Республика Мордовия

Историко-этнографический сайт

 

ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО ЗУБОВОПОЛЯНЦЕВ

Ждём новых произведений от зубовополянцев и выходцев из района, а посетителям сайта желаем получить эстетическое удовольствие от чтения их.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68

Пётр Левчаев

Часть четвёртая

Снова враг

 

1947 – 1955 гг.

 

 

"МАХРОВЫЙ ВРАГ"

В обкоме работали И. Чумаков, И. Васькин, И. Прончатов — три Ивана. Чумаков стал ко мне захаживать. Приходил по воскресеньям с сы-нишкой. Беседовали, он показывал роман Кир-дяшкина, который редактировал. Читал свою пьесу про белорусских партизан. Однажды предложил :

— Принеси все свои документы, рассмотрю и постараюсь помочь.

Я принёс, он посмотрел, но не помог... Чего он там рассматривал ?

Иван Афанасьевич Васькин встретил меня по-человечески, пригласил в гости к себе домой, угостил и обещал помочь.  И однажды вместе с

Левчаевы в 1935 г. Предоставлено И. Левчаевым, внучатым племян-ником писателя (Пенза).

другими писателями пригласили в обком и меня. Надо было написать брошюру про опыт мастеров-зем-ледельцев. Про то, как выращивают рожь, пшеницу, коноплю, махорку, капусту и т. п. Написать так, чтобы эта книжка была не только понятной, но и научной, и читалась бы с интересом. И, главное, по-русски. А я и по-мордовски-то лет десять уже ничего не писал. Да и культура мне досталась такая, от которой все отказались — капуста. И колхоз ближайший, Николаевский, который рядом с городом. Тем, кто работал подальше, приказано было создать условия для проживания и питания. А мне неудобно бы-ло просить, чтобы жильё в совхозе выделили на время работы — Николаевка-то была почти рядом с домом ! Стеснялся и продукты просить. Так и бегал от Саранска до Николаевки два месяца, старался, наблюдал, расспрашивал и — написал ! Как мне казалось, доходчиво и познавательно. Принёс Кутор-кину — тот удивился :

— Ну, Петро, спасибо ! От кого-кого, а от тебя не ожидал !

На рецензию отдали трём специалистам : агроному — в сельскохозяйственное министерство, какому-то писателю для оценки художественной и литературной ценности, и для политической оценки — Пронча-тову. Через такое мелкое и частое сито цензуры пропустили брошюрку, что я и не чаял, что дадут разре-шение на издание. Но с нетерпением ждал результата, от которого зависела моя участь, знал : не похва-лят — я пропал. Скажут : нечего не в свои сани садиться, коли не умеешь !

Однажды зашёл к Талабаеву спросить, не пришла ли какая-нибудь рецензия. Он позвонил куда-то и сказал :

— Подожди немного !

Вскоре пришёл незнакомый мужчина, достал из портфеля толстую папку и говорит :

— Всё дрянь, пустое ! Если и печатать, то только одну толковую работу П. Левчаева !

У меня вспыхнули уши : неужели я верно расслышал, может, это не про меня ? А Талабаев показал на меня рецензенту и говорит :

— Вот он, Левчаев.

И мне :

— Ну, товарищ Левчаев, поздравляю ! Работу твою и обком, и агроном уже похвалили, значит, издадут !

Работу действительно напечатали, и Головин — консультант Совмина по вопросам сельского хозяйст-ва
похвалил её в газете "Советская Мордовия". Но материалов из того совхоза у меня было много, и я чувствовал, что можно написать большой художественный очерк. И написал, на мордовском языке. Назывался он "Мастера урожая", напечатали его в 4-м номере альманаха "Победа" за 1948 год. Инте-ресная деталь : редактором альманаха был М. Бебан, он определил гонорар в 1500 рублей, но деньги выплачивал Мордгиз, и как раз в это время Бебана назначили директором Мордгиза. Когда пришёл по-лучать гонорар, то бухгалтер говорит :

— У вас гонорар больше 1000 рублей — идите в сберкассу, деньги вам переведут на счёт.

Я зашёл к Бебану и попросил, чтобы он разрешил получить мне гонорар в кассе, так как у меня сберк-нижки не было. Разрешил. Но дал только 900 рублей : хозяином теперь был он, вот и похозяйничал — уменьшил мой гонорар на 600 рублей !

1 февраля 1949 года было большое совещание писателей, говорили о том, что нового было сделано в мордовской литературе после выступления Жданова в журналах "Звезда" и "Ленинград" в 1946 году. Содокладчиком по прозе был Маскаев, он очень похвалил мой очерк. И в резолюции совещания очерк также был отмечен, как литературное достижение за отчётный период.

На этом совещании меня самого не было — не пригласили ! Утром пошёл будто бы в библиотеку, а сам свернул к ресторану, в котором шло совещание, подумал : может, кто-нибудь заметит меня и позовёт. И точно : обняв друг друга, идут из Дома печати в ресторан наши писатели. Увидели меня, подхватили под руку. Бебан, улыбаясь, стал приглашать :

— Пошли, пошли, ведь тебе ко Христову дню — красное яичко ! Как хвалили твой очерк, ты бы слы-шал !

Зашёл. Кто знал меня, окружили, протягивали руки… Началось совещание, и слово взял Я. Пинясов, повернулся к президиуму (а там всё правительство и даже начальник НКВД Князькин, напыщенный и надменный) и спрашивает :

— Вы знаете, почему у Петра Левчаева хороший очерк ? Да потому, что у него чистая душа и совесть, своим очерком он подтверждает свою честность и невиновность !

И на совещании, и после него многие советовали мне пойти в прокуратуру по делу 1937 года. И я пошёл. Наша соседка, секретарь прокуратуры (её дочь училась с Эммой в одном классе, поэтому мы были нем-ного знакомы), приняла у меня заявление и передала прямо в руки прокурору республики. В отчаянном заявлении я умолял, чтобы заново пересмотрели моё дело, чтобы опросили, если нужно, сто или двести человек, которые знают меня лично по жизни и по моей литературной деятельности. И если из них хоть кто-нибудь назовёт меня "врагом народа" — пусть меня расстреляют ! А если невиновен, то пусть да-дут работу, хоть самую тяжёлую, самую чёрную, и я стану работать изо всех сил до самой смерти. Если этого мало, то пусть скажут, какую руку мне отрубить, и я принесу и положу её на стол прокурору !...

Вскоре меня вызвали. Прокурор Самарин (или Самаров) уже прочитал всё это, он посадил меня перед собой и говорит :

— Левчаев, я рассмотрел твоё заявление, но ничего не могу сделать.

У меня на глаза навернулись слёзы, и я воскликнул :

— Кто же тогда может ? Вы — прокурор республики. Ведь Сталин далеко, а Бог высоко !

Прокурор с досады сплюнул в плевательницу и сказал :

— Левчаев, если кто и может что-то предпринять, так это Белов, помощник по политическим делам ! Иди к нему.

— Мне и к Вам-то тяжело было идти (уж не сказал, что мне пришлось его секретарю дать на лапу). Куда я пойду ? Кто меня пустит ?

— Я распоряжусь выдать тебе пропуск, иди по коридору к выходу, справа будет окошко, постучись в не-го, тебе выдадут пропуск, с ним и иди к Белову.

Пошёл. Окошечко справа открылось сразу же, будто меня ждали, высунула нос бабка, похожая на Дан-тона, зыркнула глазами по сторонам и прошептала :

— Левчаев ? Тебя сегодня арестуют !

В глазах потемнело : вот как, моя судьба уже решена ! Но это меня только разозлило. И удивился : не-ужели и в этом змеином гнезде есть хорошие люди !? И как только эта старушка не боится ? Ведь толь-ко обмолвись я Белову, что уже знаю о своей участи — её тут же уволят, а то и сделают с ней, что по-хуже. "Ну ладно ! — сказал я про себя. — Теперь хоть отведу душу и выскажу наконец Белову всё !"

Открыл дверь, остановился на пороге и спросил :

— Можно, товарищ Белов ?

В дальнем углу над столом склонился пожилой, с нездорового цвета и злым выражением лица мужик. В гимнастёрке, в фетровых бурках — всё цвета линялого табака. Он едва взглянул на меня и досадли-во скривился :

— Левчаев, тебя не трогают ?

— Нет. Пока.

— Работаешь ?

— Работаю.

— Ну, и ты не мешай, не надоедай !

— Ты же прокурор, поставлен следить, чтобы не нарушали советские законы. Я пришёл к тебе жало-ваться на то, что попрали эти законы и ни за что держали меня 10 лет ! Я пришёл к тебе пожаловаться на то, что со мной сделали в 37-м году, я не был "врагом народа", я невиновен !

— Ты — махровый враг ! Враг Советской власти ! Подумаешь : «пригласите двести человек ! Руку на отсечение дам !» Вражеские уловки ! Мы и без того знаем, кто ты !

Говорил, даже не говорил, а выкрикивал брезгливо, рычал, как старый пёс. И я забыл, где нахожусь, закричал со всей злостью и яростью, которая накопилась во мне :

— Ты носишь прокурорские погоны, которые носят блюстители советского закона, а сам эти законы на-рушаешь : как без следствия можно назвать человека врагом ? Ты знаешь, что я не виноват перед Со-ветской властью, что посадили меня в 37-ом и держали 10 лет без вины, и сейчас тоже хочешь сделать из меня "врага" ! Ты прикрываешь ошибки НКВД того времени и тем самым нарушаешь советские за-коны, обманываешь Советскую власть, народ ! Но придёт время, всё это откроется, придут люди и по-кажут твоё истинное лицо, тогда и станет ясно, кто из нас враг !

Я кричал, а он смотрел на меня, нахмурив брови, и ждал. Когда я замолчал, он зарычал :

— Всё !? А то поори ещё !
 
Я развернулся и вышел, изо всей силы хлопнув тяжёлой дверью. И пошёл по коридору. Шёл, а сам счи-тал шаги, хотел знать, на каком меня остановят и арестуют. Но не остановили, выпустили из здания. "Значит, заберут ночью," — подумал я и пошёл на работу к Кире. У неё в сберкассе лежало немного де-нег, хотел, чтобы сняла их. Я решил, что сегодня же поеду в Москву к Сталину. Подумал, что только он может решить мою проблему, заставить следователей внимательно изучить моё дело. А если не попаду к товарищу Сталину, то либо брошусь под поезд, либо сбегу куда глаза глядят. Рассказал жене о том, что произошло в прокуратуре, о своём желании поехать к Сталину, и она согласилась :

— Пожалуй. И правда, если не доберёшься до Сталина — умри и тем самым докажи свою правоту, смой с себя и с нас черное клеймо !

Удивился : жена печалилась не обо мне, а о себе. Но мне всё равно ничего не оставалось делать, как соглашаться. Но любимая жена деньги не сняла, у неё было желание дешевле смыть с себя "грязь" и отделаться от меня... Вечером пришла с работы и говорит :

— Думаю, что всё нужно сделать по-другому. Во-первых, ещё не факт, что тебя заберут, мало ли что сказала старая дура ! Ну, а во-вторых, если и заберут, то умереть можно и здесь, объявишь голодовку и... Зачем для этого ехать в Москву, всё равно к Сталину таких, как ты не пускают
ты не партийный !
 
Что мне оставалось делать ? Денег на билет у меня не было. Стал ждать, когда явятся за мной. Долго ждать не пришлось, через несколько дней пришли. Но в этот раз не ночью, а в обед, но опять вдвоём.

Вошли высокий чернявый и молодой белобрысый, взгляд у обоих, как у волков. В гражданских пальто, но через расстёгнутый верх видны военные мундиры с петлицами.

— Разрешите произвести обыск ! — произнёс высокий.

— Только обыск или меня тоже заберёте ?

— Пожалуй, и тебя заберём, не надолго.

— Хорошо, проводите обыск ! А я пока соберу с собой чего-нибудь.

Они стали перебирать бумаги, книги, вещи. Переворошили всё. Отложили в сторону две кипы бумаг, написали протокол изъятия и сказали мне, чтобы обе кипы я взял с собой. Но я был уже тёртый калач, отказался нести пуд бумаги вместо них :

— Если вам надо — несите, а мне без надобности !

Переглянулись, усмехнулись и понесли сами. За углом дома стояла чёрная душегубка. Я тоже ухмыль-нулся :

— О, и к вам дошла цивилизация, в прошлый раз
меня вели пешком, а теперь поеду с удобствами…

На предыдущую страницу    На следующую страницу

Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя @Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.

На первую страницу
На страницу 
Культура и образование
На первую страницу с творчеством зубовополянцев

Hosted by uCoz