|
ПОБЕГ
В ту зиму я ушёл учиться в Анаевскую ШКМу и там же записался в комсомол. Анаево от нас в пяти километрах, но жил я не в Анаево, а на другом его
конце, в Крюковке, у тёти. Это ещё два километра. Всего семь. В субботу
вечером
—
домой, в понедельник — обратно в Крюковку. На спине ведро картош-ки,
целый хлеб. На голове
—
шапка деда Ачура,
ношеная,
старая, уже бесцветная, лоснящаяся от грязи.
На ногах
—
старые лапти, одет в сестрин зипун.
Домик у тёти был малюсенький, спал я на печке размером с пятачок. И как
только я не укладывался и не складывался — не умещался там. Подкладывал
то под голову, то под ноги поленья, но засыпая, ро-нял их, они с
грохотом сыпались с печки, и я просыпался.
Дров у тёти почти не было. Затопит печку кое-как, и посреди ночи она уже
остывает, в избе становится как в погребе. А укрываться, кроме зипуна,
было нечем. Ну, а утром и в снег, и в дождь
—
два километ-ра бегом в том же зипуне на учёбу.
Своей
одежды
в школе
стеснялся. На всех тулупы и валенки, в кар-манах деньги на буфет : на
белые булки, сладкий чай или молоко. Мне мама давала каждую неделю пятак
(две копейки на тетрадь и три на карандаш). А на обед в кармане
—
вчерашняя картошка и хлеб с лебедой, даже стыдно доставать... А учился
я почему-то хорошо. Тетрадки мои вывешивали на ниточ-ке в коридоре,
чтобы все смотрели и брали пример !
Так прошла зима и весна, наступило лето. И я снова стал помощником Баярчика, командиром свиней !
В то лето на каникулы из Саранска приехал Никита, он уже год там учился.
Однажды смотрю, идёт ко мне. В ботинках, в шароварах, в рубашке с
карманом на груди, в кепке ! Подошёл, как взрослый, поздо-ровался за
руку. Стал рассказывать про город, про учёбу. Потом сказал :
— Знаешь что ? Бросай своё стадо ! Сверни свой кнут в колечко, раскрути
над головой и зашвырни по-дальше ! А сам в Пичкиряево, а оттуда со мной
в Саранск ! Иначе, если не бросишь своё стадо — так и останешься здесь
пастухом на всю жизнь.
Запали эти слова мне в голову, всю ночь думал и решил : уеду ! Вечером
снова увиделся с Никитой и дал ему свои документы, чтобы он выслал
заранее.
И вот подошёл день, когда Никите пришло время уезжать. Накануне вечером
сказал маме :
— Положи мне кусок побольше !
|
Старый пассажирский вагон |
Вечером тихонько
положил
в мешок свою чернильницу, перья, ручки. Рано утром подошёл к спящей
маме, постоял около неё, молча попрощался и пошёл выгонять стадо. Вы-шли
за село. Баярчик ушёл с овцами, и когда я остался один, то сделал так,
как учил меня Никита : свернул кнут и за-швырнул подальше через голову,
а сам
— прямиком в Пич-киряево. Когда дошёл туда, поезда ещё не было,
но долго
ждать
не пришлось. Вскоре на лошади подъехал Никита со своим дедом, а там
подошёл и поезд. Дед купил Никите би-лет и посадил в поезд, а я сел сам.
Ну, по правде сказать, не сел, а лёг... На последнюю, нижнюю, ступеньку вагона, дер-жась двумя руками за верхнюю. И поехали...
Лежал и боялся. Но боялся я не упасть, а проводника, кото-рый
мог бы меня выгнать. Думал о свиньях, которые те-перь
разбежались по огородам, о маме, к которой я вечером |
не вернулся домой... Проводник долго стоял в дверях надо мной, а потом
зашёл в вагон. Это хорошо, больше некому было меня гнать.
Мой мешок свисал со спины
и стучал по шпалам, и я переживал
: как бы он не порвался и не выпали бы шаровары, хлеб и чернильница,
какой не было ни у кого. Её вместе с шароварами как-то привез мне дядя
Карп
—
края чернильницы были загнуты внутрь, и чернила не выливались. Хлеб тоже
было жал-ко, если упадёт — останусь голодным. А мешок тем временем
стучал
по шпалам всё сильнее и сильнее, и когда мы проехали Вадинск и Вихрово,
он наконец оторвался. Я хотел было спрыгнуть с подножки и подобрать его,
но побоялся угодить на железный столбик, которые во множестве стояли
около рельсов. Не спрыгнул и так и остался без шароваров, хлеба и
чернильницы.
Ехали всю ночь. Когда поезд тормозил на станциях, я сходил размяться.
Когда паровоз давал гудок, я опять подходил к подножке. Старший
проводник вагона, белоусый дедок, закрывал за последним пасса-жиром
дверь, и я занимал своё место под верхней ступенькой. Поезд шёл вперёд,
стучали колёса, стуча-ло и моё сердце от страха и переживаний : вдруг
паровоз в темноте врежется во что-нибудь, вдруг мама не переживёт мой
побег, заплатят ли теперь за то время, что пас… И пропавший мешок было
жалко.
А когда думал о будущем, всё внутри так и сжималось. А вдруг не примут
меня в Саранске ? Что тогда делать ? Как вернусь назад домой ? Что
скажет мама ? Что люди добрые подумают ? Скажут : "Бродя-га, оставил
голодную мать !" Ой, лучше уж провалиться сквозь землю, если не примут !
Еду и горюю, всё нутро
горит...
На предыдущую
страницу
На следующую
страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П.И.Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|
