В марте начали гонять в тайгу на при-иски, и только тогда мы расстались и
потом долго ничего не слышали друг о друге. Я не знал, куда погнали
Белова, Ионова, Артёмова, Кузьму Ивановича
Абмаева
и других. Нас заново
одели с ног до головы в более тёплую одежду. Дали ватные бушлаты или полушубки,
под них — телогрейки, меховые шапки-ушанки, ватные брюки, валенки,
сукон-ные портянки, шерстяные чулки, мехо-вые варежки, а поверх
варежек брезен-товые краги. Кое-кто ухитрился полу-чить и надел по
двое брюк. Полушубки были
будто
пуховые,
мягкие,
с длинным |

Магаданская область. Посёлок золотодобытчиков Ягодное,
1937 г. |
ворсом, тёплые и лёгкие.
Нас
было тысячи и тысячи, и невольно приходило в голову : откуда столько
добра и еды !? Неужели эта прорва была заготовлена ещё до нашего ареста
? Неужели заранее знали сколько будет у народа врагов !?
Машины, машины, машины — и в каждой машине по 25 врагов, солдат-охранник
и шофёр. У охранни-ка в руках наши формуляры. В нашей машине ехал уже
известный на Колыме рецидивист "Яшка", Яша Кривошеев, он же дядя Яша,
Одесса-мама, Фунт... Он говорил, что у него за десять сроков —
100 лет, да ещё столько же было бы за нераскрытые дела. Он был в белом
тулупе и с мешком еды, кото-рый носил за ним его денщик Эдик Гинзбург,
18-ти летний паренёк (слышал, сын какого-то замминист-ра). Паренёк был
шустрый, глазки так и бегали, тоже в белом полушубке. Патрон спросит
что-нибудь — отвечает сразу же. Всё знал ! За это его и любил матёрый
бандит-налётчик (сам рассказывал, что его специализация — налёты). И
здесь на Колыме он имел большое влияние и силу : где бы не появился,
повсюду повара, каптёрщики давали ему самую хорошую еду и одежду, лучшее
место работы. Говорил он не просящим, а властным приказным тоном, рукой
поводил, скажешь — царь :
— Э ! А ну давай, дрюкай сюда !
Говорил "по-фене", на блатном жаргоне, ругался так же — "Блядь буду !",
"В рот меня …!"
В машину же к нам попал и старший Очкин (его брат учился со мной на
рабфаке). Мы были знакомы и стали держаться вместе.
Провезли нас почти 700 километров по Колымской трассе — Архгала, Атка, Бёрёлёх...
В Бёрёлёхе уже был палаточный посёлок, лагерь строил склады и бараки.
Здесь нам опять дали отдохнуть с недельку, мы только ели и спали. У кого
было желание — ходили на работу. Я тоже ходил, делал полки для скла-дов
запчастей. Склад уже был накрыт палаткой, а мы на столбах делали вырезы
для того, чтобы вставлять туда поперечные доски для полок. И столбы и
поперечники были мёрзлые, как стеклянные. Хотел прибить гвоздь, чтобы
лучше держались поперечники, ударил обухом топора посильнее — столб
свалился, потом упала поперечина, а затем рухнул и весь склад
—
всё держалось "на ниточке". И всё было построено так — тяп-ляп, только
для вида. И вот так, вместо того, чтобы построить, мы разруши-ли то, что
уже было сооружено.
Здесь перед нашим отправлением дальше нас накормили до отвала гречневой
кашей с маслом. Остатки каши Очкин сложил в наволочку и забрал с собой.
Мужик он был здоровый и высокий, в тюрьмах и на этапах оголодал и был
жадным до еды.
В посёлке Ягодном уже были срублены дома, но нас отправили ещё дальше, в
глубь тайги. Но дорога закончилась, пошли пешком по какой-то реке.
Местами лёд был покрыт снегом, но и снег был как де-ревянный — наст под
ногами звенел. По берегу реки — сопки, а по ним поднимается кое-какой
лесок из лиственниц шириной с банные брёвна, стланника, карликовых
берёз, между которыми сновали ку-ропатки и какие-то птички, которые нас
совершенно не боялись. Но нам нечем было даже кинуть в них.
Холодно, идём и не глядим по сторонам, лица закутаны, блестят только
краешки глаз. К вечеру дошли до места. Это был прииск "Фролыч" : на
склоне сопки стояла одна палатка, сбоку от неё — небольшой домик, рядом
с домиком пекарня, мешки с мукой сложены рядом штабелями, в палатке,
вокруг печки, сделанной из железной бочки — семь-восемь шурфов.
В этой палатке я нашёл Фомичёва — заместителя директора Мордгиза. Он был
на нарах в бушлате, шапке, валенках, накрытый тремя одеялами — умирал. У
него горело всё тело, лицо, руки, ноги... Но ещё мог говорить. Хриплым,
слабым голосом попросил пить. Но воды не было, пришлось в кружке
рас-тапливать снег. Это было нелегко сделать, печка больше чадила, чем
топилась. В ней шипели два-три
мёрзлых и сырых
лиственничных кругляка. Кругом лес, а рубить нечем : ни пил, ни
топоров не было, прииск только начинался. Да и дров принести было некому
: здоровые работали, а эти...
Фомичёв тихо шепнул мне, что, мол, в заначке у него шестьдесят целковых,
если помрёт, то разрешает забрать их себе. И велел пощупать. Я засунул
руку за пазуху, чувствую — тело горит...
Нас тут же, с дороги, на ночь глядя, погнали на работу : засунули в
вырытый и уже глубокий шурф. Ме-ня тоже засунули в такой колодец, дали
лом, короткую лопату.
— Норма — 20 сантиметров ! — объявил десятник. — Если на столько не
углубишь шурф, ужина не жди ! А завтра штрафная пайка — 300 граммов ! —
сказал и ушёл.
А я стал старательно вспоминать, что труд в СССР — дело чести, доблести
и геройства ! Но раз ударил ломом по вечной мерзлоте — полетели только
искры. И понял, что как бы я не старался — шурф и на два сантиметра так
не углубить. А как же выполнить норму !? И долго думать тоже не было возмож-ности : холод вгрызался в меня, ломал руки-ноги. Чувствовал себя,
будто на мне не было никакой одежды. Стал шевелиться, прыгать, ничего не
помогает. Дышать не могу
—
нечем дышать ! Изо рта идёт не пар, а иней. Испугался — ещё немного и
совсем замёрзну ! Здесь ! И опять подумал : за что !? За что такое
жестокое наказание !? Ведь не за что ! А кто, кроме меня, это знает !? Только Колишкин, ко-торый обманул меня и обманным путём провёл следствие... А
нужно ведь рассказать правду, донести до Сталина ! Он же ничего не знает
!
И подумал : а как он узнает правду, если я вот здесь сейчас сдохну ? Кто
будет знать, что я пропал вот так
—
ни за что ? Значит, надо выжить ! Надо
жить, чтобы доказать свою невиновность, чтобы спра-ведливость
восторжествовала !... А как выжить, если смерть уже лезет к горлу ?
Нелегко выжить... На-до бороться за жизнь! Иного не дано, только
бороться !
А замёрз уже, пальцы не гнутся, губы одеревенели. И сказал себе :
"Хватит ! Борьба началась !" При-жал локти к стене шурфа и полез...
Стены шурфа заледенелые, скользкие, локти скользят, я падаю, но желание
вылезти из этой живой могилы растёт и крепнет, тужусь и пытаюсь ещё, и
ещё. И чувствую, как стал согреваться... Ага ! Даёшь, вперёд, к победе !
Нет таких крепостей, которые не могут брать большевики ! Так говорил
Сталин — вождь и учитель всего мирового пролетариата. Вперёд, за торже-ство правды ! И ещё раз сильнее поднапрягся, оперся локтями в
мерзлые стены и вылез. Огляделся — на меня смотрела только яркая луна и будто
удивлялась : "Неужели вылез !?"
Вокруг
—
ни души, тишина, спичку сломай —
будет слышно на всю округу ! И побежал в палатку ! Бе-гу, а снег под ногами аж
звенит, как будто трактор по стеклу едет. На ходу ломаю сухой хворост, раз-мышляю : "Если увидит начальник — скажу, что прибежал погреться,
дескать, только погреюсь и уй-ду". Но в бараке вокруг печки были только доходяги —
ёжились возле дыма, оттаивали воду... Я ото-двинул их и подбросил в
печку хворост, он затрещал и через некоторое время загорелся. Немного отта-ял и
тоже
согрел себе кружку воды. Увидел, что на месте Фомичёва сидит другой
человек
—
молодой безусый парень. Спрашиваю доходяг : где ? "Врезал дуба
!" — говорят. Думал, что шутят, обманывают. Но нет, на самом деле умер, и
его уже выбросили. Утром, возвращаясь с ночной работы, нашёл его не-далеко от палатки — мёртвых выбрасывали под сопку, как поленья. Он
был уже голым !...
...Ещё по дороге на "Фролыч", в одном из посёлков
—
то ли в Атке (там была автотракторная
колонна, которую сокращённо называли АТК), то
ли в Палатке (где вначале была только одна палатка), услыха-ли, что на "Фролыче"
главным инженером был младший брат Очкина.
— Ну, Петя, — обрадовался он, — будем кантоваться.
Это значит — ничего не делать или работать на лёгкой работе. Прибыли, и
в тот же вечер Очкин по-шёл к своему брату, который жил в отдельном
домике за два километра от лагеря. Скоро вернулся и тяжело
вздохнул :
— Ушёл на другой прииск ! Услышал, что прибываю я, и ушёл. Прораб
рассказал, мол, испугался, как бы не приклеилась к нему моя "слава" !
А
что, долго ли ещё к сроку добавить ? За связь с братом...
На предыдущую
страницу
На следующую
страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|