Сказ седьмой

Сон какой же Дуболго приснился?
Что привиделось во сне глубоком?
Он проснулся, очень удивился:
Ночь густая странная стояла...
Дуболго не там, где лег, проснулся,
Не подушки были под спиною,
Дуболго проснулся в подземелье
На камнях, как лед, холодно-знобких.
На руки наручники надеты,
Ноги больно схвачены цепями,
Что приклепаны к стене осклизлой.
Темь, как слепота, вокруг молчала,
Обжигало мускулы железо,
И пронизывала тело сырость.
А ему никак не повернуться,
А ему нельзя пошевелиться,
А ему от пола ледяного
Даже на вершок не оторваться.
Тело, кажется, окаменело.
Темноту глазами обежал он, —
В дырочку одну над головою
Острый тонкий света луч продернут,
Он вонзился в стену, будто пика.
Двери нет. Как занесен сюда он?
Стены пахнут плесенью поганой,
Капли то и дело, будто шило,
Мощное покалывают тело.
Дуболго вздохнул, и беспокойство
Заворочалось в груди неловко,
Да, старейшины, остерегая,
Истинную правду говорили:
«Можно сто раз, милый друг, споткнуться,
Если дружеский совет отвергнешь».
Дуболго услышал чей-то голос,
Заворочался какой-то камень,
Где-то глухо что-то заскрипело,
Небольшой проход в стене открылся,
Мутный свет упал на камни пола,
И вошли со смехом в подземелье
Алаяр с мудрейшим из мудрейших,
Чтоб на Дуболго полюбоваться.

— Сильный Дуболго, непобедимый,
Как твои прикованные кости —
Успокоены? Им даден отдых. —
Алаяр злорадно издевался,
И мудрец, кивая, ухмылялся. —
Не болит башка? Не принести ли
Сладкого вина опохмелиться?
Гордый Дуболго, чего ж молчишь ты?
Может быть, хозяином обижен?
Ты не обижайся. Тут прекрасно.
Места лучшего желать не надо.
Вороны украсть тебя не смогут!...

Дуболго мучителям ответил:
— Ты, видать, владыка, очень слабый,
Если в доме духу не хватило
На жестокий разговор и драку.
Мне так поступить бы было стыдно!
Сбросьте цепи. И сразимся сразу.
— Да ты больше, — Алаяр вдруг взвизгнул,
И во сне свободы не увидишь!
Голову твою ждет кол сосновый!
Я мечтал с тобой здесь повстречаться,
Знай, отсель живыми не выходят.
Кто хоть раз входил сюда, те смотрят
На тебя уже как на соседа.
Ты окинь глазами подземелье...
И тогда-то Дуболго увидел:
В мутном свете кругло выделялись,
Жутко скалясь, черепа людские,
Вдоль стены расставленные ровно,
На камнях ослизлых аккуратно,
Будто совы белые сидели.
Алаяр к ним подошел поближе.
Палкой ткнул в белевший крайний череп,
Постучал по темени со смехом,
Дуболго ехидно назидая:
— Это был Бурхан непобедимый,
Многих силачей в борьбе сломал он,
А из рук моих, как ни пытался,
Вырваться живым не удалося,
Здесь от тела душу отделил я.
Всматривайся! Это голова Ёшкара,
Это молодца Кашкыра; это Сыржи;
Вот на этом, голом и холодном, —
Показал он на свободный камень, —
Череп Дуболго поставлен будет.
Нравится тебе? Ты полюбуйся!
Не по нраву — на другой положим , —
Злыдень засмеялся дребезжаще.
— Ну, а свой тебя не беспокоит? —
Дуболго спросил его с издевкой. —
Череп твой на камень не поставят,
Тело на погост собачий свалят,
Вороны глазами поживятся,
Волки кости жалкие растащат
По оврагам да по темным норам.
Тот, кто о чужой хлопочет смерти,
Вскоре сам от смрадной смерти гибнет.
Старый Алаяр сперва озлился,
В выпуклых глазах мелькнули искры,
Заскрипел он редкими зубами,
А потом захохотал безумно.
— Алаяра ты не застращаешь, —
Он цедил слова сквозь рот. щербатый. —
Ты уже в могилу ноги свесил —
И не вырвешься, старик, отсюда!
А мне жить, и жить, и жить до ста лет!
О душе своей подумай, покштя,
Скоро ей пойти придется к богу,
К вашему чудному Нишке пазу.
Смерть твою, коль будешь ты покладист,
Сделаю я легкой, как пушинка.
Если сообщишь мне, где хранится
Золотой клад Гайрусы богатой,
Если сообщишь мне по секрету,
Много ль девушек красивых в селах,
Много ль молодаек умных в семьях,
За которых цену золотую
И серебряную взять сумею.
Мы поладим? Что ты, покштя, скажешь?

— Как не видишь грязный свой затылок,
Так богатств эрзянских не увидишь, —
Дуболго уверенно ответил. —
А поедешь — там башку оставишь
Вместе со своею волчьей стаей,
И уже обратная дорога
Не понадобится, князь-грабитель.

Алаяр как бешеный затрясся,
На прикованного, как собака,
Кинулся. Он бил его, покамест
Не устал и не сломалась палка.
— Отдыхай-ка здесь до возвращенья
Моего... Тебя я не забуду.
Дам прожить тебе еще дней десять.
А пока что в Гайрусу я съезжу.
Пригоню сюда к себе эрзянок,
Всех красивых девушек, молодок,
Всех парней могучих, работящих
И тебя повешу перед ними!

И закрылся снова выход камнем,
Будто его не было в помине.
И остался в черном подземелье
Дуболго один, цепями скован.
Позднее раскаянье терзало,
Если вспоминал слова старейшин...
Ни надежды, ни мечты, ни вести...
Время в темноте как онемело.
Дуболго измученный забылся.

Сверху в подземелье вдруг донесся
Хриплый, вздорный голос Алаяра,
Силачей своих он звал куда-то.
Крики собираемой ватаги
Голос повелителя глушили...
Слышалось: ударили подковы
Глухо о хрустящий мелкий щебень;
Слышалось: и храп коней и ржанье...
Всадники куда-то поскакали.
Догадался Дуболго, конечно,
Что к реке Суре пошел грабитель,
Тронулся на Гайрусу убийца.

Дуболго дышал, как мех кузнечный,
Распалясь от гнева и бессилья.
Напряглися мускулы, пружиня,
Захотел порвать лихие цепи,
Сторожей железных измочалить,
Повернулся вправо — только искры,
Повернулся влево — лишь зарницы,
Не сумел он справиться с цепями,
Поубавили крутую силу
На пиру ногайцы-душегубы
Тайно-ласковым вином-отравой...

Мордовский фольклор

На первую страницу