КАК я был репрессирован в мордовии

Мемуары Сибиряка Иллариона Сергеевича (Поздяева),
 директора научно-исследовательского института мордовской культуры

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20

Утро в Норильске. Современная фотография.

НОРИЛЬЛАГ : ЛЮДИ СТАЛИ РАБОТАТЬ ЛУЧШЕ

По мере того, как увеличивалось число этапов из тюрем и лагерей, условия работы для нас в зонах лагеря и на производстве становились всё легче. Политзаключенные становились бригадирами, мастерами, учётчиками, экономистами, проектировщи-ками, прорабами и даже инженерами и начальниками цехов и контор. И в лагерной жизни, внутри зоны, нас стали ставить в хозобслугу и на прочие относительно лёгкие должности.

Это двинуло вперёд и производство, так как хотя за спиной у политзаключённых стояли вольнонаемные работники, редко кто из них разбирался и понимал что-то в деле. Их работа состояла в том, чтобы присматривать за нами, они были как бы неглас-ным надзором. Бдили и следили, как они сами выражались, за врагами народа, т. е. за нами.

В зоне и на производстве улучшились производственные показатели и бытовые условия. Легче стало дышать, как говорили бригадники. Появились бригады, в которых были только коммунисты, осужденные по 58-й статье. Таких бригадиров как Пос-толов, Броневой, Грамп, Сибиряк, Беднов, Медведев, Кулинский, Кошелев, Каплиенко, Лукацкий, Степанов, Бочаров, Гонча-ров, Авдеев, Авдонин, Литешев, Кашпурин, Очкин, Хазов, Сагоян, Нениашвилли, Филиппов, Детинкин, Капралов, Манюров, Хисамиев, Нагуманов, Гладилин, Певзнер, Черчия, Белицкий были сотни, десятки сотен, даже, наверное, тысячи.

Комсомольскими бригадами руководили бригадиры Паклин, Дорошин, Мильчаков, Кошелев, Макарьев, Слонимский с бригад-никами
(членами бригад) Любченко (сыном)  и ему подобными. Были женские бригады Косаревой, Наниашвилли с бригадни-цами-коммунистками Е. Драбкиной, Зеленской, Кузьминой Соней, Закк, Орловой, Буш, Кузнецовой, Ремейко, Зубковой, Попо-вой, Александровой, Потешкинаой и многими другими. Работали бригады врачей во главе с З. Розенблюм, с бригадниками Ни-кишиным, Поповым, Орловым, Шеребенковым, Кудрявцевым, Шишкиным и другими. Хорошо работали бригады Арнаута, Лазарева, Беляева, Рябова.

В результате такого ответственного отношения сразу почувствовался порядок, дисциплина. Лучше стало работаться, лучше житься. Меньше стало внутрилагерного воровства и обворовывания работяг, рядовых бригадников, как говорили, блатягами.

Суд паханов очень жестоко расправлялся над своими урками, которые, как они говорили, «скурвились». К ним относились те из воров и урок, которые по тем или иным причинам решили порвать с вольной воровской и бандитской жизнью. А это значи-ло, прежде всего — начать работать. Урки, как правило, в ИТЛ на производстве не работали. В зонах на хозобслуге, в ко-мендатуре, УРЧ, еще кое-где кое-как работали, чтобы легче было воровать и бандитствовать. Многие из них состояли сексо-тами, стукачами, филерами у оперуполномоченных и оперативников, за что те им покровительствовали, устраивали на лег-кую работу. Числясь в бригадах, они вместе с другими зэками выходили на производство, но работать отказывались. Время проводили за игрой в карты и занимаясь воровством. Они принципиально отрицали работу, гордясь этой «отрицаловкой». Их девизом было : «работа для дураков, пусть работают враги народа, фашисты, коммунисты, комиссары, интеллигенция, рабо-чие и мужичье» Их, уркачей, удел — жить за счет работавших работяг.

В первых лагерных зонах формировались специальные бригады из уголовников-бытовиков. Но так как они не хотели рабо-тать, то нормы не выполнялись. Тогда их стали перемешивать с нами, включая в наши бригады. Трудолюбие многих содер-жавшихся в ИТЛ оказывало на них положительное воспитательное воздействие. Многие начинали работать. Переставали во-ровать и бесчинствовать. Откалывались от урок. Овладевали специальностями. Более того, перевоспитавшиеся и вставшие на правильный трудовой путь жизни бытовики даже включались в борьбу с урками, вступались за работяг. Вот за это их и счи-тали «скурвившимися», изменившими уркаганской присяге. Своих «скурвившихся» воры судили куда чаще, чем полизаклю-чённых. Они их душили, вешали в бараках, в зоне и на производстве. Резали ножами и кинжалами, зарубали топорами, трави-ли. Бросали в костры и чаны с кислотой. И всегда оставляли около жертвы дощечку, на которой было написано, что убит, мол, за то, что «скурвился».

Но как ни старалась праздная верхушка воровских паханов удержать урок в повиновении, те постепенно отходили от своей во-ровской профессии и становились на путь трудового перевоспитания. Я был очевидцем того, как перевоспитывавшиеся урки радовались выдаваемым на махорку грошам, заработанным честным трудом. Играет, бывало, бывший уркач, как ребенок, этими деньгами, и радостно, с улыбкой смотрит на них, сжимая в руке. Кладёт в карман, опять вынимает и снова разгляды-вает их, будто вообще впервые в жизни видит деньги. Так же радовались они и сытной пайке, полученной за честный труд. Опытные бригадники своей воспитательной работой постепенно раскалывали уркаганский мир, разлагали его, и всё больше и больше уголовников начинало следовать правильным моральным и этическим нормам жизни в обществе. Этому содействова-ло и то, что в Норильский ИТЛ из разных тюрем приходило много этапов с осуждёнными по политическим статьям, и уркага-ны оказались здесь в меньшинстве.

Бывали, конечно, и рецидивы. Привычка, как говорится, вторая натура. Но всё-таки процесс трудового перевоспитания брал своё. Многие из уголовников овладевали нужными техническими специальностями и работали неплохо. Но в начальный пе-риод Норильского ИТЛ, а в особенности на этапах они показали себя во всей своей красе и растленности.


Так случилось, что лучшие норильские традиции родились в зоне, в среде заключённых. Именно они стали той нравственной платформой, на которой в дальнейшем строилось уважение норильчан к труду, гордость за город и комбинат, надежность и преданность делу — все то, чем по праву гордится Норильск да и каждый из нас, прошедших его школу !

НОРИЛЬЛАГ : ВЗАИМОПОМОЩЬ

Крепко было чувство локтя, дружбы и взаимной поддержки между собой лагерного контингента политзаключенных. Товари-щеская взаимопомощь и поддержка во всяком деле очень полезна, и действенна вообще в несчастье, но в лагерном или тю-ремном деле, а в особенности в этапах или по болезни она крайне необходима. Во многом, в большинстве случаев, она являет-ся спасительной. Я не представляю себе, что стало бы со мной без товарищеской поддержки. Без нее, пожалуй, я бы не остался в живых. Но и сам я, при всех самых трудных условиях, всегда, даже в ущерб себе, протягивал руку помощи товарищам. Мно-гие из нас только тому и обязаны, что мы сохраняли между собой ту контактность и сплоченность, как толстовский веник, в его детских рассказах и сказках.

Крепко спаявшись и связавшись негласно, мы по тонкой ниточке и цепочке поддерживали связь между собой и оказывали, когда это нужно, даже ценой самопожертвования, необходимую помощь и поддержку товарищам. Касалось ли это моральной, материальной поддержки, лечебной и прочей вполне дозволяемой лагерным начальством или этапирующим конвоем. Хотя бы простого куска хлеба, тряпки, пачки махорки, когда это нужно было для поддержания товарища, мы лишались этого сами, претерпевали, а ему, нуждающемуся, помогали.
 
Это и обеспечило нам в лагере спасение от погибели. Помню, бывало, как что случалось с кем из товарищей, знакомых и дру-зей, то так и бегут к нему утром и вечером товарищи и каждый проявляет заботу, поддержку, приносит что нужно, и это спа-сает человека. Так же и в смысле устройства на производстве. Эти же нити работали. Переводили, перебрасывали товарища с одного места на другое и устраивали его там на работу. Если же наших сил было недостаточно, если мы были бессильны пе-ревести товарища куда нужно (бывало часто и так), то тогда помощь оказывали на месте, и смотришь, всё же со временем по-лучается, если не туда, то в другое место. Но все же из нежелаемого места человек вырывался.

 

Все мы в массе своей были так или иначе связаны с раз-ным большим и малым начальством и в той или иной степени могли влиять на него, добиваться выполнения нашей просьбы, тем более что ничего противоречащего условиям и правилам производства и лагеря не было. Все направлялось и делалось только в интересах произ-водства и улучшения лагерного быта заключенных.

Также и в случае заболевания, помещения в стационар, больницу, оказания лечебной помощи и доставания ост-ро дефицитных лекарств. Здесь нашими спасителями были врачи Никишин, Розенблюм, Орлов, Попов, Шеин-беков, Александрова, Сорокина, Попова и аптекари-фар-мацевты П. Г. Кондратьев, Н. Ежов, Покровский и дру-гие. Они доставали по нашей просьбе лекарства, и смот-ришь, жизнь человека спасена, если только своевремен-но спохватывались, не упускали болезнь.

Также в случае какой либо беды с товарищем по линии лагерной или производственной администрации. Отстаи-вали их от переброски
в другую зону или даже лагерь, по-могали освободиться от карцера или ШИЗО и Каларгона,

БУР (барак усиленного режима) в одном из лаготделений Норильска. Фото Н. Сибиряк, 1960-е гг.

"Когда осенью 1956 году заключённых куда-то увели и лагерь перестал существовать, мы, мальчишки, с опаской вошли в его раскрытые ворота. Справа от них стояло кир-пичное здание. Зашли в него. Первое, что бросилось в глаза, это металлический пол по всему зданию. Окон нет. На крыше нет печной трубы — печки нет. Фактически это был ледник. В нём было 9 камер с металлическими дверями. Заключённых сюда поме-щали за нарушения лагерного режима. В 1960 году БУР переделали в почту." (Н.И. Сибиряк).

способствовали тому, чтобы они остались на прежней работе. В отношении перемены работы и посылки на общие тяжёлые работы довольно таки часто менялась фортуна у так называемых политических, осуждённых по ст. 58, т.е. у нашего брата ...

НОРИЛЬЛАГ : ЗИМА

Норильск — один из пяти самых северных городов мира, расположенный в 300 км к северу от Полярного круга, зона вечной мерзлоты.

Чудесной красоты достигают переливающиеся цветные радуги и играющие по небу молнии лучей северного сияния. Красота, это, конечно, страшная сила, но мороз, снег и ветер — пурга со скоростью ветра, достигающего 50-55 метров в секунду, плюс мороз до 55 градусов, — эта сила пострашней. При таких морозе и большой силы ветре охлаждаемость доходит до 60 и более градусов. Скорость и сила ветра доходят до такой мощности, что несут с гор песок, земляную и угольную пыль, и создают чёр-ную пургу. Такая сила ветра с морозами так запрессовывали и утрамбовывали снег, что нам приходилось его кайлить кайлами и ломами, распиливать поперечными пилами или рвать взрывчаткой.

Пурга снегом заносила наши бараки, по самую крышу, так что приходилось откапываться. Но чтобы откопаться, надо выб-раться из барака. А если дверь открывалась наружу ? Потом придумали. Стали двери делать так, чтобы они открывались во внутрь помещения, и мы лопатами часть снега от двери сгребали в тамбур, потом пробивали туннель в снежном заносе, выби-раясь из помещения.

Иногда непогода бушует несколько недель к ряду. Идущего пурга обволакивает со всех сторон, ветер валит с ног, трудно ды-шать. Ветер со снегом как бы веером ослепляют, создают такую темноту, что на метр впереди себя ничего не видишь. Так и бродили многие раскомандировочные, заблудившиеся около своего жилья, и замерзали, и их заносило снегом. Они объявля-лись в побеге, а весной, по мере оттаивания снега, их тела, объеденные, песцами, крысами и мышами, являлись очам опера-тивников ...

Сила ветра пурги бывала такой, что своими порывами сваливала под откос во время движения груженые тяжеловесные же-лезнодорожные составы вместе с паровозом, в особенности в районе Надежды. В первое время часто были чёрные пурги. Эти дни бывали актированными — составлялись акты о погоде, и мы не работали. Не видно было ни зги. Даже в зоне, чтобы не быть унесенными ветром и занесенными снегом, в туалеты, или ещё куда надо, ходили, держась за заранее привязанные ве-ревки по маршрутам. Такие сильные морозы вызывали совершенно незаметное для человека обморожение конечностей и ли-ца. И, что более страшно, глаз. Я лично видел людей с обмороженными глазами, они хотя и видели сносно, но цвет их был мо-лока-варенца. В весенние месяцы, когда солнце поднималось уже высоко, оно давало яркое отражение от снега, что действо-вало ослепляющее на зрение. Глаза как бы сгорали от такого яркого света и люди становились полуслепые, а потом и совсем слепли. Их увозили на материк. Что дальше случалось там с ними, мне неизвестно.

НОРИЛЬЛАГ : КАК ВЫЖИВАЛИ В МОРОЗ

В первое время от обморожения мы спасались масками. Обтиранием всякими мазями. Но всё это мало помогало. Обморожен-ные части лица и конечностей оттирали снегом, как и на материке. Из этого ничего не получалось. Там снег мягкий, а здесь сухой, жесткий как песок. Обмороженное место, оттираемое, снегом сострагивалось как песком. Боль и рана только увеличи-валась, нередко вызывая гангренные воспаления. Затем научились оттаивать обморожения за счет притока своей собствен-ной крови на обмороженное место. Обморозил лицо, а идти все равно надо. Не обращая на это внимание, идешь дальше. Дошел до места. Останавливаешься на улице в затишье, глубоко вздыхаешь, задерживаешь дыхание и начинаешь кланяться. Затем разгибаешься и вновь, после выдоха, — вдох и поклоны. Так повторяешь несколько раз. В то же время, попеременно прикры-вая рукавицей обмороженное место, поднимаешь руки вверх. Так увеличивается кровяное давление, циркуляция и поступле-ние крови на обмороженные места, и обморожение начинает оттаивать. Потом проверяешь, что на лице или на обмороженном месте всё мягко, и чувствуешь, что оно как бы горит. Значит, обморожение оттаяно собственной кровью, теперь можно вхо-дить в помещение.

И правда, после такого способа оттаивания обмороженного от обморожения не остается и следа. Чтобы не обморозить ноги и руки, во время движения и ходьбы всё время сам проверяешь себя и непрерывно двигаешь пальцами рук и ног, для этого обувь и рукавицы всегда должны быть свободны на номер. Тугая или тесная обувь, рукавицы и одежда, это просто гибель. Тесная одежда и обувь лишают движения и образования воздушной прослойки между одеждой и телом. Чтобы не остудить лёг-кие холодным воздухом, лицо закрываешь полотенцем, воротом или просто рукой в рукавице. Это немножко согревает вды-хаемый воздух. Ниже 40 градусов дышать становится тяжело. Вдохнул полной грудью — и тотчас получил охлаждение легких. Это гибель, как и охлаждение всего организма. Смотришь, прихватило. Обмороженное место долго болит и становится очень чувствительным к холоду.

Работать же приходилось в любую погоду и температуру. Работа — это пайка. Горбушка. Баланда и прочее. Работа при честном поведении жизни, то есть за счет своего труда, и являлась основным источником и средством существования. Других источни-ков, кроме заработанной пайки, не было.

В летние месяцы, как правило, активированных дней почти не бывало, работали и при дожде и под дождем при ветре 24 метра в секунду.

По правилам, активирование, т. е. не вывод на работу наружу, проходило при следующих показателях : зимой при температуре 40 градусов, при тихой погоде. Кроме этого имелись средние учетные данные при сочетании мороза с ветром, летом при про-ливном дожде или ветре выше 24 метров в секунду. Что касается работы в закрытых помещениях, на предприятиях и в ава-рийной службе, то на эти объекты заключенные выводились при всяких условиях погоды.

Но, как правило, этих правил не придерживались. Нас выводили на общие работы при температуре ниже 50 градусов. Для за-травки даже выдавали нам спирт, что было заманчивым, и мы работали. Бывало, так хотелось выпить этого одурманиваю-щего и запретного для нас. Мы вызывались на вывод на работу, и нас выводили. Мороз. Тяжело дышать. Заслон, сделанный перед ртом из шарфа или тряпки, какой обертываешь шею или из воротника бушлата или просто из рукавицы, покрывается выдыхаемыми их легких крупинками с пятнами крови. На работе нм выдают по 20-25 г спирта. Мы выпиваем и идем рабо-тать. Сначала, испытываешь, какое-то приятное согревающее чувство. Работаешь. Движение медленные. Неуверенные. Пора-ботав полчаса или час, начинаешь чувствовать озноб, холод. Мерзнёшь даже больше, чем без всякого спиртного. Помещение плохо согревает. Тебе приносят дозу 10-15 грамм, выпив, согреваешься. Ощущения озноба и холода проходят. Опять на работу. Время ощущения тепла увеличивается, но потом снова начинает знобить, уже не согревает и работа. Во время перерыва воз-никают разговоры, споры, скандалы, неприятности. Спирт привлекал заключенных лагерников, они не протестовали против работы в актированные дни. Правда, выгодно это было только для прорабства, строительного цехового и конторского началь-ства. Работа в такие дни позволяла начальству присваивать спирт и себе лично, и списывать его, как израсходованный на ра-боту в актированные дни.

Спирт и спиртное не привились. Они увеличили обморожение и травмы. Тогда переключились на табак, махорку и дополни-тельное питание. Изменили режим работы : 30 минут работы, 30 минут обогрев. Но от махорки и дополнительного питания заключенные лагерники тоже многого не получили. Так же как спирт, продукты присваивались начальством и потом продава-лись на рынке или нам же из-под полы доверенными людьми начальства. Но делать было нечего, приходилось покупать, если у кого были деньги, и молчать. А нет денег, тоже молчать.

НОРИЛЬЛАГ : ПОЧЕМУ МЫ ХОТЕЛИ ВЫЖИТЬ ?

Норильский ИТЛ как Молох поглощал заключенных, среди которых преобладали необоснованно репрессированные жертвы культа личности из коммунистов и интеллигенции, безвинные ни в чем не повинные люди советского общества. Летом, с на-чала навигации и до её конца, непрерывным потоком поступали из разных концов Союза этап за этапом люди всех нацио-нальностей, всех республик и областей. В течение долгой и суровой зимы многие на них успевали умереть. Всю зиму, начиная, с закрытия навигации, непрерывным потоком свозились трупы покойных лагерников в общие ямы могил на кладбища. Если осенью зашивались все проходы на нарах, устанавливались 2-3-х ярусные сплошные настилы нар, то к весне почти всё это снималось. Везде были проходы. Одноярусные нары. Даже топчаны. По мере убывания людей расшивались проходы, снима-лись вторые яруса и т.д. И так каждый год.

Люди умирали от сурового климата, не выдерживая мороза, доходящего до 50 градусов, а в ветром и его охлаждением — до 60-70 градусов. От сильного — до 50-55 метров в секунду — ветра. От непомерно тяжёлого труда. От отсутствия нормальных бы-товых и санитарно-гигиенических условий. От необеспеченности медицинской службой и медикаментами. От недоедания и витаминного голода, от простуд и инфекций, распространяемыми привозимыми в этапах бациллоносителями ...

Вначале трупы умерших затаскивали в баню, которая служила и для мытья заключенных лагерников, там их отогревали, де-лали отпечатки пальцев. Потом решили, из-за возни с оттаиванием трупов и доставкой их из санчастей в баню, бросать и на-капливать их в сбитых в нахлестку досчатых сараях или в туалетах, поблизости от санчасти или стационара. А для снятия отпечатков пальцы стали отрубать, отпиливать ножовкой или отсекать кисти рук, которые оттаивали в самом стационаре. Сняв отпечатки, оперуполномоченные зоны от оперчекистского отдела лагеря и комбината вновь их привязывали проволоч-ками к култышкам рук у трупов. В таком виде их и хоронили.

На лагерное кладбище их везли сразу по несколько, в открытых санях-розвальнях — при всеобщем обозрении лагерников в зо-не и на производстве, — что должно было означать : смотрите, смотрите, кто следующий, смотрите, скоро и вас так же повезут. Это вызывало глубокое чувство ненависти и омерзения к лагерной администрации и её руководству наверху, потерявшим и утратившим всё человеческое ...

Но, преодолевая все это, лагерники боролись за сохранение своей жизни. Боролись со всеми лишениями и недостатками. Пре-одолевали все трудности. Акклиматизировавшись, приучали к этому и других, поддерживая в них моральных дух. Примером в этом служили необоснованно репрессированные коммунисты, комсомольцы и интеллигенция. Они верили, что придет время, когда произволу и беззаконию культа личности придет конец, и партия в народе и в стране восстановит ленинские принципы и нормы жизни и законности. И надежда на это часто являлась для многих как бы источником для желания продолжать жить. Многие боролись за жизнь лишь только для того, чтобы все перенесенное, пережитое и испытанное ими в годы произвола и беззакония культа личности Сталина и его сателлитов и янычар сделать достоянием партии, народа, государства, советской общественности. Чтобы партия и народ могли разобраться во всем этом и пресечь все это, вырвать с корнем из жизни со-ветского общества.

На предыдущую страницу    На следующую страницу

Не публиковавшиеся ранее мемуары И.С.Сибиряка (Поздяева) и фотографии предоставлены
для опубликования на сайте "Зубова Поляна" сыном автора мемуаров, @Н.И.Сибиряком.
Название дано автором сайта. При публикации проведено незначительное редактирование.

На первую страницу
Назад на страницу Репрессии в Мордовии
Назад на страницу Рассказы о коллективизации, раскулачивании и репрессиях

Hosted by uCoz