С. ОЛЕНИН

Поезд в лагеря

только обычные российские, лесные, с рытвинами и колдобинами, непроезжие добрую половину года.

И тогда на Потьме появилась станция Потьма-2. От неё, по построенной самими же заключёнными дороге, один-два раза в сутки ходил небольшой поезд с тремя-четырьмя вагонами, по крайней мере один из которых был специальным вагоном для перевозки заключённых. Вероятно, вагоны в первоначальном варианте этого поезда были товарными, но приспособленными под перевозку людей, отапливаемыми примитивными самодельными железными печками-"буржуйками", отчего эти поезда получили название "теплушек" — это название за поездом сохранилось и позже, хотя вагоны были уже обычными...

...Дело происходило году в 58-59. Одна из моих тёть решила навестить свою сестру, которая с семьёй года два жила в Сос-новке, одном из поселений лагерной зоны — её муж работал там мастером на торфоразработках. Тётя вместе со своими детьми взяла с собой и двух-трёх своих племянников, которые только что освободились кто от своего первого, а кто от второго года школь-ного томления и вкушали благодать летних каникул. Поездка для них была настоящим приключением, и впечатления от неё сохранились на всю жизнь.

Ранним июньским утром вся шумная компания сошла на Потьме с проходящего пассажирского поезда и, перешагивая железно-дорожные пути, направилась к находящейся метрах в пятистах станции Потьма-2. Название "станция" было довольно услов-ным : это был стоявший около узкоколейки обыкновенный барак, оштукатуренный и побелённый, с кривыми покосившимися оконцами. Билеты продавались в одном из них, зарешёченном, над которым висели дощечка с надписью чёрными буквами "Касса" и небольшая таблица со стоимостью проезда.

К удивлению некоторых из взрослых, которые направлялись в поездку в первый раз, в кассе спрашивали не только деньги, но и паспорт — вход и въезд в особую лагерную зону был ограничен, нужно было объяснять его причину. Но особое удивление вызвала также и необходимость пройти карантин — помывку в бане, которая находилась в этом же бараке и вход в которую также был отмечен стандартной вывеской "Баня". Известие о бане вызвало некоторое замешательство среди стыдливых подростков. Но бывалые взрослые, хорошо знакомые с советской действительностью, в которой правила писались не всегда для того, чтобы их выполнять, а "для порядка", отнеслись к карантину философски : приобретя, как и полагается, 15-копе-ечные входные билеты в баню — в той же кассе, что и проездные билеты, — они тотчас же, под одобрительным взглядом кассира, продавшего билеты, выбросили их. Детей также озадачил тот факт, что на двери бани висел замок, и никто, кажется, не собирался его снимать и открывать баню для тех, кто оказался бы настолько пунктуальным, что захотел бы следовать всем инструкциям и пожелал бы "пройти карантин". Баня, похоже, вообще не работала... Такие вот были параллельные школьным уроки жизни советских детей, вступающих в жизнь, уроки, в результате усвоения которых и формировалась, наверное, та са-мая "русская душа", такая непонятная и загадочная для иностранцев...

Часов в 10 подошла "теплушка" — поезд с четырьмя вагонами. Первый выгон был с зарешёченными окнами и туда не пуска-ли. Когда все пассажиры поднялись в небольшие вагоны, без внутренних перегородок, похожие на вагоны электричек, двери их закрылись, и около них снаружи появились солдаты с оружием. Потом по вагонам прошёл проводник поезда и объявил, что окна до отправления открывать нельзя. Пассажиры-местные жители ко всему этому отнеслись довольно равнодушно, те же, кто ехал в поезде в первый раз, внимали всему с любопытством и некоторой тревогой. Дети прилипли носами к окнам, но взрослые отогнали их оттуда.

Вскоре снаружи началась какая-то суета, беготня, потом в вагоны донеслись резкие команды. Дети не могли пропустить эти интригующие звуки и снова бросились к окнам. Около первого вагона полукругом стояли солдаты с автоматами, они окружали небольшую, человек в семь, группу людей, одетых в тёплую, не по сезону, одежду, на головах у них были фуражки, на ногах у большинства — кирзовые сапоги. В руках они держали чемоданы. Это были заключённые, которых привели из Потьминской пересыльной тюрьмы и сажали в арестантский вагон для перевозки в один из лагерей Дубравлага. По команде охранника один за другим они быстро подходили к подножке вагона, где их встречал другой охранник, поднимались в вагон и исчезали в его глубине. Посадка длилась всего несколько минут, потом вагон закрылся, конвойные солдаты построились и зашагали в сто-рону посёлка. Паровоз дал гудок, и поезд отправился.

Вся дорога от Потьмы до конечной остановки составляла километров 80. Обычный поезд преодолевает это расстояние часа за полтора, а то и быстрее, но этот шёл несколько часов — скорость его порой не превышала скорости движения пешехода. Же-лезнодорожные рельсы были положены на шпалы, из-под которых земля местами была вымыта потоками воды, кое-где про-гнившие шпалы вообще отсутствовали, и на таких участках, хорошо знакомых машинистам, поезд замедлял ход и едва тащил-ся. Поскрипывая, старые вагоны медленно катились по прогибавшимся рельсам через лесные чащи. Глаза манили крупные, ярко-красные ягоды поспевающей земляники, росшей на земляных отвалах вдоль всего пути. Нашлось несколько смельчаков-парней, которые перешли во второй вагон, потом на ходу соскочили с подножки вагона, собрали земляничный пучок с круп-ными ягодами и под одобрительно-подбадривающие крики остальных пассажиров успели вскочить в открытую дверь послед-него вагона.

Пассажирами поезда были, в основном, жители северной части района, ездившие по своей делам в райцентр, и несколько воен-нослужащих. Особняком держались пассажиры с грустными лицами и чемоданами и котомками в руках, не принимавшие участия в разговорах и общем галдёже — родственники заключённых, которые ехали на свидание с ними.

Через каждые пять-семь километров поезд въезжал в зону очередного лагеря, стоявшего около поселения. От дороги до колю-чей проволоки с вышками часовых, окружающей по всему периметру лагерь, было не больше 40-50 метров. В лагерной жизни почти нет разнообразия, и проезд поезда был небольшим событием. Как только он равнялся с бараками, всё население лагеря высыпало наружу, зэки стояли около бараков, залезали на штабеля досок, брёвен... Несколько десятков, а то и сотен людей с жадным любопытством вглядывались в окна вагонов. Что они хотели увидеть ? Стройную женскую фигуру ? Лицо знакомого конвоира ? А может быть, родного человека ? И то, и другое, и третье... Это было и хоть каким-то развлечением, и удовлетво-рением естественного человеческого любопытства. Люди с обеих сторон смотрели друг на друга...

Порой из-за колючей проволоки слышались крики, свист, кое-кто из заключённых выражал свои эмоции неприличными жес-тами... Дети испытали самое настоящее потрясение, когда поезд проезжал мимо лагеря, в котором находились одни женщины. Несмотря на свой нежный возраст, им уже доводилось видеть безобразное пьяное мужское поведение, и не в лагере, а у себя в посёлке, и сейчас, притихнув, с изумлением и испугом они глядели на то, как женщины — и не пьяные, а трезвые ! — вели себя так же, как и мужчины : те же крики, те же жесты... Юным путешественникам открылась ещё одна сторона жизни.

...В начале 1980-х годов параллельно этой дороге была построена асфальтированная дорога, но Дубравлаговская дорога с раз-ной степенью интенсивности продолжала функционировать. И окончательно закрылась только где-то в 2006 году. Закрылась и Потьма-2. И от времени её работы осталось только одно — своеобразная речевая идиома, понятная только жителям района : "ветка" (т. е. ответвление от основного железнодорожного пути). До сих пор так и говорят : "посёлки по ветке", "население ветки", "работа на ветке"...

Примечание: году в 2009 в одной из республиканских газет появилась небольшая заметка о каком-то потьминско-явасском начальнике, который после закрытия желдороги снял с неё рельсы и продал — скорее всего, на металлолом. Завели дело. Бывший начальник, наверное, на какое-то время переселился в один из лагерей, мимо которых шла дорога...

На первую страницу
На страницу Дубравлаг и его обитатели