|
НА РАБФАКЕ
Настал день, когда я должен был уехать. И уехал. В этот день я был, как
во сне. Еду на поезде и не верю, что еду туда, где буду учиться.
Казалось, что еду, как три месяца назад, в Промзино, что опять наймусь
пастухом...
И вот я снова в Саранске, снова иду по Московской улице, щиплю себе до
боли руки — не сплю ли. Добрался до рабфа-ка, к высокому пятиэтажному
дому, и опять не верю, что двери откроются. Вхожу к директору, подаю
ему характе-ристику о том, как работал в своём се-ле. Директор смотрит на
мои бумаги, лицо строгое, сердитые морщины бега- |
Саранск в начале 20 века |
ют по лицу и мне
кажется, что он сейчас закричит на меня : "Марш отсюда, ты не студент !"
Но вот он поднимает глаза, лицо его светлеет, он улыбается и приветливым голосом говорит желанные слова :
— Молодец ! Давай теперь садись учиться !
И "сел" ! Сердце стучало, как пожарный колокол : "Я студент ! Вчера ещё
был пастухом, а нынче сту-дент !"
Ну как такую радость удержать в себе !? Как сообщить Понгарю : "Я не
бродяга, я
—
студент !" Про это моё счастье хочется поведать всему миру ! Хочется
крикнуть на весь мир : "Вот что сделала Советская власть — то, что
обещала : кто был ничем, тот станет всем !" Но как доходчиво рассказать
всему миру о своих чувствах ? Конечно — песней ! Надо про это сложить
песню !
И как только мои соседи по общаге уснули, сел сочинять. Как бросил свой
пастуший кнут и оставил ста-до, как ехал на третьей ступеньке вагона в
Саранск, как помог собес, как указал путь обком, как встре-тил директор
рабфака, как стал студентом и как учусь !
Песня складывалась легко, переписал с черновика и опустил в почтовый
ящик. А сердце так и стучит ! Стучало, кажется, даже во сне ! Утром
встал раньше друзей, умылся и сел делать уроки. А сердце не пе-рестаёт
стучать ! Смотрю в учебник, а вижу, как бегаю за этими бандитами-свиньями по грязному по-лю, как хожу по саранскому базару, собираю
арбузные корки, как еду назад в Промзино, как встречает меня мама, что
говорит Понгарь. Как опять убегаю из села и обещаю броситься под поезд,
если не при-мут учиться... И чувствую, опять в голове складывается
песня. И как только товарищи засыпают, опять сажусь и выкладываю на
бумаге свои мысли
—
в этот раз рождается стих ! А утром опять бросаю своё сочинение в
почтовый ящик. "Саранск, Новое село" (Од веле) — Пилев, морд. рабфак".
Это адрес туда и обратно. И имя
—
Пилев (Пётр Иванович Левчаев, а если перевести с мордовского — Ухов).
Мокшанскому и эрзянскому языку нас учил Илья Петрович Кривошеев — уже
известный эрзянский поэт. Он был высок, красив и всегда весел. Учебников
мордовского языка у нас не было, учились по газетам "Новое село" и
"Эрзянская коммуна". И каждый новый номер газеты приносил сам
препода-ватель. И раздавал, советуя, что нужно прочитать. Вот и в этот
день вошёл весело и, улыбаясь, гово-рит :
— Ну, друзья студенты, сегодня у нас родился свой поэт ! Прочитайте
стихотворение "Учиться". Под-писано
—
Пилев, мордовский рабфак. Это наш парень !
И так же улыбаясь, смотрит в мою сторону. Может, и не на меня, но мне
кажется, что он догадался о том, кто написал стихотворение. И стало
стыдно : поэт, а в лаптях и в мордовских портках ! Какой же я поэт !?
Эх, ну почему я не добыл сапоги, не пошил пиджак ? Ведь денег получил
вон сколько ! На три года на дрова и хлеб маме. Но что сделано, то
сделано и теперь не переделать. Сижу, вдыхаю, готов сквозь землю
провалиться. Переживаю, что и друзья могут догадаться и будут называть
меня "поэтом" в таком вот облике.
Но Илья Петрович больше на меня не смотрит, ходит от одного к другому,
рассказывает, как написал своё первое стихотворение, даёт и нам задание
попробовать написать... А я опять перечитываю в газе-те свою песню от
начала до конца, любуюсь, радуюсь, что напечатали так, как я написал :
без измене-ний, и даже фамилию указали ту, которую я написал. Читаю и
поглядываю на друзей — догадываются или нет ? Не уверен, но никто вроде
не смеётся мне в лицо. Крутится в голове : "Ну и пусть в лаптях и в
зипуне, а про свою радость рассказал в песне !" И чувствую, что нет
никого счастливей меня !
Я подружился с одним пареньком — Мотей Кусляйкиным. Это был беленький,
жилистый паренёк. Он тоже ходил в старом зипуне, в лаптях. Мы укрывались
с ним своей одеждой, тёплых одеял у нас не было. Наши кровати стояли
рядом, мы прижимались друг к другу и спали, дрожа от холода. В классе
то-же сидели рядом.
В этот вечер мне очень хотелось ему рассказать, что я тот самый Пилев,
но не решился : "Я такой счастливый, а у него нет никакой радости, он
сирота. Нет, не буду рассказывать !"
Еле дождался утра. Утром сочинил песню ещё длиннее и опять бросил в тот
же почтовый ящик. И опять напечатали ! Прошла неделя, и я получил письмо...
Мне некому было писать, и я никогда не подходил к той полочке, на
которую почтальон клал письма для студентов. И вот на ней лежало одно
письмо, которое никто не брал. Мелькнуло : "А не мне ли ?" Посмотрел :
мне ! Адрес : "Морд. рабфак", адресат : "Пилеву !" Напечатано на
машинке. Интересно, что там ? Открыл конверт, а там : "Товарищ Пилев, такого-то
числа, во столько-то часов в здании ре-дакции будет проведено первое
литературное собрание. Приглашаем также и вас. Секретарь редакции А.
Белов."
Сердце опять чуть не выпрыгнуло из груди, в голове застучало : "Меня
пригласили в редакцию !!! На первое литературное собрание. Видать,
понадобился ! Пойду ! Пойду ! Пойду !" Но как в таком непри-глядном виде
идти, в лаптях и рваном зипуне ? Надо одеться поприличней ! И пока я
собирался, искал ботинки и пиджак, опоздал к назначенному времени. Уже
стемнело, пока я добежал по тротуару к зда-нию редакции. Застал там
только одного секретаря Белова. Узнав, кто я, он запел :
— О, да это ты тот самый Пилев, наш молодой талант ! А что же ты
опоздал ? Тебя так хвалили Фипет, Леонид Макулов ! А гонорар получил ?
Я не знал, что такое гонорар, но так как я ничего не получал, то ответил
отрицательно.
— Ну, если так, парень, приходи утром, получишь гонорар.
"Вай, а что это может быть ?" — озадаченно размышлял я. И с утра
пораньше прибежал в редакцию. Белов привел меня к бухгалтеру. Тот посмотрел
ведомости и нашёл три фамилии : Пилев, Плев, и П. Лев. Белов сказал :
— Это он Пилев, Плев и П. Лев — наш молодой поэт !
И за три стихотворения бухгалтер выдал мне 72 рубля ! В тот же день я
зашёл в магазин и оделся, как говорят, с головы до ног. Когда я пришёл в
общагу, Мотька вылупил на меня глаза и развёл руками :
— Пе-е-ть-ка, да это ты, что ли !?
И только тогда я признался :
— Мотька, я
—
поэт ! Советская власть отняла у меня пастуший кнут и дала мне
писательское перо !
На предыдущую
страницу
На следующую
страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н. Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|
