КАК я был репрессирован в мордовии

Мемуары Сибиряка Иллариона Сергеевича (Поздяева),
 директора научно-исследовательского института мордовской культуры

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

НОРИЛЬЛАГ : ПРИБЫТИЕ

В Дудинском порту тогда еще не было причалов, оборудованных для швартовки даже речных пароходов, а уж о морских и оке-анских и говорить нечего. Утром 14.08.39 г. наш "С. М. Буденный" встал на рейд, мощными гудками известив Дудинку о своём прибытии и о прибытии нас, «бубновотузовых» — так в Норильске прозвали нас, соловчан, за нашу тюремную форму.

Началась выгрузка. Заключённых выводили из двух отсеков трюма парохода и грузили на баржи, буксируемые катерами, для отправки на берег. Мы с Фёдором Сурдиным, выйдя на палубу, не торопились перейти на баржу. В палубной толчее невоз-можно было увидеть своих, да и грузили на баржи с двух отсеков, перегороженных брезентом. Так мы прождали до тех пор, по-ка не остались чуть ли не последними на пароходе. Как только мы увидели друзе на барже, так и двинулись на погрузку. Ока-зывается, наши товарищи по отсеку тоже искали нас. Ну, вот мы опять встретились. Опять вместе.

На переброску людей с парохода на берег прошёл почти весь день. На голом и пустынном берегу Енисея соловецкий этап встречал замдиректора комбината Елян с группой работников лагеря и охраной. Построили, пересчитали. Вдруг послышался говор, что людей не хватает. Стали искать. Перерыли весь пароход. Осмотрели берег. И только тогда вспомнили и догадались, что они умерли и их тела уже давно на дне Северного Ледовитого океана. Тут же уточнили их фамилии для начальства. Успокоились. После этого ещё раз нас построили. И надо же было случиться тому, что мы с Сурдиным оказались опять рядом перед пятеркой : А. П. Очкин, И. Г. Староверов, В. П. Царев, П. И. Козеняшев, Ф. П. Чудов. Нас отсчитали с партией, а их пя-терка осталась на месте. Отсчитав нас, отделили о них и от остальной партии людей. Устроили перекличку, записали. Сверили с делами, прибывшими с нами, и направили на погрузку на открытые платформы.

Нас погрузили на открытые платформы из-под угля, казавшиеся тогда нам маленькими-маленькими по сравнению с обычны-ми железнодорожными вагонами. Дорогу от Дудинки и до Норильска, расстояние в 100-115 км, мы ехали почти сутки. Вечером 14 августа тронулись из Дудинки, а к середине дня 15 августа, после обеда, прибыли в Норильск, на Нулевой пикет. Всю дорогу шёл дождь. Промокли мы до нитки. Согревались в дороге тем, что на открытой платформе сбились в кучи, в кольцо, и меня-лись местами, грея то спину, то бока. Попеременно оказывались то в средине человеческого кольца, то на его краю. Это был наш метод спасения от холода, дождя и простуды.

 

Вдоль всей железной дороги от Дудинки до Норильска были видны следы заброшенных лагпунктов и лагподразделений, развалившиеся и полуразва-лившиеся землянки, плетёнки и каркасы бараков. Валялись вещи быто-вого обихода, посуда заключённых, строивших железную дорогу. Не пив-шие более суток и томимые жаждой, в особенности после сухого пайка, со-стоявшего из сухарей с рыбой и рыбных консервов, выданного в Дудинке, мы думали лишь о воде. При остановках поезда, с разрешения конвоя, по очереди бегали ко всем лужам стоячей воды, озерам, речкам, и пили, кто сколько мог. Многие подбирали валявшиеся банки, набирали в них воду, пили из них и несли в них воду, чтобы напоить товарищей на платформах. Поезд приближался к Норильску. Уже были видны его очертания. В тече-ние всей ночи мы ехали под дождем на платформах. Ночь эта была своеоб-разная. Солнце не садилось. Впервые я встретился с круглосуточным сол-нцем Заполярья. Но круглосуточный многомесячный заполярный свето-вой день подходил к концу. Но наступала осень, и наступали сумерки. В Норильске на железнодорожной станции Нулевого пикета состав встре-чало лагерное начальство и дополнительный конвой. Нас быстро выгрузи-ли и, промокших до последней нитки и продрогших до костей, отделив от общего Соловецкого этапа человек 400, если не больше, загнали в подго-товленный карантинный барак с прохудившейся крышей в зоне лаготде-лений, в здании бывшего автогаража по Железнодорожной улице, что в сторону ВЭС-2. В бараке, огороженном колючей проволокой и обставлен-ным вышками с часовыми за зоной оцепления основного лагеря, стояли 4-5-х ярусные сплошные нары. Нас ожидал так называемый карантин. Пищу нам привозили с других кухонь, здесь её только разогревали в походных кухнях и котлах. Мимо нас водили партии лагерников для строительных работ на ВЭС-2, её ещё только заканчивали строить. Мы видели, что в отличие от нас, одетых в одинаковую униформу, все норильские лагерни-ки были одеты по-разному, кто во что.

"Теперь Норильск – крупный промышленный центр и к тому же красивый, благоустроенный город. Туда ведет ширококо-лейный железнодорожный путь ... Совсем не так добирались туда в 1944 году. Узкоколейка петляет среди бесчисленных озер. Мы едем на открытых платформах, дребезжащих и качающихся. Ночь, а солнце светит – желтое и совсем неяркое. Сверкающая до-рожка пролегла от него до самых колес нашего вагона, кото-рый чем-то похож на спичечную коробку, и катится она по ка-кой-то игрушечной железной дороге ... Конец июля – еще не лето. Днем почти жарко, но теперь, не-смотря на солнце, холодно. Конвоиры – их по двое на каждой платформе – отделены от нас экраном. Они явно зябнут в ши-нелях с поднятыми воротниками. Мы – на полу, согнувшись в три погибели. Ужасно неудобно ! Ноги затекают, немеют, болят... Но вставать не разрешается." Е. Керсновская "Сколько стоит человек"

НОРИЛЬЛАГ : ЭТАПЫ ЗАКЛЮЧЁННЫХ

Каждая новая партия заключенных-строителей доставлялась до Дудинки либо северным морским путём, либо по Енисею с его верховьев из Красноярска. В период моего лагерного содержания в Норильске с 1939 года, да и потом при ссыльном положении, и даже позднее, вплоть до упразднения Норильского ИТЛ, каждое лето можно было видеть поток за потоком, этап за этапом новые партии заключенных, прибывавших во все лагподразделения, и привоз вольнонаемных для работ на строительстве и в эксплуатационных предприятиях. Каждое лето приезжали всё новые и новые строители. И проходил этот путь с материка и на материк через Дудинку.

В 40-х годах предприняли попытку соединить Норильск с большой землёй железнодорожным сообщением на севере Тюмен-ской области также силами заключенных. Но эта дорога Салехард-Игарка-Норильск стала «мёртвой дорогой». Строительство было прекращено. Законсервировано. На сотни километров протянулись уложенные рельсы, оставшиеся ржаветь, были забро-шены железнодорожные посёлки, лагпункты для заключённых, железнодорожные станции, построенные мосты. Увезли или бросили завезенную технику... А дорога эта необходима. Только построенная не голодными и с колтуном на голове заключён-ными, занятыми подневольным лагерным трудом, а свободными советскими людьми...

Все этапы лагерников в Норильский ИТЛ не миновали трюмов лесовозов и прочих транспортных судов с многоярусными на-рами, идущими по морю, или трюмов речных енисейских пароходов, барж и лихтеров. Других путей-дорог попадания на Тай-мырский полуостров, в Норильск, с большой земли, с материка, не было. Преодоление водного пути было связано с риском. И с жертвами. И хоть о них не говорили, их скрывали, но — ничего тайного нет на свете ! — сведения о них всё же становились известными лагерникам...

служиванием этапа — чтобы получить пищу для остальных или чтобы вынести зловонные параши, которые из-за их обычной переполняемости расплескивались, проливались и увеличивали зловоние и антисанитарию в трюме.

Этапируемые были разных возрастов, национальностей и народностей, разных уровней образования, профессий и социальных слоёв, из разных областей, краев и республик и с разными статьями УК. Но с некоторых пор всех их объединяло то, что они все они были заключенными, которых в задраенном трюме лихтёра везли в Норильский ИТЛ.

На Казаченских порогах лихтёр наскочил на подводную скалу, мгновенно получив в дне судна пробоину. Вода фонтаном хлы-нула в трюмы, заливая, ярус за ярусом, нары. Началась паника, люди кинулись на верхние яруса нар. Вода стала бить еще сильнее. Фонтан достигал чуть ли не пятого яруса нар. Под тяжестью массы поднявшихся наверх заключенных нары начали разрушаться. Захлёбывающиеся в холодной воде, утопающие люди кинулись к задраенным и закрытым на замки люкам, стали истошно кричать и стучать, требуя открыть люки. Начали с силой давить на двери и крышки люков, чтобы вырвать их из петель и запоров.

Пока выламывали люки, вокруг которых на палубе встал конвой с автоматами, многих в трюме растоптали, многие захлеб-нулись в воде. Первых смельчаков и крепышей, пробившихся к выходу на палубу, встретила автоматная очередь — конвой подумал о бунте, восстании и организованном побеге. По убитым и раненым прошлась лавина прущих из трюма людей. Пока начальство конвоя разбиралось, что к чему, пока поняло, что происходит и разрешило выход на палубу, вода в трюме все при-бывала и прибывала, и трюм всё переполнялся утопленниками, плавающими в нём вперемежку с деревянными обломками нар и скарбом заключенных – чемоданчиками, корзинами и простыми узелочками…

Истошный крик о спасении, вопли, стоны и проклятиями раздавались из трюма лихтера, уходящего под воду. Затаптывая один другого, люди выбирались из трюма и бросались в реку, пытаясь отплыть подальше от места катастрофы и добраться до бере-гов. Многие не умели плавать и цеплялись за случайные бревна и предметы. Лихтер уже кренило. В воду стала прыгать и конвойная команда лихтёра, стараясь добраться до буксирного катера и до спущенных с него лодок. Место происшествия оглу-шалось тревожными гудками и сигналами бедствия. Все перемешалось и как бы слилось вместе : крики, стоны, ругань, стре-льба, гудки бедствия о помощи.

Спустя некоторое время, когда от лихтера не осталось и следа, конвой стал собирать с обоих берегов спасшихся и оставшихся в живых. Из 2500 человек, их, мокрых, дрожащих от холода и от пережитого, набралось только 186 человек. Утонула и часть ох-ранников. Многие были в одном белье. Другие в мокрых телогрейках или в бушлатах, которые конвой вскоре начал отбирать у них, чтобы одеть совершенно раздетых.

Ночь. Глубокая осень. В конце сентября погода севера Красноярского края не балует своим теплом. В горах уже прочно ло-жится снег. В небе слышен говор улетающих на юг перелетных птиц. Лиственные деревья давно уже распрощались со своей листвой. Зеленеют только могучие сосны, ели и другие красные хвойные породы. Осень даже здесь, на севере, красива. Но лю-дям не до этой красоты засыпающей природы. На пустынном берегу Енисея они мокрые, голодные, стоят, дрожа на холодном ветру в строю. Охранники их считают, проверяют, отбирают у одних и дают другим верхнюю одежду… Потом начали таскать хворост, ветки деревьев, пытаться отсыревшими спичками разжечь костры… Потом стали сушиться у костров, вертясь, как на вертеле : одна сторона почти обгорала от жаркого огня, а вторая леденела от холодного ветра. Пока происходила вся эта процедура «спасения», многие совершенно простыли, получив крупозное, двухстороннее и прочие воспаления легких и другие простудные заболевания.

Потом начались переговоры о размещении больных в больницах Енисейска и Маклакова (лихтер утонул между Атамановым и Енисейском), потом ожидали другой транспорт... Некоторые из простудившихся стали умирать. Наконец, приняв пока ещё ос-тающихся в живых, новый пароход с этапом двинулся в Дудинку. Часть заболевших умерла в пути, другие стали умирать уже в Дудинке и в Норильске. В живых из этого этапа осталось только несколько человек. В том числе и В. Л. Дубограй, поведав-ший нам эту трагическую историю с лихтером, полным заключённых, этапируемых осенью 1939 года из Красноярска в Нориль-ский ИТЛ. В. Л. Дубограй отбыл свой срок в Норильском ИТЛ и потом остался на комбинате по вольному найму, и работал, по-казывая высокие производственные показатели, занимаясь рационализаторством и изобретательством в области строитель-ных материалов и изделий, применяемыми в промышленном и жилищном строительстве.

... В первые годы строительства лагеря и комбината отъезд людей на материк из Норильска был очень незначительным. Поч-ти все оседали в Норильске. Первоначально из Норильска вывозились лишь заключённые, перебрасываемые по централизо-ванным нарядам ГУЛАГа в другие лагеря или для другого режима. Или те, кого вызывали на переследствие. Или уезжали немногие освободившиеся по окончании срока и не желавшие оставаться в Норильске. Те же, кто был больше неспособен ра-ботать — по болезни, из-за увечья или по старости, — помещались в Норильск-2 или в специальные инвалидные бараки. Но больные и актированные становились обузой для комбината и лагеря: они занимали помещения, на них тратилось продоволь-ствие, с трудом и в ограниченном количестве завозимое в город. Поэтому постепенно установилась практика отправки из Но-рильского ИТЛ больших партий заключенных-лагерников, актированных по болезни, по старости, по увечью, на переследст-вие.

Случай с гибелью лихтёра, доставлявшего в Норильск очередной этап заключённых, стал нам известен от очевидца. А о дру-гом мы случайно узнали от проговорившихся охранников. И в нём были мои хорошие знакомые, друзья… Это был один из эта-пов лагерных доходяг и актированных по старости, которым отправили из Норильлага моих друзей по Соловкам — стариков Джапаридзе и Воробьёва, привезенных, как и я, в Норильск в августе 1939 года. Я помню, как по дороге из Соловецкой тюрь-мы в Норильск белый как лунь, дряхлый старик Джапаридзе шутил и смеялся. Вспоминал Сталина. И всё повторял и повто-рял : «Эх, Коба, Коба ! Эх, Сосо, Сосо ! До чего ты дожил, до чего ты дошёл и чего ты натворил ! Могли ли мы знать, что будет так, что я буду тобой посажен в тюрьму, что буду преть и гнить в казематах старого монастыря ? А теперь на восьмом десятке моей жизни ты везешь меня в лагерь работать на тебя…»

Баржа, шедшая с актированными заключенными из Норильского ИТЛ в Красноярск, при подъеме через Казаченские пороги протаранилась о скалистое дно. От сильного удара трос оторвался от буксира, баржу развернуло поперек бурного течения, она накренилась и со всеми людьми, закрытыми в ней, ушла на дно Енисея. Не спасся никто. Узнать их трагическую историю от них самих было нельзя. Сведения о гибели этой баржи с актированными зэками просочились через случайно спасшуюся часть охраны, находившуюся, как обычно, на палубе баржи, и от команды буксирного катера. Так утонули, найдя свою погибель в Енисее, мои друзья, сыны ленинской партии, старые революционеры-подпольщики, свершители Великого Октября и участни-ки гражданской войны, старики Джапаридзе, Воробьев и другие. А я всё ждал от них обещанных писем. Но со дна Енисея мерт-вые писем не пишут. Потому-то я и не получил от них ни одного письма...

НОРИЛЬЛАГ : БАНЯ

Также партии лагерников водили в баню, которая стояла у квадратного озера ВЭС-2.  Видимо, это была единственная баня для заключённых, потому что непрерывно, партия за партией, и днем и ночью, людей гоняли в неё большими колоннами. Мы-лись в бане не более 10-15 минут. За это время только и успевали, что раздеться и пройти прожарку белья, и хорошо, если ко-му-то удавалось ополоснуться хотя бы одной шайкой воды. До некоторых очередь просто не успевала дойти, так как воду быстро перекрывали и начинали командовать, чтобы выходили и одевались, потому что уже нужно было уступать место следующей партии лагерников.

 

Спустя 10 дней после прибытия, т. е. после карантина, эту банную процедуру прошли и мы, а пока большая часть из нас страдала же-лудочно-кишечными заболеваниями. Медработник лагеря, из быв-ших заключенных, Мурин, с красивыми длинными буденовскими усами, только уже белыми от проседи, оказывал нам медицинскую помощь прямо на месте. Помню, у него была большая алюминие-вая кружка, он в неё насыпал какой-то белый порошок, мешал с водой и давал пить. Так он лечил всех, кто обращался за медпо-мощью с проблемами живота. Многие лежали с простудными забо-леваниями, полученными в пути от Дудинки до Норильска. Мо-ими соседями по нарам были Гончаров из Ростова и бывший рефе-рент Шиболдаев. По другую сторону от меня лежал партийный ра-ботник из Абхазии Кутарба. Мы с Гончаровым болели животами, то и дело бегая в уборную, до безобразности загаженную. Кутарба лежал в жару, у него было воспаление легких. Мы выжили. Ку-тарба же на четвертый или пятый день умер.

Норильск : лагерное кладбище под Шмидтихой. Фото Н. Сибиряк.

Однажды утром, проснувшись, мы увидели его бездыханное уже остывшее тело. Заявили коменданту, и тело вынесли, забрав и все вещи покойника. Было тяжело и неприятно. Из других кавказцев и абхазцев, находившихся со мной в карантине и позже тоже умерших, мне запомнился Арнаут, бывший начальник личной охраны И. В. Сталина на Кавказе, я долго плакал и горе-вал о нём.

После карантина, бани и санобработки нас направили в зону 2-го лаготделения, это было, кажется, 23 августа. Потом нас по-местили в бараки, также пока огороженные от общей зоны колючей проволокой и караульной службой ВОХР. По поведению других лагерников, останавливавшихся, когда мы проходили, было видно, что они удивлены нашей особой и довольно-таки странной формой Соловецкой тюрьмы, но разговаривать и общаться нам пока ни с кем не разрешали.

НОРИЛЬЛАГ : НАЧАЛО РАБОТЫ

В августе 1939 года наш этап, прибывший из Соловецкой тюрьмы, был не первым этапом этого лета. Наши лагерные номера, по крайней мере, мой номер по Норильскому ИТЛ был на первых сотнях 21-й тысячи.

Началось формирование рабочих бригад по производственному принципу. Строительными работами в системе Норильского ИТЛ занималась контора, или цех, Общекомбинатстроя, где начальниками были Уваров, Серов, Константиновский. Нарядчи-ком 2-го лаготделения был Панченко Тарас Григорьевич, прибывший в Норильлаг с первой партией заключенных в 1935 году. Он поручил мне сформировать из вновь прибывшего соловецкого этапа бригаду плотников-столяров и бетонщиков. В ходе комплектования бригады пришлось в её состав включить по желанию самих бригадников и по направлению нарядчиков УРЧ ряд людей, не имевших никакого понятия о плотницких, столярных или бетонных работах. Их нужно было учить этому ре-меслу и профессии. Но народ был очень толковый и старательный. Все очень быстро получили квалификацию. Научились окантовывать бревна, необрезные доски, строгать, фуговать и выполнять практически все виды строительных и плотницких работ. Без малейших возражений переключались для выполнения всех видов работ, вплоть до земляных. Было удивительно, как люди, не бравшие до этого в руки топор, рубанок, фуганок или пилу, за 2-3 недели овладевали ими.

 

Первоначальный период строитель-ства был характерен тем, что не бы-ло абсолютно никакой техники, ме-ханизации. Всё делалось вручную, с применением примитивного инстру-мента. У землекопов : лопата, кайло, лом, подборка, клин, тачка, носилки. У строителей-плотников : топор, пи-ла, ножовка, молоток, рубанок с фу-ганком и гвоздь. У каменщиков, шту-катуров и маляров : мастерок, "ко-зёл" для подноски кирпича по лесам чуть ли не на 5-й этаж, "сокол", пра-вúло, кисть, растворный ящик, бочо-нок и т. п. У рударей и шахтеров : ру-чной отбойный молоток, подборка, вагонетка, гоняемая вручную, или тачка. Единственной техникой кое-где были кран-укосина, шахтоподъ-ёмник, лебёдка. Транспортными сред-ствами долгое время служили только лошадь, олень да собака. В основном же всё выгружали, грузили, носили и возили заключённые на себе.

Норильск в 1940-е годы : деревянные бараки на первом плане — лагерные зоны, вдали — озеро Долгое, за ним ещё нет нынешнего Норильска, светлые бараки выше и правее озера — ещё одно лаготделение. Фото А. Сорокина из музея Норильска. Прислал Н. Сибиряк.

Своеобразная особенность Норильского комбината заключается в том, что он почти с первых лет строительства одновременно и строился, и эксплуатировался заключёнными, которые загружали суда Северного морского флота добытыми ими же углём, рудой и благородными металлами.

На предыдущую страницу    На следующую страницу

Не публиковавшиеся ранее мемуары И.С.Сибиряка (Поздяева) и фотографии предоставлены
для опубликования на сайте "Зубова Поляна" сыном автора мемуаров, @Н.И.Сибиряком.
Название дано автором сайта. При публикации проведено незначительное редактирование.