|
Советский плакат 1930-х гг. |
Длинная дорога...
Ту ночь, когда гнали на этап, называли "ночка". Только темнело, начина-ли
громко кричать. Дежурный открывал дверь камеры, и сам "баламут"
(начальник тюрьмы) выкрикивал фамилии. Кого он выкрикивал, те должны были назвать
свои имена, статьи, сроки. И как только командо-вали : "С вещами !",
—
выходили в тюремный двор ждать остальных, и ждали, бывало, до утра.
В одну осеннюю ночку выкрикнули и меня, и, выходя во двор, я чуть не пел и
не плясал
—
очень уж надоело в тюрьме ! Да к тому же лагерь
мне
казался наполовину
волей, не раз бывалые рассказывали, мол, там рабо-тают, где захотят. Да и
свежий воздух, ко всему прочему, и книги дают, га-зеты... А жалобы можно
отсылать хоть ежедневно. И бумаги сколько хо-чешь, никто не запрещает.
Отправке в лагерь рад был не только я, тогда в каждой камере пели
песню : "Подальше от нашей земли".
Вышел, а двор уже полон народу, кто топчется стоя, кто сидит на своём |
мешке. Накануне на воле прошла молва, что имущество "врагов народа"
будут конфисковывать. Кира испугалась и принесла всё моё добро : одежду,
полотенца, костюм, два пальто, пуховый матрас, подуш-ку, два чемодана да
мешок сухарей — добрый ворох !
Стоял и думал : что делать? Лишнюю
тяжесть раз-дать тем, у кого небольшая ноша, а то и вовсе ничего нет ?
Так и сделал, нёс только два чемодана и то, что мог надеть на себя...
Кричали ещё долго, и собралось нас около пятисот человек. Тут был и
А. А.
Белов, и В. Ионов, и А. И. Артёмов — безносый мужичок, такой бойкий и
живой, знал обо всём, что ни спросят. Он уже и до этого сидел за
политику, взяли второй раз. И в камере, и в теплушке никогда не умолкал.
Рассказывал рома-ны про «Графа Монте-Кристо», пересказывал кинокартины,
пьесы,
много
читал монологов наизусть. Когда ехали через Байкал, рассказал легенду о
том, как от старика сбежала красавица — дочь Ангара к Енисею. Читал свои
стихи : "Лишним грузом родимой земли я стал..." Хороший был мужик ! Мы
посте-пенно узнавали друг друга и старались держаться вместе...
На рассвете нас вывели из ворот тюрьмы и построили в колонну головой в сторону вокзала.
Вокруг стоял конвой со злыми собаками.
— Слушай мою команду-у ! — выкрикнул старший конвоя, — шаг влево, шаг
вправо — стреляю ! А-арш !
...И шагнул я на большую дорогу. Куда ? За что ? Может, это в страшном
сне меня гонят из родных мест, от любимой семьи, от друзей !? Ведь я же
ничего плохого не сделал для родной Советской власти! Сон, но очень уж
тяжелый. И когда только проснусь ? Ну когда !?
Засунули нас в теплушку, и поезд тронулся. В Рузаевке высадили, загнали
под пешеходный мост, кото-рый над путями, снова окружили конвоем с
собаками...
Когда стало рассветать, вокруг нас стали собираться люди. Их становилось всё больше
и больше. Кон-войные пытались разогнать их, намахивались прикладами,
ругались
матом. Собаки, гремя цепями, вставали на задние лапы, хрипели,
захлёбывались от злости. А люди всё равно лезли и лезли, спраши-вали о
своих родственниках.
Встало осеннее солнышко. Я встал ближе к краю, подставил лицо и дышал во
всю грудь, старался за-пастись побольше свежим осенним воздухом, да не
рассчитал, как полшага шагнул в сторону. Очнулся от блаженства только
тогда, когда конвоир, заскрипев зубами, ударил меня прикладом в плечо.
Я упал, несколько женщин ойкнули, спрятали глаза... Взбесившиеся собаки
встали и на них : они же не знали, что здесь не все "враги народа"!...
Но вокруг уже кипела стена из людей. Какая-то женщина кинулась к нам в ряды,
чтобы обнять мужа или сына. Послышались рыдания. От меня конвоир
рванулся к ним, развел обнимающихся. Мужчину швырнул в строй, женщину — в
сторону. Поднял винтовку, грозился выстрелить, ругался чёрными сло-вами. Откуда взяли этого нелюдя ? Какая мать родила такого ? Ведь сколько уже
лет Советской влас-ти, в мире всё хорошо, всё гуманно, у нас самая
справедливая в мире Конституция !? А тут...
Но и без добрых людей никуда ! Подошла неброская девушка в гражданской
одежде, с ней мужичок в фуфайке, с дробовиком в руках. Заряжен, нет ли
— не знаю, но не уверен, так как держал он его не как ружьё или винтовку,
а как палку. Девушка "приняла" нас
—
забрала у старшего конвоя наши формуля-ры и расписалась. Потом оглядела нас и
звонким девичьим голосом крикнула в окружившую нас толпу:
— Ну, чего смотрите, может, людям чего-нибудь
купить
нужно : табаку,
хлеба, сахара...
И обратилась к нам :
— Деньги у кого-нибудь есть ?
Я обомлел : "Неужели это
она
так про нас сказала ? Мы
—
люди !?" На длинной и тяжёлой дороге зак-лючённого я
ещё
не раз встречал людей с такими добрыми сердцами ! Может, это они и дали
ту мораль-ную силу, которая помогла пройти её от начала до конца ?...
Мы зашевелились, достали, у кого были, припрятанные деньги, протянули в
толпу кому попало... По-лучившие деньги рванули в станционный магазин,
и через некоторое вернулись с покупками. Но уди-вительное дело : деньги
из нашей колонны дали самое большее человек десять, а купленного
протяги-вали гораздо больше ! Десятки людей выкрикивали :
— Кто давал на четыре кило сахару ?
— Десять пачек папирос кому ?
— Десять яиц кто заказывал ?
— Шесть кило колбасы кому ? Десять пачек печенья ? Восемь буханок
хлеба ?...
Спрашивали и спрашивали. И всё протягивали нам кульки, пакеты... До нас
дошло, что люди купили всё на свои деньги. У нас уже заняты были руки,
полны карманы и картузы, а руки с продуктами всё тянулись и тянулись к
нам...
Но вот подошла
девушка
и спросила, улыбаясь :
— Ну, никто не сбежал ?
И похвалила :
— Молодцы !
Потом скомандовала :
— А теперь за мной !
И сама пошла впереди, а мы потянулись за ней. Оглядываемся : неужели без
конвоя ? И нас даже
не построили, не
посчитали ? Подождал, пока мы тронемся, и шагнул за нами мужик с дробовиком-пал-кой на плече.
Долго шли по путям, много поездов проехало мимо туда-сюда и можно было
юркнуть в любой и убе-жать на край света. Но никто этого не сделал, все
шли за милой девушкой и в глубине души верили, что такая не может
привести нас к плохому месту.
Шли и радовались, что есть ещё на воле те, кто нам доверяет и считает за
людей ! И поднималось настроение. Даже приходило в голову : "А, поди, выведут за Рузаевку и отпустят нас на четыре стороны ?"
Но вот вышли за Рузаевку, прошли километра три лу-гами и пришли ... к месту, где в поле
стояла трудовая колония — деревянные
бараки, огороженные ко-лючей проволокой. Наконец, остановились и девушка
сказала :
— Отдыхайте ! Кому хочется, можно здесь на улице, а кто хочет — на ночь
перебирайтесь в барак, но там
клопов
много.
Я зашёл в барак и не поверил глазам : стены были, как платок, красные от
клопов. Решил их спугнуть, взял ветку и ударил по стене : часть
раздавил, а часть осталась на месте, даже не шелохнулись.
Обедали мы в столовой колонии из нормальных тарелок. Спали под небом. Не
знаю, смотрел за нами кто-нибудь или нет, но бежать никто не пытался.
Так прожили мы три дня и три ночи. А потом погнали нас назад в Рузаевку,
засунули в пульмановские вагоны
—
по восемь человек в клетку
—
и повезли
куда-то...
На предыдущую
страницу
На следующую
страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|
