Мордовские лагеря в 56-м году

Отличие мордовских лагерей сорокалетней давности от сегодняшних — в отсутствии деления колоний по режимам. Тогда в одном лагере отбывали наказание и с первой, и со второй судимостью. Из тысячи заключенных одного лагеря одну сотню со-ставляли жители Саранска.

56-й год — период достаточно спокойный по сравнению с только что прошедшей по лагерям страны так называемой «сучьей войной», целью которой стало истребление воров как самой монолитной и организованной прослойки в преступном мире. Часть саранских воров погибла во время этой беспощадной резни. Основной причиной войны стало, как известно из много-численных книг, неприятие ворами тех воров, которые приняли участие в войне, взяли в руки оружие, что запрещалось во-ровским кодексом. Тех воров, которых убить не получалось, администрация лагерей старалась унизить, создать им невыноси-мые условия и в конце концов склонить их к сотрудничеству. Это оказалось нетрудно, поскольку ворами стали называться не по призванию, а из моды носить это почетное имя. Легкомыслие, слабость, отсутствие вожаков привели к упадку авторитета воров. Если раньше вор, проигравший в карты, платил долг собственной жизнью, то в середине 50-х он обращался за помощью в администрацию. Жизнь, к которой воры относились с презрением и которой готовы были пожертвовать, вдруг обрела для них ценность. Воров, сотрудничающих с администрацией, называли «ссученными ворами». Немногочисленные оставшиеся на-стоящие воры люто ненавидели изменников.

В 1956-ом году мы еще встречаем отголоски этой войны в Потьме. 18-й лагерь между уголовниками назывался «сучьим», и попасть в него для настоящего вора было равносильно смерти. Поэтому перед каждым этапом, приходящим в лагерь, началь-ник конвоя всегда обращался к новоприбывшим с вопросом :

— Воры есть ?

В декабре 1956-го года к очередному этапу начальник конвоя вышел вместе с московским уголовником по кличке Волк, кото-рый мог определить вора по внешнему виду. Волк был худой, сморщенный, держал в кармане нож. Он знал, что в этом этапе должен быть саранский вор, и ноздри у него шевелились, как у хищника, почуявшего добычу. Накануне вечером зек по кличке Фунт бегал по бараку и сообщал новость. «Известный саранский вор, — говорил Фунт, — его не только в Саранске знают !» «Это такой вор, — подстрекал к убийству Фунт, — что все мальчишки стараются на него походить. Костей Морозовым его звать».

В Саранске Костя Морозов попался на краже кожаного реглана : его выдал его приятель — как он считал — Фунт. И это была его вторая ходка в зону. Ему дали 18 лет, и уже в зале суда он решил, что пойдёт в побег при первой возможности.

Вечером Волк позвал Костю в проход между нарами к Леве Шерману и Петру Дипломату, лагерным авторитетам, или, как еще их тут называли, «козырям». Беседу начали без вступлений. «Тебя предупреждали, что воры сюда не заходят ?» — «Пре-дупреждали».— «Ты на свободе воровал ?» — «Воровал».— «Вор ?» — «Никогда не назывался». Смутились несколько ссучен-ные воры. Стоит перед ними крепкий парень, отвечает спокойно, на вид лет двадцать пять ему, а чувствуется, что не первый и не второй раз в лагере. Уверенность быстро вернулась к козырям.

— Пургу гонит, — сказал Лева Шерман.

— Врёт ! — крикнул Петра Дипломат.

— Зарезать ! — крикнул Волк и вытащил нож. Защитил Костю от ножа Николай Камраков, известный рузаевский уголовник.

— Погоди резать. Я Костю первый раз вижу, зато дядю его хорошо знаю. Кто сказал про него ? Фунт ?

— Фунт ! — закричал Костя. — Фунт здесь ?!

В две минуты все узнали о кожаном реглане, картах, предательстве Фунта. «У нас тебе убивать нельзя, — сказали «козыря» Косте. — Внушить можешь, но не наглухо».

Видя неудачу своего дела, спрятался Фунт под одеяло на нарах. Вместе с одеялом и матрасом скинули его на пол могучие мо-розовские руки. «Прости, Костя !» — закричал предатель. Ногами топтал Морозов Фунта. По лицу, по животу, по спине про-шелся, пока пол мокрым от крови не стал. Стонет Фунт, и стонут половицы. Долго бил его Костя, большая толпа собралась в бараке смотреть на расправу. «Это тебе за то, что мать без сына оставил !» — крикнул Костя, ударил напоследок в печень носком сапога и вышел из круга расступившихся зеков.

Через день выточил он себе нож. Через два занялся изучением территории лагеря, чтобы подготовить побег. Результаты были неутешительные : бежать отсюда не представлялось возможным. А ведь через станцию Потьму идут поезда, на которых мож-но уехать в любой конец страны. Для большинства осужденных 18-й лагерь был временным: с Потьмы зеков раскидывали по всей ветке лагерей (здесь только ссученные воры сидели постоянно, сидели и горя не знали). Через два месяца Косте велели готовиться к этапу. Местом отбывания наказания назначили Леплейскую колонию. Теплушка привезла зеков почти в лес...

В Леплейском лагере сидели воры настоящие, и прибывших из потьминского сучьего лагеря встречали неласково, словно на своей одежде новоприбывшие принесли заразу — заразу сотрудничества с администрацией. В общем, в Леплее все было на-оборот, не как в Потьме. В Леплее могли убить только за то, что тебя привезли из Потьмы. Но известность Кости Морозова бежала впереди него, и его приняли, как брата. С первых же часов пребывания в лагере он начал готовиться. Нары себе Костя выбрал в самом темном углу. Матрас, подушку, одеяло он брать не стал, а стелил себе бушлат, бушлатами и укрывался. Он избегал показываться на территории лагеря, а когда приходилось выходить, высоко поднимал воротник и отворачивался при встрече с лагерным начальником.

В те времена зеки в лагерях, как и сейчас, работали мало. Они ходили из барака в барак, искали знакомых, делились новостя-ми и убивали время за картами. Тогда, как и сегодня, в лагере разрешалась вольная форма одежды. В одном из бараков моло-дой саранский налетчик нашел самого старого обитателя леплейского лагеря. Он сидел на нарах, сморщенный, маленький, с руками, покрытыми язвами, и лысый. Царская каторга у него оставила следы на ногах от кандалов. До войны он корчевал лес для мордовских лагерей. Во время войны умирал в них от голода. Последние десять лет он пребывал в Леплее. Костя достал пайку хлеба и протянул старику со словами : «Аллах послал». Старик был татарин.

— Айса, — почтительно обратился Костя к старому уголовнику, — ты давно в Леплее. Сколько лун сменилось на небе, столь-ко прошло тут людей. Никто не знает больше тебя. Скажи, старик, кто бежал отсюда и как ?

Старик спрятал хлеб в подушку и, подумав, отвечал :

— Помню, как Винт барак поджег. Помню, как пулеметы на вышках ставили, но как бежали отсюда, не помню. Не было отсю-да побегов.
 

Особенности караульной службы

Рядом с Костей на нарах спал молодой зек. Морозов решил выбрать его. Во-первых, Рустам Резванов татарин, а во-вторых, та-тарин кривозерский. Сидеть тому предстояло восемь лет. Костю Морозова Рустам считал своим учителем. Они познакомились в Саранском следственном изоляторе. Сидящим там уголовникам понравилась одежда молодого татарина, и они решили его раздеть. Костя вступился. С тех пор Рустам не отступал от Кости ни на шаг.

— Тебе восемь, мне — восемнадцать, — говорил Костя, — Зачем такая жизнь нужна ? Ты по второму разу, я по второму. Нам амнистии ждать нечего.

Много вариантов они перебрали : побег на рывок, побег через запретную полосу...

Остановились на подземном ходе. Пятый барак стоял совсем близко к ограждению. Всего каких-то семьдесят метров проко-пать. Товарищи выпросили лопату у бесконвойника и через крыльцо проникли под барак. По подсчетам Кости, если делать в день два метра проходки, то через месяц они будут на свободе. Первый день работы принес им разочарование. Из года в год дневальные пятого барака выливали под крыльцо воду, которой мыли полы. Под бараком стояло болото. Другие бараки построили от ограждения далеко, и Костя вернул лопату бесконвойнику.

Новый план придумал саранский налетчик. Рискнуть и ночью пролезть через запретную полосу ! Молодой татарин напугался : часовой на вышке при попытке к бегству через запретную полосу стреляет без предупреждения.

— Убьют, Костя, не услышишь !

— Убьют, — соглашался Морозов. — Но ты подумай, что за солдат стоит на вышке — молодой человек ! Ему спать хочется, ему в деревню к невесте хочется. Какая ему служба ! А если узбек, то анаши накурился !

Костя изучил периметр ограждения зоны и нашел подходящее место побегу. В производственной части зоны, где находятся це-ха, с одной стороны обзору запретной полосы мешает угол склада готовой продукции. Вместо двух часовых этот участок конт-тролирует один. «А одного всегда легче обмануть», — продолжал убеждать Рустама Костя. И татарин согласился на побег. Товарищи шептались ночью под одеялами. Продукты решили не брать, а заранее отъедаться. Главное — найти новую граж-данскую одежду. Они рассчитывали ночью пройти по железнодорожной ветке до Потьмы, сесть на любой поезд, затеряться на бесконечных просторах страны под чужим именем. Они собирались заняться грабежами по стране. Одного все-таки боялся Костя : внимательность часового на вышке грозила ему мгновенной смертью.

Прошел месяц, как Морозов попал в Леплейскую колонию, а к побегу все было готово : коричневый лыжный костюм, штаны, бушлаты, шапки, деньги.

Была середина апреля, снег оставался лишь островками на крышах; на запретной полосе он растаял. Назначенный день нас-тал. В составе ночной смены они прошли в производственную зону и в час ночи раздвинули ломом доски ограждения. Ночь без звезд встретила их. Желтый свет прожекторов заливал перекопанную днем землю запретной полосы. Беглецы ползли плечом к плечу, чтобы поддержать друг друга. Так они договорились перед побегом. Дул ледяной ветер, но от учащенного сердцебие-ния на лбах выступил пот. Руки и ноги скользили по земле. Костя не смотрел в сторону вышки, как не смотрит канатоходец вниз на арену. На середине запретной полосы он подумал : «Пусть убивают, зато в Саранске будут знать — Костя погиб в по-беге». Такую смерть он предпочел бы даже самой обеспеченной жизни.

Та сложная и грозная система охраны, которая существует в лагерях, отвергает всякую возможность побега. Легкость, с какой беглецы покинули лагерь, опьянила их головы. Они побежали через поселок в лес, все еще не веря, что целыми прошли страшную запретную зону. Доски остались раздвинутыми, брошенный лом лежал у забора. Спустя час их обнаружил обход с собаками. Часового снимут с вышки и отправят на гауптвахту, начальника караула — под домашний арест... В лагере заревела сирена.
 

Вадинская мордва

В лесу было грязно, мокро и темно. С веток капала вода, она стекала на землю, образуя ручьи. Завалы валежника создавали непроходимый забор, поваленные стволы лежали через каждые десять-пятнадцать шагов. Оставляя на острых кустах куски одежды, царапаясь до крови о прошлогодние колючки, два человека медленно и упорно продвигались вперед, стараясь как можно дальше оторваться от оставшегося позади поселка. Это был уже третий или четвертый день побега — они не помнили. Иногда их чуткие уши слышали людские голоса, человеческий говор, но, когда они останавливались, говор превращался в шум лесного ручья. Так часто обманывало испуганное воображение. Им чудились людские голоса и через час, и через день после побега. Весенних ручьев в лесу текло множество. Уже давно их ноги намокли, спины вспотели, а костер разводить их руки бо-ялись. Когда настало первое утро побега, Костя прошептал товарищу : «Сейчас подъем, а нас нет, и весь лагерь знает, кто бе-жал». Это наполняло его гордостью. Он закрывал глаза, чтобы насладиться мысленным видением взволнованного лагеря. Большую часть светового дня они проводили на деревьях. Вечером снова пускались в путь, выбрав направлением точку, про-тивоположную той, куда село солнце. Дни были серые, туманные, и солнце едва пробивало облака. Они шли к железной дороге — но ни запаха масла, железа, ни шума поездов... Воздух свободы опьянил беглецов, и вместо того чтобы продвигаться к Поть-ме вдоль реки, они пошли лесом и заплутались. Костя понял ошибку поздно. Он решил углубиться дальше в лес и восстановить силы в каком-нибудь населенном пункте, которые во множестве разбросаны в зубовополянских лесах.

Лес препятствовал беглецам, цеплялся ветками за одежду, бил по ногам корнями, запутывал заброшенными дорогами. К тому же это был весенний холодный лес. Чтобы убить голод в желудке, беглецы жевали набухшие почки и срывали прошлогодние ягоды. На второй день Костя сказал : «Теперь о нас знают уже в Саранске. Гордись, Рустам, мы первые бежали с Леплея». Тот молчал.

Новое препятствие встало на их пути. Разлились лесные речки. Половодье превратило лес в гигантское болото ледяной воды. Костя смело бросился искать брод и потерял берег. В поисках берега он провел в воде всю ночь, а под утро попал в струю силь-ного течения. Пустившись вплавь, Костя нашел противоположный берег, но потерял товарища. Он нашел его спустя несколь-ко часов спящим под кустом орешника. Отдохнув, они двинулись дальше, ни о чем не разговаривая. Ни слова жалобы, ни жес-та отчаяния не вырвалось ни у одного из беглецов. Каждый знал : в случае поимки участь их ужасна. Чем дольше они в побе-ге, тем страшнее наказание, но зато тем больше слава ! Они спали по очереди, и звуки ночного леса пугали их по-прежнему. Во время отдыха в старой барсучьей норе Костя спросил татарина : «А почему у тебя прозвище Белая Ручка ?» — «Я никогда не работал, только воровал. У меня руки были, как у девушки». Он показал ладонь, покрытую сейчас кровоточащими ранами. Это был самый длинный разговор между ними за время побега.

На четвертый день они наткнулись на большую лесную реку с водоворотами, сильным течением. Лес наполнился запахом ти-ны, водорослей и рыбы, потянуло дымом. Костя раздвинул еловые лапы и увидел бревенчатую конюшню, дом, крытый соло-мой, избы, крытые щепой. Под этой грязной щепой и обвислой соломой были еда, тепло, отдых. Заходить было опасно, но бег-лецами управляли голод и усталость, и вечером они вошли в крайний дом.

—  Есть и пить, — сказали они перепуганной старухе в грязном сарафане.

На ее шее висели бусы из заржавленных монет, платок был повязан не по-русски. Она не поняла вопроса мокрых, изодранных гостей. Костя поднес ладонь ко рту и пожевал губами. Старуха выбросила из печи чугуны на стол и удалилась. Но беглецы глядели только в свои ложки. В щах плавали тараканы, но голодные глаза не заметили их. Утолив первый голод, Костя огля-делся. Убожество избы поразило видавшего виды налетчика : стены освещала лучина, на полатях лежали шкуры. Здесь жили хуже, чем зеки в лагере ! Обитая шкурами дверь держалась не на петлях, а на блоках из ремней. Неожиданно она распахну-лась, и два ствола зачернели дулами.

— Руки вверх !!

Скрученных беглецов бросили в погреб, где они уснули на сухой земле. Утром их вывели во двор, и посмотреть пойманных ла-герников собралась вся лесная деревня. Оборванные, грязные, в лаптях, подпоясанные веревками, они лопотали на непонят-ном Косте языке. Река рядом была река Вад, а это была вадинская мордва. Глаза многих из них покрывали наросты и шишки : они болели трахомой, это были уже инвалиды, полумертвецы, страшные как прокаженные. Один вид их говорил о том, что они умрут прежде, чем Костя отсидит и половину своего срока, даже увеличенного за побег. Доставить в лагерь беглецов взя-лись егерь и лесник. Они были настолько бедные, что для лошадей у них не нашлось седел. Положенная за беглецов премия придала им смелости задержать преступников, а наличие ружей — наглости. Еще несколько лет назад они получали постоян-ные оклады за отлов бежавших из лагерей пленных немцев, но с тех пор как тех вернули в Германию, остались не у дел. Костя слышал о таких ловцах. Для них беглецы были хорошим случаем отличиться.

Толкая без нужды прикладами пленников, они привязали их веревкой к лошадям и, гикнув, поскакали.

Они волокли беглецов, как дикие кочевники добычу, через ямы и кочки. Когда всадники оборачивались. Костя видел оскал их зубов, слышал крики :

—  Шибче ! Шибче !

Привязанные беглецы бежали за лошадьми, которые шли ровной рысью. Несколько раз люди падали, их волокли по земле, а потом, чтобы заставить подняться, обжигали плетками. Удавалось перевести дыхание, когда всадники пускали лошадей ша-гом. До зеков доносились незнакомые слова чужого языка, перемешанные со смехом. Видимо, на лошадях говорили о премии. Широкие спины и толстые шеи всадников Костя запомнил на всю жизнь. Никогда его так не унижали !

— Гей ! Гей ! — подгоняли лошадей всадники, колотя ногами в лошадиные животы. За все время пути они не сказали пленни-кам ни слова. От крупов лошадей в холодном лесу валил пар, сбитые в кровь ноги беглецов заплетались. Двигались без прива-лов. Ловцы зеков торопились успеть до темноты. Иногда всадники натягивали веревку, чтобы помучить привязанного плен-ника. Дня, длиннее этого, не было в жизни Кости !

Лошадей осадили у ворот в колючей проволоке. Костя не знал этого лагеря, это был не Леплей. Солдаты поволокли беглецов в раздельные камеры.

— Будь ты не саранский, а питерский, владимирский, московский, — кричали солдаты, — убили бы !

Прогремел засов, повернулся ключ. Снова Костя в тюрьме.

За побег срок ему увеличили с восемнадцати до двадцати лет, три из них — с отбыванием в крытой тюрьме города Златоустье. Ему исполнилось только 26 лет. За три года крытой тюрьмы он только шесть раз побывает на свежем воздухе.

Побег Морозова с Леплея откроет серию побегов в 5-й колонии. В том же году оттуда бежит самарский вор. А возле склада го-товой продукции, который прикрывал саранского налетчика, поставят вышку.