|
C. Кемяшова
Зубовополянский вокзал в 1960-80-х гг.
Фото Е. Тырятина.
ВОКЗАЛ
Каждый год, каждое лето на нашу долю выпадало тяжкое
испытание — отъезд в конце августа домой из деревни, в Москву. Билеты на поезда
до Москвы, да и в другую сторону, например, до Сызрани, купить заранее было
нельзя никогда. Железнодорожная станция Зубова Поляна была «проходящая», и
билеты здесь начинали продавать только за пять минут до прибытия поезда, когда
он отъезжал от со-седней станции Потьма, расположенной в шести километрах от
Зубовой Поляны, и диспетчера зубово-полянской станции по специальной
железнодорожной связи получали от диспетчеров потьминской сведения о количестве
свободных мест в вагонах.
Хотя был, конечно, один способ не беспокоиться о билетах — это наличие знакомых
и связей. Эти зна-комые могли заранее договориться с билетными кассирами, чтобы
те придержали билеты на свобод-ные места для «своих». У нас таких знакомых не
было.
Без проблем можно было уехать из Зубовой Поляны на поезде Саранск-Москва. Но
только если билеты на этот поезд брать прямо от Саранска, то есть сильно
переплачивая, и проходил он мимо станции в девять вечера, а нас из нашей деревни
некому было доставить до вокзала в это время —
автобусы же ходили только до пяти вечера.
И вот утро отъезда. Надо было встать в три часа утра и успеть к первому автобусу
Беднодемьяновск-Зу-бова Поляна, проходившему мимо нашей остановки Покасс или
соседней Зарубкино часов в шесть утра — так рано
нужно было вставать для того, чтобы успеть занять очередь в кассу вокзала
и купить биле-ты на первый проходящий поезд Челябинск-Москва.
Сонные, и взрослые, и дети, мы шли с чемоданами, сумками, некоторые несли с
собой картошку в рюк-заках, шли два-три километра до автобусной остановки по
оврагам, по посадкам. Было довольно тяже-ло. Когда, наконец, добирались до
шоссе, то на остановке уже собирались люди, отъезжающие и прово-жающие. Все с
нетерпеньем ждали прихода автобуса.
А вот и автобус едет. Грузимся все в него, покупаем у водителя билеты. До
Зубовой Поляны двадцать минут езды. Дорога кажется нескончаемой. Да ещё и
грустно, и тоскливо покидать милую деревню, расставаться с друзьями и бабулей.
Автобус подъезжает к посёлку, поворачивает к вокзалу — все наготове выпрыгнуть
из автобуса и бе-жать к вокзалу, чтобы занять очередь в кассу на несколько
секунд раньше других. На вокзальной пло-щади стоят автобусы,
приехавшие из других посёлков, привезшие таких же уезжающих и провожающих.
Двери открываются, и кто-нибудь один из каждой группы
отъезжающе-провожающих, заранее назна-ченный, бежит к зданию вокзала, а там,
внутри, уже очередь, и довольно большая — и
в длину, и в ши-рину. Кто-то из взрослых становится в очередь, а
детей с багажом размещают на откидных деревянных креслах, которые рядами стоят в
зале вокзала, занимая большую часть его помещения. У противопо-ложной от кассы
стены рядами стоят автоматические камеры хранения. Эти камеры-шкафчики очень интересуют детей, особенно отверстия, куда надо совать монеты, и рычажки для
набирания кода.
Народу в зале вокзала, как говорила моя бабушка — сила! Вокзал гудит, дети
бегают, кто-то спит. Кто-то развернул провизию и завтракает — наверное, прибыли
сюда еще раньше нас. Впечатление от всего этого нервозно-напряженное, особенно
когда порой со стороны тех, кто стоит прямо перед закрытым окошком, доносится:
«Сказали, билетов нет...». Но люди стоят с надеждой
— а вдруг! Мимо очереди уверенной походкой проходят люди и заходят прямо
кассу. Это «свои». Кто-то в очереди громко возму-щается, кричит в окошко
кассирше о «безобразии», но та отругивается в ответ, грозя, что «сейчас сов-сем
закроет кассу, и никто ничего не получит вообще». Очередь кипит от возмущения,
многие грозятся — и сами искренне верят в это —
написать «куда надо про эти безобразия»...
Иногда сквозь толпу протискиваются люди, которым надо купить билет на
электричку, до Рязани или до Умета. Их еле пропускают, не хотят пропускать, не
верят, что они на электричке собираются ехать. Опять ругань, обзывания...
Надоедает сидеть на одном месте, и мы выходим на улицу. Около вокзала ситуация
не лучше. Народу — тьма! И ещё подъезжают, становятся в очередь, надеются
уехать. Все с баулами, с детьми. Рядом с очередью шатаются грязные, оборванные
пьяницы, попрошайничают. Бегают какие-то собаки, покале-ченные кошки. Жарко.
Скорее бы домой!
Недалеко от вокзала находится туалет, разделенный на М и Ж. Обычные дырки в
полу, вонь и грязь. Детей сюда тоже водят.
До прихода поезда остаётся несколько минут. Напряжение в очереди нарастает:
иногда на этот поезд совсем не бывает билетов, и тогда приходится ждать
следующий, часа через два-три, который идёт из Ташкента.
За пять минут до прихода поезда начинают продавать билеты. Что тут начинается!
Настоящая давка! Люди нервничают, поезд вот-вот подойдет, а кассирша заполняет
билеты вручную, вписывает в них место, вагон, стоимость, что-то ещё... Билеты то
бумажные, то в виде каких-то маленьких картоночек. Кто-то теряет свою очередь,
кого-то не пускают... Такие порядки на вокзалах творились ещё до середи-ны 90-х
годов, когда меня с грудным ребенком на руках не пускали в очередь к маме,
крича: «Да она ребёнка взяла у кого-то и тыкает им здесь, чтоб билет купить»
— так люди возбуждены и озлоблены от всей этой
нервотрёпки, куда подевалась их доброжелательность, которая обычно присуща им в
нор-мальной обстановке...
Ну, наконец, всё заканчивается: нам везёт —
билеты на поезд есть, они куплены, хоть и в общий вагон. И мы, и все другие
везунчики (забывая в этот момент обещания писать жалобы) хватаем свой багаж, детей и бежим на платформу. Хорошо, если бежать
недалеко — если поезд подают на ближайший к
вок-залу путь. Но всё равно бежать приходится — общий
вагон обычно находится в самом конце состава, туда и бегут люди, не чуя под
собой ног и волоча багаж: стоянка поезда три минуты.
Однажды — мне было лет шесть
— поезд подали на дальнюю платформу. И между
нами и поездом стоял товарняк вагонов с пятьдесять, обежать его не было никакой
возможности, мы бы не успели влезть в вагон. И мы с папой, да и все люди, полезли
под вагонами товарняка, с рюкзаками, с чемода-нами... Как же было страшно! Я жутко
боялась, что поезд тронется.
Посадка в поезд тоже представляет собой зрелище, достойное кисти передвижников
начала прошлого века. Вся орава пассажиров подбегает к вагону почти одновременно
и начинает штурмовать теперь уже его: люди в мгновенно образовавшейся толпе
отпихивают друг друга, передают чемоданы и детей над головами пытающихся
вскарабкаться на высокие подножки вагона, проводница ругается, требуя показать
билеты и пытаясь не пустить в вагон возможных, как ей кажется, безбилетников, но
время поджимает (3 минуты!), её отталкивают, молча и пыхтя втискиваются в
вагон... Это было просто ужас-но!...
В вагоне все садятся, прижавшись друг к другу, на деревянные сиденья. Кто
помоложе и дети — заби-раются на вторые и даже третьи
— багажные —
полки, и блаженствуют, растянувшись во весь рост. И так мы 7-8 часов едем до
Москвы. В тесноте и теперь уже не в обиде — главное, что едем.
Поезда были разные. Самые грязные, иногда с выбитыми стеклами, с дырами в полах,
шли из Средней Азии. Почище — из российских регионов. Однажды, когда мне было
девять лет, сестрёнке Иришке три года, а нашей двоюродной сестре Тане семь,
нам попалась добрая проводница вагона, она посмотрела на вёзшего нас папу, на
нас, покачала головой и... пустила нас в своё купе, и мы всю дорогу ехали как
ба-рыни и пели с Таней песню «Лето, ах лето…». А так всё время на вторых полках…
Теперь с нашими детьми мы ездим в Покассы на машине. А пассажиры поездов
покупают билеты без всяких давок, заранее —
Интернет изменил нашу жизнь.
Январь 2012 г.
|
