 г.

В 1990-х годах, в ходе процесса приватизации, крестьяне района, получив паи, стали собственни-ками своей земли. Казалось бы — исполнилась их мечта. Но, не имеющие никаких капиталов, не иску-шённые в юридических и экономических вопросах, привыкшие к тяжёлому, но несложному труду, они не смогли справиться с ведением собственного фер-мерского хозяйства (за последние 10 лет из всех по-пыток фермерствования в районе успешными ока-зались считанные единицы). Не так просто восста-новить прерванную в 1920-х годах традицию хозяй-ствования на земле : быть хозяином, это не только пахать и сеять, это, прежде всего, значит — принять на себя все экономические риски. Видимо, решив, что будут последними в роду крестьянами, многие за бесценок продают свои паи (а некоторые, види-мо, совершенно не веря в возможность закрепления земли, её даже не получали) и снова становятся на-

ёмными работниками. Но платят им по-прежнему мало, по-прежнему они вы-живают за счёт своего огорода, подворья и заработков, не имеющих отношения к хлеборобству, и, скорее всего, детей они отправят в город. Кто тогда останется работать на проданных паях — у новых землевладельцев ? Не эмигранты ли из Таджикистана и Узбекистана ? Или из Индии, как это происходит сейчас в одном из районов Подмосковья ? Но тогда на этой земле начнётся другая исто-рия, не мордовская.

Август 2005 г.
Аудиовоспоминания В. И. Слёзкина записал С. Оленин.

Страница иллюстрирована репродукциями картин мордовских художников

Слёзкин Василий Иванович в настоящее время является председателем районного Совета вете-ранов. Он занимался в районе лесонасаждениями, потом работал преподавателем в профтехучили-ще на Тракторной, инструктором по сельскому хозяйству в райкоме партии, председателем колхоза и, наконец, начальником строительной организации. Полная аудиозапись его рассказа о его жизни и работе в районе во второй половине XX века передана в районную библиотеку.

* Эти "палочки", свидетельствовавшие о сотнях и тысячах часов тяжёлого труда, не были оплаче-ны никогда : бухгалтерские архивы свидетельствуют, что начислений зарплаты за этот труд не было (что становится определяющим при начислении пенсии), тетради же с "палочками" не являются финансовыми документами. Так те, кто создавал продовольственную основу победы над фашиз-мом, а позже фактически кормил всё возрастающее городское население, достигнув нетрудоспо-собного возраста, оказались на грани нищеты.

"Постановление Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) от 27 мая 1939 года установило для каждого трудоспособного колхозника и колхозницы обязательный минимум выработки трудо-дней от 60 до 100 в году (в зависимости от района). Спустя три года, 13 апреля 1942 года, новым постановлением обязательный минимум трудодней был повышен до 100-150 в году, причём из этого обязательного минимума определённое количество трудодней должно было быть выработа-но по отдельным периодам сельскохозяйственного года. Так, например, в колхозах нечернозёмной полосы и высокогорных районов обязательный минимум составлял 100 трудодней, из которых должно было быть выработано : до 1 июня 25, с 1 июня по 1 августа — 25, с 1 августа по 1 октября — 35 трудодней, а остальные — после 1 октября. Эта изощрённая и детально регламентированная система учёта была разработана для того, чтобы колхозники в страдную пору не трудились на своих приусадебных участках в ущерб колхозному полю или ферме. Вырабатывавшие в течение года ниже указанной нормы подлежали судебной ответственности и карались исправительно-трудовыми работами в колхозах на срок до б месяцев с удержанием из оплаты трудодней до 25 процентов в пользу колхоза. Статья 5 постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 года гласила, что колхозники и колхозницы, не выработавшие в течение года обязательный минимум трудодней, должны считаться выбывшими из колхоза, потерявшими права колхозника и лишаться приусадебного участка. Председатели колхозов и бригадиры, проявившие «мягкотелость» и укло-нившиеся от предания суду трудоспособных колхозников, не вырабатывавших обязательный мини-мум трудодней, сами за это могли быть отданы под суд и осуждены. В 1945 году было осуждено 5 757 председателей колхозов, а 1946 году — уже 9 511. Судили не только председателей, но и бригадиров и заведующих фермами. В эти годы в некоторых районах было осуждено от четверти до половины всех председателей ...

По существовавшим в то время нормам трудового права колхоз из полученных им натуральных и денежных доходов должен был в первую очередь выполнить свои обязательства перед государст-вом : погасить ссуды и задолженности по поставкам и натуральной оплате за прошлые и за теку-щий годы, внести государству установленные законом налоги и страховые платежи, образовать все установленные общественные фонды : основной и страховой семенной фонд, специальный фураж-ный фонд, страховой продовольственный фонд, произвести ремонт сельскохозяйственных орудий, лечение скота и многое другое. И лишь после этого и лишь то, что осталось продуктами и день-гами, могло быть распределено между колхозниками по трудодням. В итоге сам хлебороб очень часто оставался без хлеба и, без денег, что привело уже после победоносной войны к голоду 1946-47 гг.

Современные российские историки, изучив долгое время остававшиеся закрытыми архивные мате-риалы, пришли к выводу : голода 1946-1947 годов можно было избежать. В эти годы государст-венные закрома были полны : государство постоянно их пополняло и располагало запасами зерна, достаточными для того, чтобы накормить голодающих. Более того, в эти голодные годы правитель-ство часть зерна экспортировало. Основные же запасы зерна рассматривались в качестве госуда-рственного резерва и никак не использовались. Далеко не все склады были должным образом при-способлены для хранения зерна, что привело к его порче и ощутимым потерям. С 1946 по 1948 год на государственных складах было испорчено 1 млн. тонн зерна. В эти же годы от голода и вызван-ных им болезней погибло около 2 миллионов человек". (Журнал "Родина" № 12, 2007 г.)

Примечание : бывший работник райкома партии и председатель колхоза в разрушении деревен-ского образа жизни, катастрофическом уменьшении населения и сельскохозяйственного производ-ства фактически обвиняет центральные власти. Во многом это справедливо. Но ко всему этому "приложили руки" и местные районные власти, и руководители сельхозпредприятий (вдумайтесь в вынужденное признание о "председателях, применявших меры жестокого принуждения."). Ду-мавшие не о людях, а о цифрах, об увеличении производства, они не умели (или не хотели ?) уви-деть причинно-следственные связи в тех процессах, которые проходили в результате их деятельно-сти, не смогли сделать правильные выводы о тех настроениях, которые царили в семьях, в бригадах, на фермах ... Они не смогли спрогнозировать последствия своей деятельности даже на ближайшее будущее.

Или всё видели ? Всё понимали правильно ? Но, подобно циникам, думающим только о своём не-долгом веке, считали, что "на наш век хватит, а там хоть трава не расти ?"

Иначе ли думают нынешние власти и новые владельцы земли и средств производства ? Думают ли они о том, что будет здесь после них ? Что является для них приоритетным ? Цифры ? Небольшое и недолгое увеличение продукции ? Или всё же люди (в том числе – их собственные потомки), раз-мышляющие о перспективах жизни в ближайшем и отдалённом будущем в мокшанском крае для себя и своих детей ? Статистика рождаемости и уезжающих дадут ответы на эти вопросы уже в ближайшее время.

Приглашаем жителей и выходцев из Зубово-Полянского района, желающих добавить другие подробности в рассказ о жизни крестьян в XX веке, прислать их на наш адрес