ПОБЕГ
|
Мордовские лагеря в 56-м году Отличие мордовских лагерей сорокалетней давности от сегодняшних — в отсутствии деления колоний по режимам. Тогда в одном лагере отбывали наказание и с первой, и со второй судимостью. Из тысячи заключенных одного лагеря одну сотню со-ставляли жители Саранска.
56-й год — период
достаточно спокойный по сравнению с только что прошедшей по лагерям страны
так называемой «сучьей войной», целью которой стало истребление воров как
самой монолитной и организованной прослойки в преступном мире. Часть
саранских воров погибла во время этой беспощадной резни. Основной
причиной войны стало, как известно из много-численных книг, неприятие
ворами тех воров, которые приняли участие в войне, взяли в руки оружие,
что запрещалось во-ровским кодексом. Тех воров, которых убить не
получалось, администрация лагерей старалась унизить, создать им невыноси-мые условия и в конце концов склонить их к сотрудничеству. Это
оказалось нетрудно, поскольку ворами стали называться не по призванию, а
из моды носить это почетное имя. Легкомыслие, слабость, отсутствие вожаков
привели к упадку авторитета воров. Если раньше вор, проигравший в карты,
платил долг собственной жизнью, то в середине 50-х он обращался за помощью в администрацию. Жизнь, к которой воры относились с презрением и
которой готовы были пожертвовать, вдруг обрела для них ценность. Воров,
сотрудничающих с администрацией, называли «ссученными ворами».
Немногочисленные оставшиеся на-стоящие воры люто ненавидели изменников. Особенности караульной службы Рядом с Костей на нарах спал молодой зек. Морозов решил выбрать его. Во-первых, Рустам Резванов татарин, а во-вторых, та-тарин кривозерский. Сидеть тому предстояло восемь лет. Костю Морозова Рустам считал своим учителем. Они познакомились в Саранском следственном изоляторе. Сидящим там уголовникам понравилась одежда молодого татарина, и они решили его раздеть. Костя вступился. С тех пор Рустам не отступал от Кости ни на шаг.
— Тебе восемь, мне —
восемнадцать, — говорил Костя, — Зачем такая жизнь нужна ? Ты по второму
разу, я по второму. Нам амнистии ждать нечего. Вадинская мордва В лесу было грязно, мокро и темно. С веток капала вода, она стекала на землю, образуя ручьи. Завалы валежника создавали непроходимый забор, поваленные стволы лежали через каждые десять-пятнадцать шагов. Оставляя на острых кустах куски одежды, царапаясь до крови о прошлогодние колючки, два человека медленно и упорно продвигались вперед, стараясь как можно дальше оторваться от оставшегося позади поселка. Это был уже третий или четвертый день побега — они не помнили. Иногда их чуткие уши слышали людские голоса, человеческий говор, но, когда они останавливались, говор превращался в шум лесного ручья. Так часто обманывало испуганное воображение. Им чудились людские голоса и через час, и через день после побега. Весенних ручьев в лесу текло множество. Уже давно их ноги намокли, спины вспотели, а костер разводить их руки бо-ялись. Когда настало первое утро побега, Костя прошептал товарищу : «Сейчас подъем, а нас нет, и весь лагерь знает, кто бе-жал». Это наполняло его гордостью. Он закрывал глаза, чтобы насладиться мысленным видением взволнованного лагеря. Большую часть светового дня они проводили на деревьях. Вечером снова пускались в путь, выбрав направлением точку, про-тивоположную той, куда село солнце. Дни были серые, туманные, и солнце едва пробивало облака. Они шли к железной дороге — но ни запаха масла, железа, ни шума поездов... Воздух свободы опьянил беглецов, и вместо того чтобы продвигаться к Поть-ме вдоль реки, они пошли лесом и заплутались. Костя понял ошибку поздно. Он решил углубиться дальше в лес и восстановить силы в каком-нибудь населенном пункте, которые во множестве разбросаны в зубовополянских лесах. Лес препятствовал беглецам, цеплялся ветками за одежду, бил по ногам корнями, запутывал заброшенными дорогами. К тому же это был весенний холодный лес. Чтобы убить голод в желудке, беглецы жевали набухшие почки и срывали прошлогодние ягоды. На второй день Костя сказал : «Теперь о нас знают уже в Саранске. Гордись, Рустам, мы первые бежали с Леплея». Тот молчал. Новое препятствие встало на их пути. Разлились лесные речки. Половодье превратило лес в гигантское болото ледяной воды. Костя смело бросился искать брод и потерял берег. В поисках берега он провел в воде всю ночь, а под утро попал в струю силь-ного течения. Пустившись вплавь, Костя нашел противоположный берег, но потерял товарища. Он нашел его спустя несколь-ко часов спящим под кустом орешника. Отдохнув, они двинулись дальше, ни о чем не разговаривая. Ни слова жалобы, ни жес-та отчаяния не вырвалось ни у одного из беглецов. Каждый знал : в случае поимки участь их ужасна. Чем дольше они в побе-ге, тем страшнее наказание, но зато тем больше слава ! Они спали по очереди, и звуки ночного леса пугали их по-прежнему. Во время отдыха в старой барсучьей норе Костя спросил татарина : «А почему у тебя прозвище Белая Ручка ?» — «Я никогда не работал, только воровал. У меня руки были, как у девушки». Он показал ладонь, покрытую сейчас кровоточащими ранами. Это был самый длинный разговор между ними за время побега. На четвертый день они наткнулись на большую лесную реку с водоворотами, сильным течением. Лес наполнился запахом ти-ны, водорослей и рыбы, потянуло дымом. Костя раздвинул еловые лапы и увидел бревенчатую конюшню, дом, крытый соло-мой, избы, крытые щепой. Под этой грязной щепой и обвислой соломой были еда, тепло, отдых. Заходить было опасно, но бег-лецами управляли голод и усталость, и вечером они вошли в крайний дом. — Есть и пить, — сказали они перепуганной старухе в грязном сарафане. На ее шее висели бусы из заржавленных монет, платок был повязан не по-русски. Она не поняла вопроса мокрых, изодранных гостей. Костя поднес ладонь ко рту и пожевал губами. Старуха выбросила из печи чугуны на стол и удалилась. Но беглецы глядели только в свои ложки. В щах плавали тараканы, но голодные глаза не заметили их. Утолив первый голод, Костя огля-делся. Убожество избы поразило видавшего виды налетчика : стены освещала лучина, на полатях лежали шкуры. Здесь жили хуже, чем зеки в лагере ! Обитая шкурами дверь держалась не на петлях, а на блоках из ремней. Неожиданно она распахну-лась, и два ствола зачернели дулами. — Руки вверх !! Скрученных беглецов бросили в погреб, где они уснули на сухой земле. Утром их вывели во двор, и посмотреть пойманных ла-герников собралась вся лесная деревня. Оборванные, грязные, в лаптях, подпоясанные веревками, они лопотали на непонят-ном Косте языке. Река рядом была река Вад, а это была вадинская мордва. Глаза многих из них покрывали наросты и шишки : они болели трахомой, это были уже инвалиды, полумертвецы, страшные как прокаженные. Один вид их говорил о том, что они умрут прежде, чем Костя отсидит и половину своего срока, даже увеличенного за побег. Доставить в лагерь беглецов взя-лись егерь и лесник. Они были настолько бедные, что для лошадей у них не нашлось седел. Положенная за беглецов премия придала им смелости задержать преступников, а наличие ружей — наглости. Еще несколько лет назад они получали постоян-ные оклады за отлов бежавших из лагерей пленных немцев, но с тех пор как тех вернули в Германию, остались не у дел. Костя слышал о таких ловцах. Для них беглецы были хорошим случаем отличиться. Толкая без нужды прикладами пленников, они привязали их веревкой к лошадям и, гикнув, поскакали. Они волокли беглецов, как дикие кочевники добычу, через ямы и кочки. Когда всадники оборачивались. Костя видел оскал их зубов, слышал крики : — Шибче ! Шибче ! Привязанные беглецы бежали за лошадьми, которые шли ровной рысью. Несколько раз люди падали, их волокли по земле, а потом, чтобы заставить подняться, обжигали плетками. Удавалось перевести дыхание, когда всадники пускали лошадей ша-гом. До зеков доносились незнакомые слова чужого языка, перемешанные со смехом. Видимо, на лошадях говорили о премии. Широкие спины и толстые шеи всадников Костя запомнил на всю жизнь. Никогда его так не унижали ! — Гей ! Гей ! — подгоняли лошадей всадники, колотя ногами в лошадиные животы. За все время пути они не сказали пленни-кам ни слова. От крупов лошадей в холодном лесу валил пар, сбитые в кровь ноги беглецов заплетались. Двигались без прива-лов. Ловцы зеков торопились успеть до темноты. Иногда всадники натягивали веревку, чтобы помучить привязанного плен-ника. Дня, длиннее этого, не было в жизни Кости ! Лошадей осадили у ворот в колючей проволоке. Костя не знал этого лагеря, это был не Леплей. Солдаты поволокли беглецов в раздельные камеры. — Будь ты не саранский, а питерский, владимирский, московский, — кричали солдаты, — убили бы ! Прогремел засов, повернулся ключ. Снова Костя в тюрьме. За побег срок ему увеличили с восемнадцати до двадцати лет, три из них — с отбыванием в крытой тюрьме города Златоустье. Ему исполнилось только 26 лет. За три года крытой тюрьмы он только шесть раз побывает на свежем воздухе. Побег Морозова с Леплея откроет серию побегов в 5-й колонии. В том же году оттуда бежит самарский вор. А возле склада го-товой продукции, который прикрывал саранского налетчика, поставят вышку. Е. Резепов. Из книги "В тихой провинции". |
На первую страницу |