Республика Мордовия

 Историко-этнографический сайт

 

О районе
Администрация

Депутаты района
Деловая жизнь
Культура и образование
Здравоохранение

Общественные организации
Отдых и туризм
Новости

Мокшень

English

Français

 

 

 

 

Население на строительстве оборонительных рубежей. Фото военного времени.

И МОРДОВИЯ МОГЛА СТАТЬ ПРИФРОНТОВОЙ

41-Й ГОД: ВОЙНА, ВЛАСТЬ И НАРОД

Уже больше четырех месяцев шла война. Враг подошел к Ленинграду и Москве. С этого момента мордовский край становится прифронтовой зоной. Устанавли-вается светомаскировка в городах и на железнодорожных станциях, готовятся от-ряды самообороны. За закрытыми дверями обкома партии принимается решение о создании партизанских отрядов в лесах западных районов республики: Торбе-евском и Зубово-Полянском.

В каждом номере республиканской газеты «Красная Мордовия» печатаются утренние и вечерние сообщения от Советского Информбюро: «В течение 1 ок-тября наши войска вели бой с противником на всем фронте. 29 сентября унич-тожено 26 самолетов противника, наши потери — 9 самолетов».

А дальше огромный перечень потерь немцев: там и десятки уничтоженных тан-ков, самолетов, бронеавтомобилей, орудий, складов с боеприпасами, сотни и ты-сячи убитых солдат и офицеров. Подобные сообщения читаем в каждом номере газеты «Красная Мордовия». А какие потери были у Красной Армии в 1941 году, например, в танках? Ответа мы не находим в газетах военного времени.

Из воспоминаний Веры Алексеевны Менякиной: «В августе 1941 года группу девушек из нашего села (Пермиси. — А. Д.) отправили в Саранск, а оттуда в теплушках повезли на строительство оборонительных сооружений. Наша груп-па оказалась под Ленинградом. Мне часто вспоминается, как девчонки, поедае-мые гнусом, в болоте рыли окопы и блиндажи. Руки немели, спина болела, душа беспокоилась о том, что мы не успели взять с собой теплых вещей, а сколько бу-дем работать, нам не сказали. Однажды утром нас погнали на станцию, погру-зили в теплушки и повезли. Все подумали, что едем домой. Ехали больше недели, подолгу задерживались на станциях. И вот, наконец, выгрузили в поле, стало яс-но, что нам вновь придется рыть окопы, только на этот раз во Владимирской области».

Население мордовского края не могло понять, почему существует возможность того, что линия фронта пройдет по их родной земле? Мобилизованные одно-сельчане окопы роют далеко, не на территории Мордовии, а по сводкам Совет-ского Информбюро, враг несет большие потери. В архивах хранятся протоколы заседаний Мордовского республиканского комитета ВКП(б) под грифом «Со-вершенно секретно», ныне рассекреченные.

Так, в постановлении от 25 декабря 1941 года читаем: «…закончить организацию групп самозащиты по городу, …обеспечив их необходимым имуществом и ин-вентарем; обеспечить полное затемнение города и улучшить режим светомас-кировки на железнодорожном узле… Злостных нарушителей светомаскировки привлекать к уголовной ответственности».

Постановление издали, но народу не объяснили его значения. В городах и селах неразбериха и суматоха усугубляются газетными сообщениями такого типа: «Не-кая Рякина не затемняла окна. Военный трибунал приговорил ее к 5 годам лише-ния свободы».

Начался новый виток доносов, репрессий. Одна из его причин — панический страх власти перед правдой, которая может подорвать веру людей в могущество партии и Сталина, а заодно расколоть общество. В материалах Мордовского рес-кома партии за 1941 год имеется множество информационных записок под все тем же грифом «Совершенно секретно». О чем информировали местные полит-работники реском? Начальник информационного отдела Савельев пишет док-ладную от 14 июля 1941 года, похожую на сбор сплетен и слухов или на откро-венный донос. В ней говорится, что рабочий маслозавода Трескин, ранее осуж-денный, разносил слухи: «Германские войска бомбят наши города, а отпора не получают на расстоянии до Витебска».

А домохозяйка Гордеева высказала сгоряча фразу: «Беспартийных гонят на фронт, а коммунисты прячутся в тылу, сидят, только пузо наедают».

8 ноября 1941 года секретарь Старошайговского района ВКП(б) Баленков пи-шет докладную записку в реском о моральном состоянии района: «Единоличник деревни Обуховка Цыплаков говорит: «Не верьте газетам, они врут. Наши по-тери на фронте больше, чем германские, а газеты изображают наши потери меньше, чем германские».

Высказывания, не соответствовавшие официальным идеологическим установкам и оценкам, трактовались или как враждебная деятельность, или как распростране-ние заведомо ложных, провокационных слухов.

Чем хуже становится положение в стране — тем сильнее давление на народ.

Еще 26 июня 1940 года указом Президиума Верховного Совета СССР был вве-ден 8 часовой рабочий день и 7 дневная рабочая неделя, этим же указом запре-щался самовольный уход с работы. За прогулы и опоздания устанавливалась уго-ловная ответственность. В начальный период войны в дополнение к ранее из-данным были приняты новые документы: «Об ответственности за самовольный уход с предприятия», «О мобилизации на период военного времени трудоспо-собного населения». Местные «выдвиженцы», проявляя верность генеральной линии партии, с рвением оформляли дела в районную прокуратуру для привле-чения к уголовной ответственности. На основании вышеназванных документов привлекли к ответственности жителей села Починки Большеберезниковского района: Козыреву И. П., Зимину П. П., Губалищеву Н. С., Губалищеву Т. Е., Соплякову М. Г. Им вменялось в вину уклонение от работ на колхозном поле в течение 10 дней. Объяснений по причинам невыхода на работу не принимали.

Шла тяжелая кровопролитная война. Народ приносил огромные жертвы, распла-чиваясь кровью за каждую ошибку властей, а судебных процессов не становилось меньше. Росло число осужденных.

В одном из райкомов ВКП(б) секретарь отправил докладную записку в реском партии, в которой жаловался на медленную работу судебно-следственного аппа-рата. За неподчинение закону было осуждено шесть человек — единоличников и колхозников — на сроки от 5 до 10 лет тюремного заключения. Кого же привле-кали к уголовной ответственности как бандитов, изменников, «врагов народа»?

Слушаю горестный рассказ Дудаковой Анны Семеновны 1924 года рождения, уроженки села Новое Зубарево Краснослободского района: «Зимой 1942 года по распоряжению председателя колхоза нас в сопровождении двух подвод, на-груженных сидорами с одеждой и съестным, отправили на лесоповал. Мы шли пешком 200 километров. Было очень холодно, снежно и ветрено. Прибыли на станцию Торбеево. Пришла разнарядка идти нам лес валить. На лесоповале уже работали заключенные из Дубравлага. Наша жизнь, несмотря на то, что мы были на свободе, ничем не отличалась от их жизни. Разместили нас в бараке на нарах, в котором имелась железная голландка. До рассвета нас выгоняли на ра-боту. Шли в лес, неся с собой пилы, топоры. Работали дотемна. Обед всухо-мятку: съедали какой-то маленький кусочек хлеба. Когда мы возвращались, на-чиналось самое страшное: надо было испечь картошку в шипящей-дымящей гол-ландке. Моя картофелина находилась на самом краю и доставалась мне полу-сырой. А норму-то выполнять надо. Мои двоюродные сестры были старше меня и успели выполнить норму, их отпустили. Мне захотелось бежать. Четыре дня, обходя села, мокрая и голодная, я шла домой. Неделю прожила у двоюродных сес-тер, а потом решила вернуться домой. Родители хотели меня скрыть, от люд-ского глаза я пряталась под кроватью. Однако все труды пошли прахом, так как пятилетний братик Пашка похвастался соседке, что „наша Нюрка давно уж дома, прячется под кроватью“. Об этом стало известно председателю колхоза. Соответственно он сообщил в прокуратуру района. Прокурор пригрозил тю-ремным заключением. Пришлось с котомкой сухарей возвращаться обратно на лесоповал. Здоровье я растратила на торфоразработках в 1941 году, на лесопо-вале в 1942 году. А в старости, когда меня замучили болезни, власти забыли мой труд. Умирать уже пора, а память мучает меня чувством обиды за голод, хо-лод, непосильный труд. Я ежемесячно получаю пенсию — 2000 рублей, которых не хватает даже на лекарства».

Такие же рассказы я слушал и от других старожилов села Пермиси. Ясно, за счет чего добивались трудовых достижений! В тылу, как на фронте, действовал непо-колебимый закон «любой ценой»!

Памятник на месте строительства Сурского рубежа. Фото А.Дригина, 2010 г.

СУРСКИЙ РУБЕЖ

В октябре 1941 года враг готовился к решающему удару. Крупных резервов в рай-оне Москвы в тот момент Ставка не имела. Государственный Комитет Обо-роны в ночь на 5 октября принимает решение о создании нового стратегического эшелона вооруженных сил в составе девяти резервных армий на линии Вытег-ра-Рыбинск-Горький-Саратов-Сталинград-Астрахань, в которую вошли Сурс-кий и Казанский оборонительные рубежи. Эта директива Ставки имела самое прямое отношение к нашей республике и её жителям. Для проведения соответст-вующих работ по подготовке рубежа в Мордовию был отправлен 47-й военно-топографический отряд под командованием майора Михайлова. Немедленно по-следовало распоряжение председателя Совнаркома МАССР Верендякина ру-ководителям восточных районов республики: «Совнарком МАССР предлагает оказывать сотрудникам отрядов № 47 всемерное содействие и практическую помощь в беспрепятственном выполнении ими топографических работ». Если взглянуть на топографическую карту Республики Мордовия, то становится по-нятно, почему именно восточным районам было направлено это распоряжение. По юго-восточной части Мордовии тянется река Сура. Этот естественный ру-беж и был взят за основу оборонительных сооружений.

Практически мгновенно в республике собирают топографов и специалистов-фор-тификаторов. А постановлением ГКО от 13 октября 1941 года формируются са-перные армии (к середине января 1942 года их было создано десять), предназ-наченные для заблаговременного строительства в короткие сроки тыловых обо-ронительных сооружений. Большинство их состояло из 2-4 инженерных бригад по 6-8 батальонов в каждой.

Следующим постановлением, теперь уже СНК МАССР, от 17 ноября 1941 года, в прилегающих к реке Суре населенных пунктах Кочкуровского района опреде-лили расквартирование войсковой части № 19. В дальнейшем в документах она фигурирует как саперная бригада № 1911. В постановление СНК было также рас-писано, кто, что и в какой срок должен был выполнить. Общая протяженность линии укрепления была спланирована в 80 километров; объем предстоящих ра-бот оценивался в 4 миллиона кубометров земляных и 120 тысяч кубометров ле-созаготовок и лесовывозки. Предстояло затратить два с половиной миллиона че-ловеко-дней. По плану намечалось привлечь 67000 человек, 50 тракторов, в том числе гусеничных, 4700 лошадей.

На выполнение задания ГКО были мобилизованы все людские и материальные ресурсы республики. Не оставалось ни одного колхоза, не пославшего своих чле-нов на строительство спецукреплений. Посланцам наиболее отдаленных райо-нов том числе Зубово-Полянского) пришлось проделать в суровых условиях бо-лее чем двухсоткилометровый путь. Были разработаны маршруты, где указыва-лись: время выхода (пять часов утра), движение в пути (двое суток, на третьи быть на месте). Явку мобилизованных рабочих и транспорта определили на 27 ноября, на постой их размещали в близлежащих селах.

Сегодня мы имеем возможность оценить действия власти по мобилизации насе-ления на выполнение спецзадания. Так, за отказ выехать на строительство спец-укреплений бюро Лямбирского ВКП(б) привлекло к уголовной ответственности И. Г. Белова. А в докладной записке начальника Старошайговского райотдела НКВД читаем, что «граждане, отправляемые на оборонные работы, на сбороч-ном пункте были веселы и танцевали». «Выдающаяся роль» Коммунистической партии выражалась в жестком администрировании. Эту же тенденцию мы наб-людаем и на строительстве Суркого рубежа. За каждым участком был закреплен батрайон — участок оборонительного укрепления. Например, на трассе 54-го по-левого строительства располагались батрайоны с 62-го по 66-й, которые вклю-чали в себя поселок Чаглы, село Тияпино, село Березники, деревню Никола-евку, поселок Сельмеево, село Пермиси, поселок Пугачев. Определен был вы-ход и график работы гужевой силы на участке. Секретарей райкомов партий обя-зали обеспечить мобилизованное население за счет колхозов продуктами пита-ния, а лошадей — фуражом. Но снабжались строители очень плохо. Председате-лей колхозов обязывали, угрожали уголовной ответственностью, чтобы они во-время доставляли хлеб и фураж. Строители требовали наказания председателей колхозов: «Мы плохо работаем, но почему Вы до сих пор не примите решитель-ных мер к тем руководителям колхозов, которые до сего времени не привезли ни одного килограмма продуктов. И Вы подумайте, можно ли работать с 800 грам-мами хлеба и воды на такой тяжелой работе, где люди кайлят камень и глину, а когда и хлеба не бывает. С коммунистическим приветом, Барабанов».

Но что председатели колхозов могли сделать, если у них оставалось совсем мало работников. Вот она, жертвенность деревни. С нее требуют все. Самому крестья-нину в день оставалось 250-280 граммов зерна.

В селе Пермиси живет одна из участниц строительства — Анна Сергеевна Ма-кушкина (1922 года рождения). 82-летняя пенсионерка рассказала нам свою ис-торию участия в возведении укреплений Сурского рубежа: «Я была послана вместе с односельчанами на рытье окопов. Отправляли нас на работу засветло. До Горы (Сурской. — А. Д.) шли пешком, с собой несли хлеб из листьев и лебеды, а некоторые, у кого была корова, молоко. До места работы добирались вместе, не делясь на отряды. По прибытию бригадиры распределяли нас на определен-ные участки. Наш бригадир делил норму по-разному: тем, кто посильнее, — по-больше, послабее — поменьше. Всего пермисских отрядов было два. Командиром нашего отряда поставили Родина Серафима Николаевича. Мужчин было мало, поэтому не брали на работу только женщин с малыми детьми, беременных и больных. Земля-то каменистая, промерзла на большую глубину, но, несмотря на это, нас заставляли рыть окопы и блиндажи в человеческий рост с потолком из бревен, к тому же маскируя их дерном. Все были обуты в лапти, а морозы дохо-дили до 40 градусов. Чтобы не замерзнуть, разводили костры, грели свою обув-ку. Худо было тому, кто зазевается и подпалит лыко на лаптях. До вечера не близко, а норму выработать надо. Вечером возвращались домой, съев только ле-пешку из листьев. Инструмент с собой не брали. В обратный путь выходили за-темно, часто мела метель, поэтому, чтобы не потеряться, шли гуськом. Придя домой, измученные, мокрые, голодные, в первую очередь высушивали лапти в пе-чурке. В нашем селе поселили жителей западных районов, у них был свой коман-дир и свой отряд, и они выполняли задание на своем участке. В каждом доме проживало по три-четыре человека, согнанных с западных районов. Им при-возили продукты из родных сел один раз в неделю.

Военных на строительстве я не видела, но начальники приезжали нас прове-рять. Работали не покладая рук, но, несмотря на официальные обещания влас-тей, денег нам не платили. Зато налоги драли за все: мясо, масло, другие нату-ральные продукты, теплые вещи для фронта, деньги. Так что иметь хлеб из ле-беды для нас было ещё очень хорошо. Мы надеялись, что если быстро все сдела-ем на своем участке, то нам дадут отдых, поэтому работали до изнеможения. Однако нас перебросили на помощь другому отряду в район поселка Николаевка. В феврале все работы были завершены».

Я решил узнать, как сложилась судьба командиров пермисских отрядов, и встре-тился с сыном командира второго отряда Пузиным Степаном Степановичем. В основном он подтвердил рассказ Анны Сергеевны, но к этому добавил, что от-ца с другими односельчанами отправили на фронт, где Степан Григорьевич «геройски погиб, защищая Родину», под Сталинградом.

Какую же работу на строительстве спецукреплений выполнял бедный люд? Ар-хивный материал дает нам полный перечень наименований работ в единичной расценке к смете. Расценки варьируются от 0,17 до 4,8 рубля за 1 м3. Так оцени-вались «ручная корчевка пней в мерзлом грунте с очисткой от снега до 15 см, от-рывание грунта, отрубание корней, переходы». За один выкорчеванный пень ос-новной массы деревьев — сосны, ели, осины, березы, липы, лиственницы и дру-гих — при толщине ствола до 30 см должны были заплатить по 3,99 рубля. И это за адскую работу на морозе минус 25-40 градусов, на каменистой почве, глубина промерзания которой была 160 см! Впрочем, по свидетельству А. С. Макушки-ной, денег командированным на Сурский рубеж не платили совсем...

Я признаю мобилизационную роль партии во время войны, но считаю, что ста-линская диктатура сделала наше общество очень похожим на феодальное. Феода-лу ведь совершенно безразлично, сколько труда затрачено на те продукты, кото-рые он получил от своих крестьян в виде повинностей и налогов. Так же и у нас в годы войны нисколько не считались ни с людскими потерями, ни с ценой зат-рат труда, а работали в основном женщины, дети и старики, не всегда евшие до-сыта.

В романе В. Астафьева «Прокляты и убиты» братьев Снегиревых расстреляли в назидание другим. Это был поучительный урок новобранцам, а ведь братья, до-веденные до отчаяния голодом, просто сходили домой за съестным и вернулись назад. Такая же ситуация была и на строительстве Сурского рубежа. В материа-лах Ромодановского райкома ВКП(б) хранится документ от 18 декабря 1941 го-да:

«Начиная с первых дней декабря месяца со спецстроительства под предлогом отсутствия продовольствия люди стали дезертировать и по состоянию на 10 декабря 1941 года пришли в район 199, из которых возвращено 93 человека, из числа бежавших арестовано 10 человек, из них осуждено 4 человека».

Эта четверка полностью состояла из женщин. Агарееву и Бикуреву, жительниц села Вырыпаево, осудили на десять и восемь лет, Журкиной и Пантюхиной, уроженкам деревни Пятино, дали по два года каждой. Остальным вручены по-вестки в суд на 22 декабря 1941 года.

А в это время шла Московская битва. Красная Армия с большим напряжением сил, с огромными потерями, как человеческими, так и боевой техники, выиграла эту битву. Бои за Москву зимой 1941/42 года отгремели. Синхронно с ними бы-ли сданы 19 февраля правительству МАССР оборонительные сооружения Сур-ского рубежа. В соответствии с постановлением ГКО от 26 марта 1942 года и директивой штаба Поволжского военного округа от 22 мая 1942 года охрана, сохранность и поддержание постоянной боевой готовности фортификационных сооружений, возведенных на линии Пензенского тылового оборонительного рубежа, в состав которого входил Сурский рубеж, возлагалась на местные орга-ны власти.

Солдаты на фронте понимали, что опасность прорыва немцев весной 1942 года оставалась. Это показывает нам письмо Михаила Тимофеевича Экемскина, на-писанное 1 мая 1942 года в Боровске Московской области своим родным в Мордовию, где он достаточно квалифицированно дает рекомендации жене по строительству бомбоубежища: «Марина, случайно если будет подходить близко немец, то устройте убежище в таком виде: длина убежища 4,5 м, ширина свер-ху 1,75 м, снизу 1,25 м, глубина 1,5 м, и настлать потолок, покрыть землей, с од-ного конца оставить проход».

Осознание опасности было и в тылу, так как принятое в ноябре 1941 года поста-новление о подготовке истребителей танков по городам и районам оставалось в силе. В архивах мы не обнаружили постановлений обкома ВКП(б) и о роспуске отрядов самообороны.

История Сурского рубежа закончилась 19 апреля 1944 года. Точку поставило ин-структивное письмо начальника инженерных войск Приволжского военного ок-руга, где было дано указание разобрать сооружения и реализовать материалы на-селению.

Благодаря стойкости и героизму простых людей задание ГКО СССР по строи-тельству Сурского оборонительного рубежа было завершено в установленные сроки. Но никто из тех, с кем мне пришлось беседовать, не упоминал о наградах за свой беспримерный труд. Главной наградой для них была Победа, ради кото-рой они не жалели своих сил, а порою и жизни.

А. Дригин, учащийся 11 класса школы № 30 г. Саранска.
Исследование 2010 г. в рамках Всероссийского проекта "Уроки истории"

Назад на страницу  Зубово-Полянский район в годы войны 1941-45 гг.

Hosted by uCoz