Мы в юности записок не вели,
и, лишь пройдя через бои-пожары,
по памяти, но честно, как могли,
солдаты написали мемуары.
Листай страницы времени — и вновь
тревожным светом озарятся лица,
сквозь гимнастерки просочится кровь,
и под рукой железо раскалится.
Глеб Пагирев.
Что заставило меня, человека не шибко грамотного, на лавры литератора не
претендующего, взяться за перо? Ответ может быть простым
— не да-ёт покоя память. Моя
фронтовая служба длилась всего один год. Но он за-плёлся в такой тугой
узел, что я разматываю его всю жизнь и буду разма-тывать, наверное, до
могилы. Более 40 лет прошло, как кончилась война. Но до сих пор бывает —
нахлынут воспоминания, и по ночам не спишь, в который уж раз, словно
наяву, видишь смерть товарищей. |

19-летний Иван Туманов после
ранения,
1943 г. |
Смотрю я на
нынешнюю молодежь после таких бессонных ночей и думаю: какая же она счастливая. И не дай-то бог
испытать ей то, что тебе довелось. А потом откроешь газету или включишь
телевизор, и снова тревожно на сердце. Такое ощущение, что мир опять на
волоске висит, как тогда, в сорок первом. Вот и потянулась рука к
бумаге, вот и захотелось рассказать о том, что видел, что пережил. Вы не
встретите в моих воспоминаниях ни описаний природы, ни ярких
художественных образов. Пусть ска-жут свое слово только факты моего
личного фронтового опыта.
Дороги на фронт
По национальности я мордвин. Мое село Новые Выселки находится на
автостраде Москва — Куйбы-шев. Сегодня автомобильное движение здесь очень
интенсивное. В наших местах родился Герой Совет-ского Союза Михаил Девятаев, тот самый, что из фашистского плена самолет угнал. Он — тоже
морд-вин. Однако, живут у нас и русские, и татары, и чуваши, и прочее
население.
В двенадцати километрах от Новых Выселок — райцентр Зубова Поляна, где
проходит железная доро-га. До Москвы по ней 450
километров.
Родился я в августе 1923 года. В 1930-м пошел в школу. Карандашей и
тетрадей у нас не было. Писали грифелями на маленьких чёрных досках, да
и книжек не хватало, на несколько человек — один учеб-ник. Время было
засушливое, неурожайное, не хватало основных продуктов, даже картошки.
Но боль-ше помню не это. Из газет и книжек мы узнавали о событиях на
озере Хасан, о спасении летчиками эки-пажа ледокола "Челюскин", о
покорении Северного полюса папанинцами, и гордились тем, что мы —
советские. Мы жили в атмосфере всеобщего энтузиазма, мечтали о подвигах.
После семилетки я поступил в школу фабрично-заводского обучения (ФЗО),
которая находилась в уральском городе Асбесте. Там жил со своими
ровесниками в бараках, по четыре человека в комнате. И в общежитии, и в
столовой, где впервые, может быть, я стал наедаться досыта, всегда было
чисто и тепло. Мы работали и учились одновременно на взрывников,
забойщиков, добывая из открытого карь-ера асбест, который шел во многие
отрасли промышленности. Все радовались —
ведь скоро станем на-стоящими рабочими, специалистами. Но наступило 22
июня 1341 года... И вскоре я вновь оказался в родном селе.
Фронт постоянно нуждался в пополнении, а с транспортом было плохо. Мимо
Новых Выселок днем и ночью шли солдаты пешком от самой Пензы, которая
располагается от нас в 170 километрах. Направ-ление было одно — на
Москву. В ноябре ударили морозы. Помню солдатские лица — каждое в
под-шлемнике, похожем на широкий шерстяной чулок, в котором оставлено
отверстие только для глаз. Солдаты заходили в крестьянские избы
отогреваться. Колхозники кормили их горячей картошкой и щами. А на
станции Зубова Поляна сплошь стояли воинские эшелоны, ощетинившиеся
стволами ору-дий и пулеметов.
Суровой была первая военная зима. Наши войска несли большие потери.
Армия истощалась и в млад-шем командном составе. Советскому
правительству пришлось в срочном порядке открывать в разных уголках
страны военные училища, куда набиралась молодежь 1922, 1923, 1924 годов
рождения, имею-щая семиклассное образование.
В Новых Выселках моих одногодков было человек двадцать, а семилетку
закончили только двое : я и Павел Рогачев. Вот и попали мы с ним да еще
двое ребят из соседних деревень, в Казань, стали курсан-тами
пулеметно-минометного училища. Оно располагалось на берегу реки Казанки,
в так называемых красных казармах, недалеко от Кремля. После
укомплектования рот, взводов и отделений мы сразу же приступили к
строевой подготовке, к изучению материальной части станковых пулемета и
миномета, а также других военных дисциплин. Обмундирования не было. Мы в
строю ходили в том, в чем при-ехали из дома. Училище только что
открылось. Мы то и дело разгружали прибывающий инвентарь.
Война представлялась 18-летним юношам в романтической дымке.
Каждый мечтал : скорее бы прице-пить в петлицы два лейтенантских
«кубаря», получить пистолет, портупею и — на фронт. Вот уж зада-дим перцу
фрицу поганому ! Тревожные вести с фронта не пугали, а только разжигали наше
нетерпе-ние.
Однако стать офицером мне так и не довелось. Еще не успев одеть
курсантскую форму, я заболел жел-тухой. Врачи направили на излечение по
месту жительства. Пока добирался до дома на разных поездах, в придачу к
желтухе еще и сыпной тиф схватил. И оказался я вместо фронта в больнице
на родной станции Зубова Поляна.
Поправился только к весне. Мужчин в колхозе осталось очень мало. Я пошел
работать в тракторную бригаду плугарем. Колхозникам, занятым на пахоте и
севе, давали тогда по 500 граммов печёного хле-ба.
Работа была тяжелая. Колесо, которым регулируется глубина вспашки, надо
беспрерывно крутить, земля-то ведь не такая ровная, как обеденный стол.
Особенно доставалось в конце загона. А трактора были газогенераторные.
Мы их называли "чурочными". Это потому, что горючее заменялось дровами.
Позади кабины стоймя располагались два цилиндрических железных бункера.
В одном дрова сжига-лись, в другом дым очищался от копоти. Дров — не
напасешься ! А ведь их еще надо распилить на ко-роткие чурбаки,
расколоть и высушить на солнце. Закрапает дождичек — убирай под навес.
Сколько ж рабочих рук надо на эти трактора ! А их где взять ? Вот и
проливали по семь потов и старики, и женщи-ны, и дети.
Всю весну 1942 года я провел на посевной. А 10 мая прямо в поле
мне принесли повестку. Уходя всё дальше от трактора, я несколько раз
оглянулся, прощаясь и с трактористом Иваном, и со вспаханным
полем, и со своим плугом.
Продолжение
|