КАК я был репрессирован в мордовии

Мемуары Сибиряка Иллариона Сергеевича (Поздяева),
 директора научно-исследовательского института мордовской культуры

1 2 3 4

1923 ГОД. ПЕНЗЕНСКИЙ ГУБКОМ.

Весной 1923 года ЦК РКП(б) отозвал меня с учебы из КУТВ и направил в Пензенский губком РКП(б) для продолжения работы среди мордовского населения. В мае я прибыл в Пензу с путевкой ЦК РКП(б). К этому времени везде в губерниях, где прожи-вало мордовское население, партийно-советская работа серьёзно продвинулась вперед, в Пензе же она была в застое. ЦК РКПб) требовал усилить партийно-советскую и культурно-просветительную работу среди мордовского населения на родном языке, находить и привлекать к работе национальные кадры, готовить новых работников, свободно владеющих родным мор-довским языком.

В ЦК РКП(б) в орграспредотделе, агипропотделе, подотделе нацменьшинств и в мордовской секции я получил достаточно нуж-ной информации, наставлений и напутствий. В Пензенском губкоме я встретил новых руководящих работников. Секретарем губкома РКП(б) был т. Орлов, заведующим агитпропотделом — Г. А. Полумордвинов. Из знакомых работников остался только т. Росницкий. Губком назначил меня секретарем мордовской секции и заведующим подотделом нацменьшинств. Работы пред-стояло много, работа предстояла большая.

После ознакомления с состоянием работы на местах я организовал проведение уездных и губернских совещаний мордовских партийно-советских работников, инициировал восстановление мордовских секций при укомах. На всех совещаниях люди вы-сказались за образование мордовской автономии. Но руководящие работники губкома и губисполкома не поддерживали резо-люции этих совещаний, выступали против идеи автономии.

По моему докладу губком принял решение создать мордовский отдел при губисполкоме и совнацмен при губоно со штатом инструкторов, подобрать мордовских работников для работы в суде и прокуратуре, земотделе и кооперации, организовать при губсовпартшколе и педагогическом техникуме мордовские отделения, мордовские группы при медицинских и кооперативных училищах с подготовительными отделениями при них. Началась будничная работа: поиск подходящих зданий и помещений под эти учреждения, общежития для учащихся и квартиры для работников. Не обходилось без затруднений и осложнений.

На заведование мордовским отделом губисполкома наметили пригласить С. С. Шишканова. Он тогда работал уездным воен-ным комиссаром Инсарского уезда. Он было уже передал свои дела по военной ведомости, прибыл в Пензу, приступил к ра-боте, но был отозван обратно на прежнюю работу в Инсарский уездный комиссариат, получил взбучку и был переброшен воен-ным комиссаром в Башкирскую АССР. Позднее пензяки добились возвращения С. С. Шишканова из Башкирии для работы в губисполкоме.

 

Для работы председателем сов-нацмена губоно решили пригла-сить З. Ф. Дорофеева. Он тогда работал заведующим Спасского уоно, переехал туда с этой же ра-боты из Темниковского уезда. Спасский и Темниковский уезды, как я уже писал выше, теперь входили в состав Пензенской гу-бернии. Педагог он был квалифи-цированный. Окончил Казанскую инородческую учительскую семи-нарию, которой руководил М. Е. Евсевьев, продолжительное вре-мя работал учителем в мордов-ской школе села Польские Поля-ны и в других школах. Не поры-вая с учительской практикой, с первых лет Советской власти за-ведовал уездными отделами на-родного образования сначала в Темникове, а теперь в Спасске. Я познакомился с ним на съезде коммунистов мордовской нацио-нальности в Самаре, где мы про-живали в одной комнате Дома крестьянина.    Захар    Фёдорович

рассказывал мне о своей педагогической работе в Польских Полянах, о занятиях литературой, показывал свои книжки доре-волюционных лет изданий со стихами и мордовским фольклором.

Из Спасска перевезли его домашнюю обстановку и библиотеку. Устроили на хорошей квартире, лучшей, чем у него были в Темникове и Спасске. Он был назначен заведующим политпросветом губоно, но проработал недолго — переехал в Москву, в Наркомпрос, затем был утвержден секретарем мордовской секции ЦК РКП(б). Здесь волна за организацию мордовской авто-номии настолько его захлестнула, что он стал её ярым сторонником, за что был снят с работы как «автономист» и направлен на общую работу в Татреспублику, в Казань. И только через несколько лет вернулся в Москву в Центроиздат на должность ре-дактора мордовской литературы. Он и сам стал талантливым автором книг на мокша-мордовском языке, начиная с букварей и кончая книгами для чтения на родном языке в начальных и средних мокша-мордовских школах.

Открытие в Пензе мордовских отделений и групп в учебных заведениях с преподаванием на русском языке потребовало пре-подавателей разных дисциплинам, знающих мордовский язык. По адресам известных педагогических работников — Ф. И. Пе-тербургскому, Л. П. Кирюкову, В. П. Ямушкину, Ф. А. Лазареву, И. И. Прокаеву, Суходееву, И. Бондякову, А Кочеткову и дру-гим — были разосланы приглашения на работу. Было написано приглашение и профессору Казанского университета, исто-рику-этнографу, фольклористу и языковеду М. Е. Евсевьеву. В июле 1923 года М. Е. Евсевьев проездом из Казани в Москву заехал в Пензу на переговоры, остановился у меня в гостинице, бывшей Треймана. Я вёл холостяцкий образ жизни.

У меня в номере гостиницы состоялась встреча и переговоры с ним тогдашних пензенских мордовских работников. Кроме ме-ня, также были И. И. Московкин, И. Г. Черапкин, З. Ф. Дорофеев, Атамашкин из губземотдела и А. Лямкин из прокуратуры. Договорились о переезде Макара Евсевьевича, на которое он дал согласие. Поручили Московкину, Черапкину и Дорофееву со-ставить смету на переезд из Казани в Пензу Евсевьева с его библиотекой, домашним этнографическим музеем и всей обста-новкой, подыскать ему подходящую квартиру. Из-за неудобств и неблагоустроенности и холостяцкого образа моей жизни З. Ф. Дорофеев предложил Макару Евсевьевичу перейти к нему на квартиру на те несколько дней, что он предполагал провести в Пензе. Все одобрили это предложение. М. Е. Евсевьев принял его, тем более, что они были старыми знакомыми — Захар Фе-дорович в своё время был его учеником в Казанской мордовской учительской семинарии. Мы все проводили его к Дорофееву и оставили там отдыхать. Потом знакомили его с Пензой. Он рассказывал о семье Ульяновых, о Ленине, его брате Саше и о каком-то его личном участии в защите Ульяновых. Пенза Евсевьеву понравилась. Он уже считал себя пензяком, по крайней мере так и говорил нам: «Считайте теперь меня своим, пензяком». С таким настроением и проводили его в Москву. Но пе-реезд М. Е. Евсевьева в Пензу не состоялся.

По совету С. С. Шишканова и по его рекомендации для работы в мордовских отделениях Пензенского педагогического техни-кума и совпартшколы был приглашен педагог с высшим образованием, в прошлом политэмигрант, командир Красной Армии на фронтах гражданской войны, И. Г. Черапкин. Получив приглашение, Иосиф Григорьевич охотно отозвался. Пешком, пройдя более 90 верст, пришел из села Шадыма-Русскина Инсарского уезда, где он работал учителем в школе. В памяти запечатлелась первая встреча с ним, когда он явился ко мне, обутый в лапти, в зипуне из солдатского серого шинельного сукна, в белой ру-башке-толстовке и в белых же штанах из самотканого холста. Он с удовольствием включился в работу. Выбор оказался удач-ным.

Припоминается, как в том же 1923 году из Чуфарова привёз, чтобы устроить на учёбу, будущего мордовского писателя Колю Иркаева его дядя. Коля был ещё ребенком, небольшого росточка, в мордовской одежде — в лаптях с белыми онучами и обор-ками, в мордовской рубашке и портках из самотканого белого холста. Мы его отправили в Москву на рабфак. Иркаевых я знал трёх братьев или подбратьев. Василия — многолетнего — с 1920 по 1926 гг. — инспектора уездного отдела. Другой Василий (или Михаил?), почти ровесник Коли Иркаева, был послан мной на учебу в Ленинградский лесной институт. Хорошие, спо-собные были ребята. Из мокшанского села Перхляй был привезен в Пензу Чигирев, которого я сначала устроил на учёбу здесь, а затем отправил в Москву и на дорогу снабдил моими личными деньгами. Он «отблагодарил» меня и «отплатил» этот долг в 1937 году, когда работал в следственных органах НКВД Мордовской АССР, а я, будучи арестованным, содержался в Саранской тюрьме — он особо «отличился», проявляя на допросах по отношению ко мне высшие образцы садизма.

В конце августа я почувствовал себя серьезно больным. Губком партии направил меня лечиться на кумысный курорт в Раевку Башкирской республики. На курорте я встретился и разместился вместе с руководящими работниками Иванова и Шуи, старыми большевиками, участниками революции 1905 года, членами ЦК РКП(б). Мы только приступили к лечению, питью кумыса, что нам очень нравилось, как начальство курорта объявило, что лечение в Раевке закрывается и нас направляют в другие санатории. Ивановцы и шуевцы отказались куда-то переезжать, заявив, что они поедут в Москву, в Наркомздрав и ЦК партии и там добьются разрешения продолжать свое лечение. Уговорили ехать и меня. Мы отправились в Москву. В Москве старые большевики не оставили меня пока не устроили для меня поездку на курорт Ривьера, в Сочи. Мы попрощались. Сами они ни на какие курорты не поехали, вернулись на работу.

До отъезда в Сочи я встретился с товарищами из мордовской секции ЦК РКП(б) и с М. Е. Евсевьевым. Он заведовал этногра-фическим павильоном на Всесоюзной выставке 1923 года, проходившей на территории современного парка культуры и отдыха им. Горького. Макар Евсевьевич дал мне постоянный пропуск во все разделы и отделы выставки. Я остался очень довольным осмотром выставки. В идее организации и оформлении мордовского этнографического отдела в разделе «Народы Поволжья» был заложен большой пропагандистский заряд за создание автономии. В экспозиции на фоне поволжских народов — удмуртов, марийцев, чувашей, татар и башкир, — к этому времени уже давно реализовавших право на национальное самоопределение и создание национальных областей и республик,  очень ярко и красочно был показан мордовский народ: его численность, типы, одежда, быт, домашняя утварь, орудия сельскохозяйственного производства (деревянная соха, борона, лопата, вилы, пряха, ве-ретена, ткацкие станки, упряжь и сбруя, гончарные изделия, лапти, рогожа, холсты), малоземелье, безграмотность, отсталость, суеверия, история засилья в прошлом монастырей, церквей, помещиков самодержавия.

Были представлены и книги, изданные на мордовском языке. На эрзянско-мордовском языке дореволюционного периода фи-гурировало только Евангелие, напечатанное  миссионерским обществом в 1902 году. Из научно-этнографической литературы дореволюционных изданий были «Мордовский этнографический сборник» академика А. Шихматова, «Очерки о мордве» Мельникова-Печерского, «Юридический быт мордвы» Майнова, «Кузька — мордовский бог» Титова и общие справочные и другие издания, в которых освещалась и мордва. Из послереволюционных изданий были «Мордовско-мокшанский букварь для начальных школ» без указания авторов (но известно, что его составителями были Г. К. Ульянов, М. Т. Кручинин, Данилов и М. Е. Евсевьев), по несколько экземпляров печатавшихся тогда на мордовском языке газет «Чинь стямо»(«Восход солнца»), издававшейся Симбирским губкомом партии, «Якстере теште» («Красная звезда»), издававшейся мордовской секцией ЦК, «Яктере сокиця» («Красный пахарь»), издававшейся Саратовским губкомом партии, «Саратовский этнографический сборник», изданный Саратовским университетом в 1922 году под редакцией профессоров Соколова и Маркелова, очерк «Мордва Татрес-публики» М. Е. Евсевьева, изданный в Казани в сборнике «Татарстан», и несколько брошюрок из книг А. Неверова в переводе Е. С Осокина и К. С. Петровой. И это было почти всё, изданное о мордве.

Мордовская печать и литература только начинали зарождаться и развиваться. Никаких правил, орфографии и правописания ещё не было. Писал всяк на своем материнском языке, языке своего села, в котором некоторые слова в других селениях имели другое значение, порой даже не совсем приличное для их села, что вызывало недоумение.

Все это на фоне других народов Поволжья, проживающих и развивающихся в своих автономиях, народов Средней Азии и Кавказа и других регионов Советского Союза, резко подчеркивало необходимость и неотложность проведения мероприятий по экономическому, политическому и культурному подъему уровня жизни и развития мордовского народа в соответствии с реше-ниями Х и ХII съездов РКП(б), решений 1-го Всероссийского съезда коммунистов мордовской национальности в Самаре 1921 года и принятых в отношении мордовского народа ряда специальных решений ЦК РКП(б), Наркомнаца и ВЦИК.

На обратном пути с курорта в Пензу я опять посетил выставку, а также подотдел нацменьшинств ЦК РКП(б). Там мне посове-товали готовиться вскоре перебираться в Саранск, тоже на партийную работу. Это, мол, необходимо в связи с новым вариан-том образования автономии с центром в Саранске. С тем я и вернулся в Пензу.

…В начале ноября 1923 года я снова в Пензе. В глаза бросилось: на улицах города появилась мордовская молодежь в нацио-нальных мокшанских, эрзянских костюмах, особенно выделялись девушки. Это были учащиеся мордовских отделений совпарт-школы, педагогического техникума и групп при медицинском и кооперативном училищах. При опытном и хозяйственном заве-дующем т. Алферове мордовское отделение совпартшколы в целом находилось во всех отношениях в нормальных условиях учёбы, питания, обмундирования и размещения в общежитии, в котором учащихся разместили не отдельно, а вперемешку со всеми, это даже оказалось к лучшему. Нормальное положение было в группах при медицинском и кооперативных училищах. Хуже обстояло дело с ребятами из мордовского отделения педагогического техникума. Хотя они и размещены были отдельно от других и учились отдельно, но с питанием было не все благополучно. Случались перебои с доставкой продуктов. И. И. Мос-ковкин брюзжал на меня: вот, нагнал молодежи, а сам уехал, возись с ними, кому они нужны... Но сами учащиеся и другие то-варищи были другого мнения. Положение с питанием быстро наладили. Ребята повеселели...

1923 год был отмечен большим оживлением в работе с мордовским населением. Привлечением для работы людей, знающих родной язык. Открытием большого числа новых начальных сельских школ. Учёбой в них в первых классах по азбуке и буква-рю на родном мордовском языке. И дети, и учителя, и родители — все были довольны, радовались. Всё было просто и понятно. Ребятам легко давалась азбука и родной букварь и в мокшанских, и эрзянских школах. Одновременно шел активный рост школ ликбеза по ликвидации неграмотности среди взрослых — и там, и здесь работали почти одни и те же учителя.

1923 ГОД. САРАНСК.

После ноябрьских праздников 1923 года я прибыл из Пензы в распоряжение Саранского укома РКП(б). Уком назначил меня секретарем мордовской секции и заведующим подотделом нацменьшинств и одновременно заместителем заведующего агит-пропом укома. Вскоре на проходившей уездной партконференции меня избрали в состав укома РКП(б), а на уездном cъезде Со-ветов — в состав уисполкома и делегатом на ХI губернский съезд Советов. На проходящих районных съездах Советов и сель-ских собраниях в мордовских селениях мордовское население выносило решения в поддержку образования мордовской авто-номии. Такие же решения принимали и сельские сходы. Вопрос об образовании автономной области поднимался мордовскими делегатами и на уездной партийной конференции, и на уездном съезде Советов. Но соответствующих решений ни на конфе-ренции, на съезде принято не было. Это, мол, не наше дело. Нам губком решать этот вопрос не поручал, губисполком от нас тоже не просил решать вопрос об автономии.

Помнится, на Саранском уездном съезде Советов по вопросу создания мордовской автономии выступали делегаты тт. И. А. Валгутов, Н. А. Рузманов, И .С. Поздяев (Сибиряк) и другие. Но в своих решениях съезд никак не отреагировал на выступления об образовании автономии.

Во многих мордовских селениях уезда — в Левже, Перхляе, Напольной и Подлесной Тавлах, Кочкурове, Семилеях, Старых Турдаках, Курилове были партийные ячейки, в других селениях отдельные коммунисты. Но состав партийных ячеек был ма-лочисленным.

В конце декабря 1923 года в Саранске прошла уездная конференция коммунистов нацменьшинств — мордвы и татар. Я был председателем конференции и докладчиком о работе и задачах уездной парторганизации по работе среди мордвы и татар уезда, автором текста приветственной телеграммы в адрес В. И. Ленина, принятого конференцией и отправленного в Москву, Кремль, ЦК РКП(б). Конференция также высказалась за создание мордовской автономии, проведении политико-культурно-просветительской работы, за ликвидацию неграмотности, за образование на родном языке, за развитие сельскохозяйственной кооперации, ТОЗов, сельхозартелей и коммун в мордовских селениях.

Смерть В. И. Ленина в январе 1924 года тяжелым непоправимым горем легла на трудящихся страны. В дни траурной недели в память В. И. Ленина я был назначен председателем комиссии по проведению траурной недели в городе и уезде. Мне пришлось выступать на траурных собраниях в городе и в мордовских деревнях с рассказами о вожде на родном мордовском языке. Я видел, как плакали крестьяне. Многие выступавшие говорили, что если бы было можно, то многие отдали бы свои жизни, лишь бы Ленин жил и работал на благо народа, рабочих и крестьян. Говорили, что он дал им освобождение от помещичьего и капиталистического рабства. Дал свободную жизнь. Создал Советскую власть. Почти во всех селениях и волостях принимали решения увековечить память Ленина и с этой целью открыть построить школу, открыть избу-читальню, всем выучиться че-рез ликбез грамоте, засеять ленинскую десятину. Тут же отводили десятки десятин, чтобы их засеять обществом как ленин-ские десятины, а средства от продажи урожая с них израсходовать на детские учреждения, детясли и детсады, медпункты и больницы, школы и ликбезы, народные дома, в помощь бедняцким и сиротским хозяйствам и на другие общественные меро-приятия. Во многих селениях принимали решения о сооружении бюстов и памятников В. И. Ленину.

Трудящиеся города Саранска, в качестве символа соблюдения и сохранения заветов В. И. Ленина о союзе рабочего класса со средним крестьянством, решили преподнести сельской бедноте 20 плугов в организуемые ими кооперативы по совместной об-работке земли. Плуги были торжественно вручены крестьянским коммунам в день рождения В. И. Ленина в апрельские дни 1925 года.

Я написал тексты "Революционного заявления Центральному Комитету РКП(б), ВЦИК СССР и международному пролетариа-ту» и «Торжественного обращения к Владимиру Ильичу» для делегации рабочих и крестьян Саранского уезда, отправившейся на похороны В. И. Ленина, которые были возложены крестьянином из села Грибоедова П. Лариным на гроб В. И. Ленина в Москве в Доме Союзов и на саркофаг в Мавзолее.

Все эти решения собраний и митингов и мои рассказы и воспоминания о В. И. Ленине публиковались в уездной газете «Завод и пашня».

В день похорон В. И. Ленина на центральной городской площади на перекрестке Советской и Гражданской улиц состоялся тра-урный митинг трудящихся Саранского уезда. По моему предложению, как председателя траурной комиссии, был заложен па-мятник В. И. Ленину, который после образования мордовской автономии был сооружён на средства трудящихся.

Весной 1924 года я был назначен председателем призывной комиссии, которая после Первомайского праздника провела пер-вый в Советское время призыв новобранцев на действительную военную службу в ряды Красной Армии. А в конце июня ЦК РКП(б) отозвал меня из Саранска и командировал на работу среди мордовского населения Сибири.

На предыдущую страницу    На следующую страницу

Не публиковавшиеся ранее мемуары И.С.Сибиряка (Поздяева) и фотографии предоставлены
для опубликования на сайте "Зубова Поляна" сыном автора мемуаров, @Н.И.Сибиряком.
Название дано автором сайта. При публикации проведено незначительное редактирование.

На первую страницу
Назад на страницу Репрессии в Мордовии : как это было
Назад на страницу Рассказы о коллективизации, раскулачивании и репрессиях

Hosted by uCoz