"МАХРОВЫЙ ВРАГ"
В обкоме работали И. Чумаков, И. Васькин, И. Прончатов —
три Ивана. Чумаков стал ко мне захаживать. Приходил по
воскресеньям с сы-нишкой. Беседовали, он показывал роман Кир-дяшкина, который редактировал. Читал свою пьесу про
белорусских партизан. Однажды предложил :
— Принеси все свои документы, рассмотрю и постараюсь
помочь.
Я принёс, он посмотрел, но не помог... Чего он там
рассматривал ?
Иван Афанасьевич Васькин встретил меня по-человечески,
пригласил в гости к себе домой, угостил и обещал помочь. И однажды вместе с |

Левчаевы в 1935 г.
Предоставлено И. Левчаевым, внучатым племян-ником
писателя (Пенза). |
другими писателями пригласили в обком и меня. Надо было написать брошюру про опыт
мастеров-зем-ледельцев. Про то, как выращивают рожь,
пшеницу, коноплю, махорку, капусту и т. п.
Написать
так, чтобы эта книжка была не только понятной, но и
научной, и читалась бы с интересом. И, главное,
по-русски. А я и по-мордовски-то лет десять уже ничего
не писал. Да и культура мне досталась такая, от которой
все отказались — капуста. И колхоз ближайший, Николаевский, который рядом с городом. Тем, кто работал
подальше, приказано было создать условия для проживания
и питания. А мне неудобно бы-ло просить, чтобы жильё в
совхозе выделили на время работы — Николаевка-то была
почти рядом с домом ! Стеснялся и продукты просить. Так
и бегал от Саранска до Николаевки два месяца, старался,
наблюдал, расспрашивал и — написал ! Как мне казалось,
доходчиво и познавательно. Принёс Кутор-кину — тот
удивился :
— Ну, Петро, спасибо ! От кого-кого, а от тебя не ожидал
!
На рецензию отдали трём специалистам : агроному — в
сельскохозяйственное министерство, какому-то писателю
для оценки художественной и литературной ценности, и для
политической оценки — Пронча-тову. Через такое мелкое и
частое сито цензуры пропустили брошюрку, что я и не
чаял, что дадут разре-шение на издание. Но с нетерпением
ждал результата, от которого зависела моя участь, знал :
не похва-лят — я пропал. Скажут : нечего не в свои сани
садиться, коли не умеешь !
Однажды зашёл к Талабаеву спросить, не пришла ли
какая-нибудь рецензия. Он позвонил куда-то и сказал :
— Подожди немного !
Вскоре пришёл незнакомый мужчина, достал из портфеля
толстую папку и говорит :
— Всё дрянь, пустое ! Если и печатать, то только одну
толковую работу П. Левчаева !
У меня вспыхнули уши : неужели я верно расслышал, может,
это не про меня ? А Талабаев показал на меня рецензенту
и говорит :
— Вот он, Левчаев.
И мне :
— Ну, товарищ Левчаев, поздравляю ! Работу твою и обком,
и агроном уже похвалили, значит, издадут !
Работу действительно напечатали, и Головин — консультант
Совмина по вопросам сельского хозяйст-ва
—
похвалил её в
газете "Советская Мордовия". Но материалов из того
совхоза у меня было много, и я чувствовал, что можно
написать большой художественный очерк. И написал, на
мордовском языке. Назывался он "Мастера урожая",
напечатали его в 4-м номере альманаха "Победа" за 1948
год. Инте-ресная деталь : редактором альманаха был М.
Бебан, он определил гонорар в 1500 рублей, но деньги
выплачивал Мордгиз, и как раз в это время Бебана
назначили директором Мордгиза. Когда пришёл по-лучать
гонорар, то бухгалтер говорит :
— У вас гонорар больше 1000 рублей — идите в сберкассу,
деньги вам переведут на счёт.
Я зашёл к Бебану и попросил, чтобы он разрешил получить
мне гонорар в кассе, так как у меня сберк-нижки не было.
Разрешил. Но дал только 900 рублей : хозяином теперь был
он, вот и похозяйничал — уменьшил мой гонорар на 600
рублей !
1 февраля 1949 года было большое совещание писателей,
говорили о том, что нового было сделано в мордовской
литературе после выступления Жданова в журналах "Звезда"
и "Ленинград" в 1946 году. Содокладчиком по прозе был
Маскаев, он очень похвалил мой очерк. И в резолюции
совещания очерк также был отмечен, как литературное
достижение за отчётный период.
На этом совещании меня самого не было — не пригласили !
Утром пошёл будто бы в библиотеку, а сам свернул к
ресторану, в котором шло совещание, подумал : может,
кто-нибудь заметит меня и позовёт. И точно : обняв друг
друга, идут из Дома печати в ресторан наши писатели.
Увидели меня, подхватили под руку. Бебан, улыбаясь, стал
приглашать :
— Пошли, пошли, ведь тебе ко Христову дню — красное
яичко ! Как хвалили твой очерк, ты бы слы-шал !
Зашёл. Кто знал меня, окружили, протягивали руки…
Началось совещание, и слово взял Я. Пинясов, повернулся
к президиуму (а там всё правительство и даже
начальник НКВД Князькин, напыщенный и надменный) и
спрашивает :
— Вы знаете, почему у Петра Левчаева хороший очерк ? Да
потому, что у него чистая душа и совесть, своим очерком
он подтверждает свою честность и невиновность !
И на совещании, и после него многие советовали мне пойти
в прокуратуру по делу 1937 года. И я пошёл. Наша
соседка, секретарь прокуратуры (её дочь училась с Эммой
в одном классе, поэтому мы были нем-ного знакомы),
приняла у меня заявление и передала прямо в руки
прокурору республики. В отчаянном заявлении я умолял,
чтобы заново пересмотрели моё дело, чтобы опросили, если
нужно, сто или двести человек, которые знают меня лично
по жизни и по моей литературной деятельности. И если из
них хоть кто-нибудь назовёт меня "врагом народа" — пусть
меня расстреляют ! А если невиновен, то пусть да-дут
работу, хоть самую тяжёлую, самую чёрную, и я стану
работать изо всех сил до самой смерти. Если этого мало,
то пусть скажут, какую руку мне отрубить, и я принесу и
положу её на стол прокурору !...
Вскоре меня вызвали. Прокурор Самарин (или Самаров) уже
прочитал всё это, он посадил меня перед собой и говорит :
— Левчаев, я рассмотрел твоё заявление, но ничего не
могу сделать.
У меня на глаза навернулись слёзы, и я воскликнул :
— Кто же тогда может ? Вы — прокурор республики. Ведь
Сталин далеко, а Бог высоко !
Прокурор с досады сплюнул в плевательницу и сказал :
— Левчаев, если кто и может что-то предпринять, так это
Белов, помощник по политическим делам ! Иди к нему.
— Мне и к Вам-то тяжело было идти (уж не сказал, что мне
пришлось его секретарю дать на лапу). Куда я пойду ? Кто
меня пустит ?
— Я распоряжусь выдать тебе пропуск, иди по коридору к
выходу, справа будет окошко, постучись в не-го, тебе
выдадут пропуск, с ним и иди к Белову.
Пошёл. Окошечко справа открылось сразу же, будто меня
ждали, высунула нос бабка, похожая на Дан-тона, зыркнула
глазами по сторонам и прошептала :
— Левчаев ? Тебя сегодня арестуют !
В глазах потемнело : вот как, моя судьба уже решена ! Но
это меня только разозлило. И удивился : не-ужели и в
этом змеином гнезде есть хорошие люди !? И как только
эта старушка не боится ? Ведь толь-ко обмолвись я
Белову, что уже знаю о своей участи — её тут же уволят,
а то и сделают с ней, что по-хуже. "Ну ладно ! — сказал
я про себя. — Теперь хоть отведу душу и выскажу наконец
Белову всё !"
Открыл дверь, остановился на пороге и спросил :
— Можно, товарищ Белов ?
В дальнем углу над столом склонился пожилой, с
нездорового цвета и злым выражением лица мужик. В
гимнастёрке, в фетровых бурках — всё цвета линялого
табака. Он едва взглянул на меня и досадли-во скривился
:
— Левчаев, тебя не трогают ?
— Нет. Пока.
— Работаешь ?
— Работаю.
— Ну, и ты не мешай, не надоедай !
— Ты же прокурор, поставлен следить, чтобы не нарушали
советские законы. Я пришёл к тебе жало-ваться на то, что
попрали эти законы и ни за что держали меня 10 лет ! Я
пришёл к тебе пожаловаться на то, что со мной сделали в
37-м году, я не был "врагом народа", я невиновен !
— Ты — махровый враг ! Враг Советской власти ! Подумаешь
: «пригласите двести человек ! Руку на отсечение дам !»
Вражеские уловки ! Мы и без того знаем, кто ты !
Говорил, даже не говорил, а выкрикивал брезгливо, рычал,
как старый пёс. И я забыл, где нахожусь, закричал со
всей злостью и яростью, которая накопилась во мне :
— Ты носишь прокурорские погоны, которые носят
блюстители советского закона, а сам эти законы
на-рушаешь : как без следствия можно назвать человека
врагом ? Ты знаешь, что я не виноват перед Со-ветской
властью, что посадили меня в 37-ом и держали 10 лет
без вины, и сейчас тоже хочешь сделать из меня "врага"
!
Ты прикрываешь ошибки НКВД того времени и тем самым
нарушаешь советские за-коны, обманываешь Советскую
власть, народ ! Но придёт время, всё это откроется,
придут люди и по-кажут твоё истинное лицо, тогда и станет
ясно, кто из нас враг !
Я кричал, а он смотрел на меня, нахмурив брови, и ждал.
Когда я замолчал, он зарычал :
— Всё !? А то поори ещё !
Я развернулся и вышел, изо всей силы хлопнув тяжёлой
дверью. И пошёл по коридору. Шёл, а сам счи-тал шаги,
хотел знать, на каком меня остановят и арестуют. Но
не остановили, выпустили из здания. "Значит, заберут
ночью," — подумал я и пошёл на работу к Кире. У неё в
сберкассе лежало немного де-нег, хотел, чтобы сняла их.
Я решил, что сегодня же поеду в Москву к Сталину.
Подумал, что только он может решить мою проблему,
заставить следователей внимательно изучить моё дело. А
если не попаду к товарищу Сталину, то либо брошусь под
поезд, либо сбегу куда глаза глядят. Рассказал жене о
том, что произошло в прокуратуре, о своём желании
поехать к Сталину, и она согласилась :
— Пожалуй. И правда, если не доберёшься до
Сталина — умри и тем самым докажи свою правоту, смой с
себя и с нас черное клеймо !
Удивился : жена печалилась не обо мне, а о себе. Но мне
всё равно ничего не оставалось делать, как соглашаться. Но любимая жена деньги не
сняла, у неё было желание дешевле смыть с себя "грязь" и
отделаться от меня... Вечером пришла с работы и говорит
:
— Думаю, что всё нужно сделать по-другому. Во-первых,
ещё не факт, что тебя заберут, мало ли что сказала
старая дура ! Ну, а во-вторых, если и заберут, то
умереть можно и здесь, объявишь голодовку и...
Зачем для
этого ехать
в Москву,
всё равно
к Сталину
таких, как ты
не пускают
—
ты не партийный
!
Что мне оставалось делать ? Денег на билет у меня не
было. Стал ждать, когда явятся за мной. Долго ждать не
пришлось, через несколько дней пришли. Но в этот раз не
ночью, а в обед, но опять вдвоём.
Вошли высокий чернявый и молодой белобрысый, взгляд у
обоих, как у волков. В гражданских пальто, но через
расстёгнутый верх видны военные мундиры с
петлицами.
— Разрешите произвести обыск ! — произнёс высокий.
— Только обыск или меня тоже заберёте ?
— Пожалуй, и тебя заберём, не надолго.
— Хорошо, проводите обыск ! А я пока соберу с собой
чего-нибудь.
Они стали перебирать бумаги, книги, вещи. Переворошили
всё. Отложили в сторону две кипы бумаг, написали
протокол изъятия и сказали мне, чтобы обе кипы я взял с собой.
Но я был уже тёртый калач, отказался нести пуд бумаги
вместо них :
— Если вам надо — несите, а мне без надобности !
Переглянулись, усмехнулись и понесли сами. За углом дома
стояла чёрная душегубка. Я тоже ухмыль-нулся :
— О, и к вам дошла цивилизация, в прошлый раз
меня
вели пешком, а теперь поеду с удобствами…
На предыдущую
страницу
На следующую страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|