|
"ПИЦАНЯ, ПОЧЕМУ ТЫ ВСЕГДА ПЕЧАЛЬ-НЫЙ ?"
Пицаня — так меня звали в детстве. Это было моим прозвищем. А вопрос
этот однажды
мне
за-дал мой дружок — мальчишка с соседней улицы. Действительно, в детстве я
постоянно ходил с та-ким лицом, будто сейчас расплачусь. И понятно почему
: в семь лет остался без отца.
Мама была небольшого роста, шуплой и болез-ненной. Брат Егор, вскоре после того как
женил-ся, отделился от нас : забрал жену и ушёл. Нас ос-талось семь ртов
: мал мала меньше. Помню, ма-ма села за стол и стала пронзительно рыдать
: "Ох, сыночек, Ягорушка, зачем же я тебя рожа-ла-растила, вкусно
кормила-оберегала ? Чтоб ты
|
Ф. Сычков "Зима", 1920 г. |
теперь вот ушёл от меня и оставил в нужде и горе, на голод и беды ? Ягорушка, красавец мой, уте-шение моё, кто ж
теперь принесёт домой кусок, кто добудет хоть копеечку ? Кто заготовит на зиму дро-вишек и лыка на лаптишки ? Кто станет мужские дела
вести ?..."
Рыдала-рыдала и сказала нам, оставшимся детям :
— Выживайте сами, как можете, мне одной не справиться !...
И мы стали себя кормить : кто пастухом нанялся, кто стал нищенствовать по сёлам... А самые млад-шие, я да сестрёнка Просаня,
целыми днями дожидались того, что нам принесут старшие — что они смогут
утянуть с богатых столов во время ужина : хлеба корочку или ещё
чего-нибудь.
Никогда не наедался я с того хлеба, всегда был голодным. Летом ещё
кое-как : выйдешь на улицу, а там трава, разные семена, хоть безвкусные,
а рвёшь, глотаешь, как курица. Ели и крапиву, конский ща-вель, клевер,
ивовую кору, камышиные побеги, колоски разных травинок...
А зимой целыми днями сидели на печке. Но и там было холодно : топить
как следует
—
до тепла
—
не-чем, укрываться тоже нечем
—
если и была какая одежда, так её одевали старшие : сёстры, дядя Карп,
мама. Съёжимся, прижмёмся друг к другу и дрожим. Кажется, что и сердечко
замерзает, дрожит. Даже и сейчас при воспоминании об этом ёжусь от
холода !
Однажды осенью послали нас с Просой сторожить на поле выкопанную
картошку. Выкопать-то её вы-копали, а везти не на чем, нужно ждать
лошадь. Поле было уже пустое, поэтому пастухи выпустили туда своих
свиней. Сидим мы возле мешков, охраняем от свиней картошку, а тут пошёл
дождь со сне-гом. А мы оба босые, закрылись дырявой рогожкой... К
вечеру, когда свиней погнали домой, пришла за нами мама и забрала нас
домой. Сестрица заболела и вскоре умерла.
Как-то пошёл я к брату на другой конец села. По дороге в голову лезла
мысль : "Когда вырасту — не расстанусь с мамой." Меня увидели мальчишки
с соседней улицы и стали дразнить :
—
Ой , Пицаня плачет ! Чего ж ты
плачешь, Пицаня ?
А я не плакал, просто лицо у меня было постоянно
печальное из-за нужды и горя. А теперь ещё шёл и не знал, как брат
встретит. Дошёл до конца села, вижу —
маленький домик, рядом с ним что-то стро-гает брат. Подошёл к нему. И он
тоже меня спрашивает, почему лицо кислое. Я не смог сдержать слёз, заплакал :
—
Ма-а-а-ма
заболела...
Он воткнул топор в бревно, вытер мои слёзы и пристыдил :
—
Не плачь, ты же мужчина, вон уже какой большой, стыдно плакать ! Пойдём.
И за руку повёл меня к себе домой. Сноха посмотрела на меня
недобрым взглядом, но брат с ней по-шептался, и её взгляд чуть потеплел.
Открыла печную заслонку, собрала на стол : налила супа, отреза-ла хлеба
—
и произнесла :
—
Садись, поешь.
Я не стал долго себя упрашивать, сел,
взял ложку и не помню даже, как проглотил и суп, и хлеб. Я бы и ещё съел,
но больше не налили. Брат опять что-то шепнул жене, и она в мешочек
размером с рукав ру-башки насыпала пшена, протянула мне :
—
Твоей маме.
Брат опять подбодрил :
—
А ты ревёшь ! Заходи !
Как я обрадовался !! Сам здесь, а мысленно уже дома, представляю,
как мама обрадуется ! Сварит мно-го супа, густого, до сыта хватит...
Так и вышло. Три дня сыты были. Мама даже, казалось, выздоровела. На
четвёртый день опять побе-жал к брату, но теперь меня самого накормили,
а с собой ничего не дали. Брат взял меня с собой в лес. Жена его дала
нам на обед полфунтовую краюху хлеба.
Добрались до леса, брат отдал хлеб мне носить, а сам стал лыко драть. Я
принялся грибы искать. Но, по правде говоря, грибы меня мало волновали,
больше не давал покоя хлеб за пазухой. Хожу, прячусь от брата, отламываю
по крошке, чтобы он не заметил. А хлеб-то чистый
—
из муки, такого я давно не ел, а голодным был всегда... Так и съел весь
кусок. И испугался, расстроился : как теперь признаться бра-ту ?
Подумал : "А-а, скажу, что потерял." Но тут же мелькнула мысль : "Не
поверит ! " От стыда лицо покраснело. А брат принёс уже вязанку лыка,
связал, сел и крикнул :
— Петя, иди обедать !
Я подошёл к нему и опять не сдержал слёз, плача промямлил :
— Хле-е-б про-о-пал ...
Брат, конечно же понял, куда "пропал" хлеб... улыбнулся и сказал :
— Не плачь, хлеб зайчик нашёл, нашёл и съел !
Давно это было, наверное, более пятидесяти лет назад, а как вспомню, так
опять становится стыдно.
Так я познал чувство стыда, которое теперь мне приходилось испытывать часто
и сильнее, чем в тот день в лесу...
На предыдущую
страницу
На следующую
страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П.И.Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|
