Республика Мордовия

Историко-этнографический сайт

 

ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО ЗУБОВОПОЛЯНЦЕВ

Ждём новых произведений от зубовополянцев и выходцев из района, а посетителям сайта желаем получить эстетическое удовольствие от чтения их.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63

Пётр Левчаев

Часть третья

Живой в могиле

1937 – 1973 гг.

Выдали лотки, скребки, кайла, и мы с усердием при-нялись за работу. В голове сидело лишь одно : как найти песок побогаче ? Песок ! Представить трудно, сколько "песка" я здесь промыл ! Но это только го-ворится — "песок", а на самом деле золото бывает и в глине, и в гальке, и в скале. Встречаются и плы-вуны : ты черпаешь, а он не черпается, тянется, как клей, липнет к скребку и к тачке — не отдерёшь. Этот "песок" не промоешь в лотке и бурате, сколько есть в нём золота — там же и остаётся. Возишь, во-зишь целый день — вечером вешать нечего. Такую породу трудно и брать, и из тачки вываливать.

Золотоносный "песок" и по цвету неодинаков : иног-да на одном квадратном метре можно увидеть и чёр-ный, и синий, и зеленоватый. Но где золото !? В по-роде какого цвета его больше ? В скале или в плыву-не ? Золото можно найти где угодно, иногда оно ле-жит даже на поверхности, поднимешь мох и собирай, будто орешки, мелкие и покрупнее. А иногда оно в самородках на глубине десяти, двадцати и даже боль-ше метров, и этот золотоносный слой толщиной всего с палец. Бывало, что и ширина такого слоя меньше, чем ладонь. Такой слой называется жилой, золотой жилой !

Где золото ? Вот самая большая проблема и печаль лотошника. И если его найдёшь, то достать из-под земли и промыть его не так уж трудно. В первые дни мая дела у меня шли кое-как, но от других не от-ставал и иногда клал на весы план или даже полтора. Тогда же, в первых числах мая, я стал готовиться к осенней слякоти и нужде : каждый день "заначивал" по грамму или два. Весной и летом хоть план и боль-ше, но зато и день длиннее, и земля побогаче — суше и мягче, "песок" добывать легче. Земля уже не мёр-злая, и воду для её оттаивания греть не нужно — са-дись возле любой лужи и промывай. Иначе бывает осенью, когда земля замерзает, и ложится высокий снег ! К той поре и готовил "заначку", зная, как тогда будут доставаться несчастные полграмма.

Н. Гетман "Реабилитированный", 1964 г.

Заключенный держит в руке свои реабилитационные доку-менты, в которых говорится, что он является свободным че-ловеком, и его честное имя восстановлено. Однако, для быв-ших узников ГУЛАГа "свобода" часто  была неоднозначным понятием.  Многим бывшим заключенным было запрещено свободно передвигаться по стране и разрешалось жить толь-ко в определенных районах. Клеймо бывшего узника ГУЛА-Га также мешало продвижению по службе. Самому худож-нику было отказано в присвоении звания "Заслуженного ху-дожника РСФСР" в Союзе художников спустя годы после освобождения и разоблачения культа личности Сталина. Многие заключенные, включая самого художника, чувству-ют, что клеймо позора всё ещё жжёт их душу. Они видят своё отличие от других людей, чувствуют себя виноватыми, хотя и не совершали никакого преступления (комментарий худож-ника-бывшего узника Гулага).


В июне-августе дела пошли и вовсе замечательно, часто стал делать и по два плана. В те счастливые дни давали и материальное поощрение : за каждый грамм золота сверх плана — табак или одну сига-рету, иногда вместо табака выдавали чай, спирт. Когда мы возвращались с такой добавкой, блатные об этом уже знали, и Черняк ждал меня у входа в барак : "Ну что, покурим, что ли ?" И улыбался нехотя и снисходительно...

Стоимость сигареты, если её продать — 5 целковых, столько же стоил грамм спирта и чая, и всё, полученное в качестве поощрения, я старался продать, а на деньги опять же купить золото. Оно, как ни смешно, тоже стоило 5 целковых за один грамм. Так за месяц-другой я набрал небольшую, но надёжную "заначку" на тяжёлые осенние дни для "отмазки", чтобы не угодить к Решетникову.

Решетников был из военного трибунала, приезжал каждый месяц для суда над отказниками и саботаж-никами. Два дня подряд не дашь ничего — ты отказник, получаешь два месяца принудиловки. Не сдашь ничего пять дней — саботажник, а за это срок, сначала 2 года, а потом 6 лет. Попал отказником на материк — дома тебе не видать, станешь "П.Ж." — постоянным жителем где-то в Сибири, тебе вы-дадут паспорт с такой отметкой.

Моё имя в августе раза два упоминалось в "молнии". Но в сентябре полили дожди со снегом, и дела пошли всё хуже и хуже. Бригадный план был 700 граммов на сто человек в день, а добывали 400-500. В эти дни наш бригадир запил, перестал следить за нами, и все стали работать ещё хуже. Все давали лишь "отмазку", чтобы не попасть к Решетникову. Начальник прииска Одинцов был мал ростом, худ, но слыл умным и добрым человеком. Я ещё летом познакомился с ним. Бывало, возишься, копошишься под бортом, не заметишь, как подойдёт к тебе. Не ворчит, спросит, как дела, поинтересуется здоровьем — и становится теплее на душе. Человеком он был не чванливым и мне нравился, было даже жалко его
здоровья нет, а такая ответственность на нём. Его, как начальника прииска, каждый день терза-ли за план, который уже давно не выполнялся, а за это могли снять с работы и отдать под трибунал.

Однажды он пришёл в наш барак ночью, разбудил нас и печально произнёс :

— Парни, до плана не хватает 200 граммов. Если не поможете, отдадут меня под суд и посадят.

В нашей бригаде золотошников таких, как я, было трое. Поговорили между собой и положили в ладонь начальнику недостающие 200 граммов. Потом опять как-то пришёл и спрашивает :

— Парни, скажите, что бы вы сделали на моём месте ? Рабочая сила у нас есть, люди обуты-одеты, на-кормлены, золотые недра тоже не иссякли, а плана нет. Почему ?

Мы молчим, а он продолжает :

— Завтра
кто-нибудь один становитесь на моё место, а я пойду в забой и дам норму план должен быть выполнен. Ну ? Кто смелый ?

Мне показалось, что говорил он искренне, и я задумался : "Да, мы здоровы, сыты и как-никак, но обу-ты-одеты, и золото лежит под ногами, а многие из нас "стараются", как Костя Черняк. Кое-кто вообще не выходит на работу — отказники, некоторые заделались "мастырщиками" (больными), а рожи лос-нятся. Управление назначило план для каждого — 7 граммов. Но как выполнить план по прииску, если самое большее, что мы сдаём — это только"отмазки" ? Да стань начальником кто угодно, план всё равно не будет выполнен". Так я размышлял, вся бригада тоже молчала. А он опять :

— Прииск не выполняет план второй день, и если и завтра не дадим норму, мне грозит 10 лет. Так при-казал генерал.

Низкорослый, щупловатый, не спавший днями и ночами, Одинцов вызывал у меня жалость. Эх, если бы все думали, как я ! Но люди были здесь слишком разные, многие думали только о том, как бы по-слаще поесть, подольше поспать и поменьше поработать. В голове уже вертелось : "Отдам всю заначку, и план будет выполнен". Но сомнения одолевали и стучали острым колом в голове : "Отдам сегодня, а завтра в лапы к Решетникову !?" Одинцов ушёл, не дождавшись совета или предложения какой-нибудь помощи, и мне стало стыдно : "Вот ведь, не ровня нам, а повёл себя, как человек, открылся, излил душу, а мы... Его завтра посадят, а я "отмазку" пожалел !" У Короля тоже была
большая заначка, толкнул его в бок:

— Ну ?

Он тяжело вздохнул :

— Нехорошо, конечно, начальник-то неплохой...

— Выручим ?

— Посмотрим. Если опять не будет плана, не дадим судить ! Мужик-то хороший...

Вдвоём уговорили и Вишняка, тот был хороший золотошник, и у него тоже заначка была большая. Он тоже вроде согласился, если понадобится, помочь.

А дождь зарядил ещё с полуночи, к утру пошёл мокрый снег. Погода такая, что продрогнешь от одной мысли выйти на улицу. Колпиди давно уже и из кабинета не выходит : утром болит голова, вечером — пьяный, плачет, пеняет на начальника Победы. Тот обещал его рассчитать, а вместо этого заслал сюда, обманул. Вот он обиделся и забастовал. Теперь бригаду выводил на работу я, но у меня не было ника-ких прав требовать и приказывать, чтобы работали лучше, да работяги меня и не слушались. И остава-лось лишь одно — подавать личный пример. Вот и сегодня : взял свой лоток, скребок и вышел в 8 ча-сов в забой. Промок ещё по дороге. В забое не как летом — никого нет, не грохочут бураты, не снуют рабочие с тачками. Дождь и слякоть настолько усилились, что те, кто и вышел, спрятались под борт и трясутся от холода. Знаю, что у многих есть заначка, некоторые забойщики даже из бараков не вышли, играют в карты. Но и от меня, хоть я и вышел, какой толк ? Те маленькие участочки, где золота было побольше, я уже промыл. Тоже сижу под бортом, царапаю уже замерзающий грунт скребком, промы-ваю, но никакого жёлтого блеска не видно. У меня тоже надежда только на "заначку", приготовленную летом. Третий день и я сдаю только по 2-3 грамма. Вот и сегодня надо бы сдать 7 граммов, а у меня и миллиграмма нет. И день едва успел начаться, а уже темнеет. Что делать ? Ведь заначка не бесконеч-на, к тому же сегодня придётся, наверное, больше половины отдать, чтобы не осудили начальника.

Греюсь над головёшкой, размышляю. Невесёлые у меня думки. Обещал дать три плана, а не получает-ся ни одного, опять исчезла надежды на отправку домой ! И в голове снова крутится : "Ради той мину-ты свидания после такой долгой и томительной разлуки !" Думаю, а перед глазами мой домик, люби-мая жена, доченька... Ей уже пошёл двенадцатый год. Большая уже ! Интересно, какая она ? "Эх, по-бывать бы теперь дома, посмотреть бы на котят, уходил — слепые были, а теперь, поди, глядят ?" Эту горькую шутку не раз доводилось вспоминать в тяжёлые минуты. Вот и теперь она вспомнилась и опять забередила душу... "За 10 лет столько бед испытал ! За что !? Скоро будет десять лет, как меня за-брали, и неволе не видно конца ! И когда же я увижусь со своей семьёй ? И увижусь ли вообще !?" Одна за другой, как огромные волны, бушуют мысли в моей голове. Сомнения лишают сил...

Но, дойдя до края отчаяния, опять начинаю убеждать себя : "Не может быть, чтобы всё это продолжа-лось вечно ! Меня ждёт семья, и я её увижу ! Я буду на воле и сброшу с себя грязное клеймо ! Я счаст-ливый и везучий, раз побывал живым в могиле и выбрался из неё ! Я окончательно выйду на свободу ! Я не виновен ни на грамм ! Выйду и напишу обо всём этом, о том, что видели мои глаза ! Чтобы знала любимая семья, друзья, все люди ! Придёт день, обязательно придёт ! И меня обнимет любимая жена, заплачем от радости и скажем друг другу : "Ох, сколько же мы выдержали, сколько всего испытали и вытерпели, и остались живы !" Крепко пожмут мне руку верные друзья : "О, да ты герой, тебе при жизни надо памятник поставить !" Да, да, мне поставят памятник ещё при жизни ! Потому что... если бы даже кто-то, самый последний поганый зверь, задушил бы мать родную, зарезал бы отца своего и за это выдержал бы два года Колымских лагерей — его можно было бы считать святым ! А я, выходит, уже четырежды святой !...

Вот так увлекли
меня мои мысли, забыл даже, где я и что здесь делаю. Десять лет ! Да я бы за это вре-мя закончил два института ! Написал бы десять книг ! За это время... И опять волна мыслей : "А, мо-жет, за это время меня уже убили бы на войне или попал бы я в плен и погиб в концентрационном ла-гере ? И меня бы сожгли в крематории ! А я вот здесь... И жив ! И даже не ранен ! Другие зеки покале-чили себя, отрезали себе пальцы, обморозили ноги, некоторых подкосила цинга и другие болезни. А я жив и почти здоров, даже не стар ещё : всего 33 года — половина жизни только прожита ! Да я ещё ин-ститут закончу и книги напишу !"

У меня оставались две сигареты, я прикурил одну и жадно затянулся. То ли от дыма, то ли от сладких мыслей закружилась голова. С дальнего конца полигона медленно подошли доходяги. Они там рыли шурфы. Один из них увидел мой огонёк, сел рядом и чуть не плача взмолился :

— Землячок, ну дай хоть разок затянуться !

На фоне искр от костра его глаза блестели жутким огнём, видно было насколько он ослаб и обессилел, фуфайка на нём была из одних лохмотьев. Я даже сначала подумал, что он зек. Но он рассказал, что только что освободился, вольный, но денег не только на курево, даже на хлеб у него нет. Я вспомнил, каким сам вышел на волю и как пожалели меня добрые люди. Достал вторую сигарету и протянул ему. У него округлились глаза : целая сигарета ! Для незнакомого человека ! Такого он не видел никогда и теперь не мог поверить, смотрел и не смел принять такую щедрость. Да и в самом деле, доходягу везде скорее бы пнули, чем пожалели, как человека, — это знали и он, и я.

— Бери, бери, землячок, кури вдоволь ! — сказал я, и он несмело взял сигарету. Прикурил, стал жадно часто-часто затягиваться и закашлялся, но дым не выдыхал, а глотал, будто старался его съесть. Тут же закружилась у него голова, и он затушил сигарету и спрятал её остаток в шапку. Засипел :

— Ну, спасибо, землячок ! Но и я тебя отблагодарю, на !

И достал из своего тряпья пакетик золота, едва с грамм. Я удивился :

— Где взял ?

— Иди в мой шурф, мне кажется там оно есть, я сегодня это там нашёл.

Он рассказал, где его шурф, в каком ряду полигона, и я поспешил туда. Скоро нашёл и, не помня себя, начал царапать грунт и ногтями, и скребком. Наскрёб с поллотка "песка" и, когда разжёг огонь, согрел воду и промыл его, то увидел, что дно лотка искрится золотыми крошками !

Не меньше грамма ! И я забыл обо всём на свете ! Меня стала бить золотая лихорадка. Сам не свой, я натаскал дров и камней для костра, набросал всё это на глубину восьмиметрового шурфа, наложил их по направлению к распадку, потом принёс мха и накрыл им горячие камни, чтобы тепло не уходило в воздух и оттаяла бы только земля под камнями. Когда "песок" (а в этот раз это была мёрзлая скала) оттаял, я продолжил намывать золото, вес которого всё прибавлялся, и мой мешочек всё наполнялся и наполнялся. Может, было
уже и граммов сорок ! На сегодня хватит ! Который час ?

Золотая касса ещё была открыта, в ней сидел и Одинцов. Увидел меня и прошептал : "Хороша птица !"

Я в пылу лихорадки не заметил, как ободрал до крови ладони и пальцы, кровавыми руками вытирал пот с лица, и вот таким грязным и окровавленным, но с горящими глазами предстал
теперь перед на-чальством. Одинцов умоляюще спросил :

— Что ? Есть ?!

— Есть ! — ответил я и выпрямил непослушные пальцы, на ладони лежала горка золота. Положил на весы — сорок два грамма !

— Та-а-а-к ! — протянул Одинцов, — случайное или... ?
 
— Думаю, жила : шурф крайний, перед распадком ! Грунт взял со стены распадка. По три-четыре грам-ма с лотка.

—Та-ак. Что нужно на завтра ? Чтобы в десять раз повысить добычу ?
 
Я думал об этом ещё по дороге сюда :

— Лошадь и пятерых людей ! Людей сам найду, а лошадь дайте ! И если это жила — то дневной при-исковый план добуду !

— Да хоть две лошади бери и самых хороших работяг !
 
— Нет, больше мне не надо, только одну, и всем пятерым сто процентов норму, а остальное, что добу-ду, запишешь на моё имя, я же дал слово — выполнить три плана !

— Идёт !

— Хорошо. А вот это для сегодняшнего плана, — я достал свою "заначку" и положил на весы, она по-тянула на 200 граммов.

На предыдущую страницу    На следующую страницу

Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя @Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.

На первую страницу
На страницу 
Культура и образование
На первую страницу с творчеством зубовополянцев

Hosted by uCoz