Сказ второй

Волга. Лес дремучий. У опушки
Дом на берегу — и хмур и мрачен,
Частоколом острым обнесенный.
Тут дубовые ворота — крепки,
Тут кленовые все двери — глухи,
Кованым обитые железом,
А на них надежные запоры, —
И семи чертям не отпереть их.
Ров с водой широкий вокруг дома,
Ров глубок, вода черна, как бездна.
В этот дом душе не достучаться,
В нем родитель Зары обитает,
Знаменитый Алаяр жестокий.
Вот сюда по узкому мосточку,
Перекинутому тонкой стежкой
Через ров с зацветшею водою,
Зару с Сияжаром проводили.
Шли они — и открывались двери
Тихо, по невидимому знаку.
Шли они, своих шагов не слыша, —
По полу медвежьи шкуры стлались...
В горнице одной остановились,
В горнице, увешанной оружьем,
Стены пахли теплою сосною,
А в углу на возвышенье пестром,
На подушках, сложенных высоко,
Покрывалом шелковым накрытых,
Свирепеющий старик качался,
Злой-презлой, с козлиною бородкой,
Темный ликом, толстый и смердящий,
Как кадушка из-под солонины.
Сияжар глядел на Алаяра
Удивленно, добродушно, смело,
Зара твердо рядом с ним стояла,
Ненависть в ее глазах светилась.
И старшой отряда, что привел их,
Поклонился толстому владыке,
Ухмыльнулся и сказал такое:
— Посмотри, великий повелитель,
Вот какого зятя, повелитель,
Дочь тебе подобрала, скитаясь;
И не потому ли против воли
Своего отца она восстала,
И не потому ли в лес бежала
Супротив желания кормильца,
И скрывалась, чтоб не выйти замуж
За того, кому предназначалась... —
Щеки затряслись у Алаяра,
Гневно стали прыгать бородавки,
Зеленью зажглись глаза владыки,
Замерцали жгучими огнями,
Иглами ежа его бородка
Вздыбилась, и заскрипели зубы.
Он, дрожа, взял золотую саблю,
По-козлиному с подушек спрыгнул
На пол, прямо на медвежьи шкуры.
Он слюною брызгал, сквернословил,
Широченными тряся штанами.
Р-раз ! — и сабля над эрзянским парнем.
Думал: пополам его разрубит —
Сабля на три части разломилась.
Ни следа на теле Сияжара!

Вытаращил Алаяр глазищи,
Будто два яйца утиных, будто
Выскочат они вот-вот, казалось;
Медленно попятился к постели,
Сел, и вдруг за пику ухватился,
Со стены сорвал, привстал, ударил —
И она, как молния, сломалась.
Ни следа на теле Сияжара!
Тут-то Алаяр и улыбнулся,
Вероятно, за всю жизнь впервые.
Крикнул во всю мочь — и сразу
Верные богатыри сошлися.
Все сильнее сильного входили:
Первый, словно дуб столетний, кряжист,
И второй, как дуб, еще мощнее,
Третий был сутул, с медведем схожий,
А четвертый — еле в дверь пролазил.
И у каждого — кривая сабля,
А на поясе блестят кинжалы.

Алаяр стоял, ошеломлённый
Неожиданною неудачей
(Гнева дождь со щек, дрожа, катился),
Показал рукой на Сияжара:
Мол, взгляните, силачи, на парня,
Мол, попробуйте его силенку.
— Начинай, Тархан, — сказал владыка, —
Ну-кось, как блоху... — и ноготь к ногтю
Алаяр прижал, слегка осклабясь.
И Тархан неспешно к Сияжару
Подошел, но Зара между ними
Встала и загородила парня.
Алаяр к ней подскочил — и тут же,
За руку схватив, ее отбросил.

Ухмыльнулся богатырь ногайский,
Оказавшись против Сияжара.
У Тархана в сердце недовольство
Шевельнулось:
— Князь великий, право,
Стоит ли с таким юнцом возиться,
Грех один... Лишь душу замараешь...—
И тогда, дыша натужно, хрипло,
Алаяр всем показал обломки
Сабли золотой и острой пики,
Что валялись на полу на шкурах.
Слуги ахнули от удивленья!
Силачи все помнили и знали,
Как рубила золотая сабля,
Как пронзала огненная пика,
Сколько крови пролил повелитель,
Сколько жизней загубил невинных,
С хитростью оружием владея.
А Тархана любопытство брало.
Он прищурился: загадка-парень...
— Чей ты сын? — спросил он Сияжара. —
Для кого копать могилу будем?
— Сын отца честнейшего из честных.
А кого земля сырая примет,
Нагадать сорока не успела.
— У-ух! — захмыкал Алаяр злорадно.
— Эх какой! — Тархан заулыбался,
Отстегнул свою кривую саблю
И в углу поставил вместе с пикой,
Вынул из-за пояса кинжалы,
Положил тихонько в тот же угол;
Тронул пояс кожаный на чреслах
И кивнул:
— Поборемся, приятель!
Был в борьбе на поясах он мастер,
Сколько положил он на лопатки,
Сам к земле никем прижатым не был,
Не нашлось пока борца сильнее
Вплоть до моря по всему Поволжью.
Был Тархан честолюбив, тщеславен,
Чуял сладкий миг, когда он ловко
Перед повелителем великим
Хрястнет, сплющит этого пришельца,
Так, чтобы ребро с ребром сошлося. —
Может, имя назовешь, упрямец? —
Богатырь Тархан не унимался. —
Посмотри, как сноп, я подпоясан,
Сила хлебная во мне играет... —
Сияжар прищурился:
— Да, вижу...
Сноп-то обмолоченный — солома. —
Как схватили, жилистые руки
Кожаные пояса на чреслах,
Как уперлись, — двое друг во друга,
Растопырясь, — и пошла потеха.
Пробовал сперва Тархан пришельца:
Вправо тронул — и не сдвинул с места,
Влево тронул — тот не пошатнулся,
Приподнять хотел — не тут-то было.
Ой, как крепки ноги Сияжара,
Будто бы пустили корни в землю!
А потом и Сияжар напрягся, —
Хоть хвастливым слыл его противник.
Все-таки Тархан, непобедимый!
Молод Сияжар, а все ж ухватист,
Изловчился, сжал Тархана крепко,
Вправо двинул — оторвал от пола,
И его длиннющими ногами
Сбил стоявших близко двух ногайцев.
А как влево он махнул, так трое
Брякнулись, задетые ногами.
Алаяр скакнул через подушки,
Спрятался с испуга за постелью
И выглядывал оттуда хорем.
Сияжар под потолок Тархана
Вскинул, как намокшую онучу,
И торчком швырнул в постель владыки...
Сияжар на поединок вызвал
Силачей других, те отказались,
С ним никто не пожелал тягаться
И скорей во двор из дома вышли.
И тогда второй раз за день — криво
Алаяр хитрющий улыбнулся.
Что-то старый плут опять замыслил...
Вскоре снова силачей хозяин
В горницу позвал сердито, снова
Расшумелись вороньем ногайцы,
Ахали, аллаха вспоминали.
Спорили ногайцы и кричали,
А о чем спор — Сияжар не понял.
Он заметил плачущую Зару
У окна, поникшую березкой,
Подойти хотел... Но, окруженный
Недругами стихшими, услышал
Голос Алаяра:
— Ну, пришелец,
Признаю душой — ты самый сильный!
Знаешь, я хочу, чтоб ты увидел
Во дворе моем большое чудо... —
И препроводили Сияжара
Очень вежливо и дружелюбно
В каменный сарай... И вдруг закрыли
Дверь, засов железный лязгнул.
Что такое? Поднимались стены
Трехсаженные, смердило тленом,
Вместо крыши голубело небо
Высо-о-ко. Впрямь каменная яма.
Сияжар осматривался долго,
Дверь другая виделась напротив,
Странная, скорей на щит похожа.
На полу обглоданные кости,
На стенах крутых на клювах крючьев
Черепа рассажены людские.
Сияжара холодом обдало,
В пот ударило, зашевелились
Волосы на голове от страха.
Прошептал:
— Смертельная ловушка,
Ты умрешь, сын Дуболго, здесь в этом
Каменном узилище душмана,
И зверье твое изгложет кости... —
Но — букет цветов лесных мерцавших
Перед ним упал нежданно наземь.
Смотрит — а в цветах прелестных спрятан
Нож его, с которым на медведей
Он охотился в лесах, как с другом.
Поднял взгляд, а на стене — высоко —
Плакала, рукой махала Зара...
Но она исчезла, как виденье,
И на ее месте появился
Алаяр с ногайцами своими.
— Как, силач, тут не с кем потягаться?
Как знать, может, кое-кто найдется...
Чей ты сын, ты и теперь не скажешь?
Мы 6 родне твой череп отослали!..—
Так над ним ногайцы изгилялись,
Рожи корчили, кривлялись, ржали,
Пальцами показывали — вот он!
Сияжар увидел, что напротив
Дверь, как щит, приподниматься стала,
Холодно скрипя, — и три медведя,
Три продолговатых бурых зверя
В сумрачном проеме показались.
Их, огромных, с лошадь ростом, долго,
Вероятно, голодом морили.
Рявкая и разевая пасти,
Бешено пошли все к Сияжару.
Но раздался свист, аж показалось
На стенах стоящим, — промелькнула
Молния внизу меж Сияжаром
И зверьем, идущим на героя.
Сверху видно было, как медведи
Близко подбежали к человеку
И остановились, присмирели,
Как перед хозяином, и рев их
Оглушительный укоротился.
Старый Алаяр ждал казни парня,
Стоя на стене, млел от восторга,
От звериной радости, и руки
Складывал молитвенно, сгибался...
Что-то непонятное творилось.
Алаяр в гром превратился мигом,
Топал кривоватыми ногами,
Выпучив глаза, кричал, ругался,
Проклинал зверей, кипел, плевался,
Приказал наверх доставить камни,
Чтоб метать, чтоб ими бить медведей,
Разъярить и натравить на парня.
Стали сверху целиться душманы,
И от первого же попаданья
Взрывы рева покачнули небо...
Молод Сияжар, да ум догадлив, —
Пожалел он, как друзей, медведей.
Чтобы косолапых не убили,
Он ловил летящие вниз камни,
В сторону отбрасывая быстро.
Еще пуще Алаяр взбесился,
Все нутро от злобы полыхало,
Бегал по стене остервенело.
— Жертву человеческую надо! —
Голосом охрипшим закричал он. —
Жертву, жертву! Поскорее жертву,
Чтоб медведей кровью раззадорить!
Сбросьте вниз Урума с Багульмою,
Эти слуги недовольны мною,
Ясно по их мордам — осуждают.
Им не по нутру мои деянья,
Эти недостойные собаки
Чтить хозяина не научились,
Пусть идут медведям на съеденье!

Слуг схватили. Первого швырнули.
Сияжар успел подставить руки,
На лету смягчил его паденье,
А второй ударился о зверя.
Взрывы рева... И пришлось бы туго
Багульме, но Сияжар так свистнул,
Ажно стены дрогнули от свиста,
И медведь отковылял от жертвы.
Алаяр притих, не понимая,
Что же, в самом деле, происходит.
Он себе, как еж, бормочет под нос,
Ноздри тихо-тихо шевелятся,
А глаза уставились в пространство
И, как без воды ковши, померкли.
Он ослаб, не понимая тайны,
Что его желанья пресекала,
Что его истачивала душу,
Что яр-сердце пуще распаляло.
Нет, он должен все-таки дознаться,
Кто же, кто — пришелец бесшабашный,
Из каких же мест бесстрашный парень.
Почему медведи приутихли?
Может, за него и вправду Зару
Выдать замуж? Зять строптивый будет.
А богат он? Золото имеет?
Как нарыв, его томила тайна.
Уморился, видимо, владыка,
Мысль в башке, ослепшая от злобы,
Будто рыба в неводе, скакала.
Он с Тарханом кратко пошептался,
Что-то буркнул силачам молчавшим
И по лестнице спустился наземь.
Тотчас двери западни-сарая,
Будто рты голодные, раскрылись.
В дверь одну ушли, рыча, медведи,
В тот загон, где бросили им мясо,
Сияжар направился в другую —
Вместе с Багульмою и Урумом.

Опосля потешной неудачи
Старый Алаяр сел на подушки,
Пригласил радушно Сияжара
В горницу большую для беседы,
Вызвал многознающего старца,
Проницательного в разговоре,
Дабы самому не осрамиться,
Вспыльчивостью дела не испортить.
Многознающий мудрец бродячий
Толмачом служил и звездочетом,
Он же толкователь сновидений
И советник по любовной части.
Говорят, распутывал загадки,
Знал обычаи народов многих,
Говорят, все исходил дороги,
Был в земных опасных закоулках —
И не сдох, не протянул черт ноги!

Сел мудрейший с Алаяром рядом,
Головой кивнув на Сияжара,
Что-то стал нашептывать владыке.
Оба почесали поясницы,
Поскребли задумчиво затылки.
Наконец мудрейший из мудрейших,
Бороду поворошив седую,
Приступил к расспросу Сияжара
Дребезжащим голосом козлиным.
— Ты скажи, куда идешь, откуда?
Не скрывай, зачем на нашу землю
Занесло тебя. Чей родом, кто ты?
— Из присурского села пришел к вам, —
Начал Сияжар спокойно, внятно. —
Так случилось, что мои медведи,
Я которых пестовал три года,
В эту — вашу — местность убежали,
Их и догонял... А среди леса
Встретил Зару. На нее напали
Чистые злодеи, слуги ваши.
Зара плакала и убивалась
Оттого, что ее замуж силой
Выдать собрались за старикашку... —
Многознающий, приникши к уху
Алаяра, рассуждал о чем-то,
А потом и мудрецу владыка
Нашептал свои соображенья.
И мудрец, под зад подушку сунув,
Речь повел возвышенно, степенно:
— Умный Алаяр, наш князь великий,
Так сказал: «Он смел, он мне по нраву,
Сила парня ко двору пришлась бы,
Дочь свою я за него бы выдал,
Только пусть останется служить мне,
Зятем исполнительным пусть будет,
И властителя земель мордовских
Дуболго ко мне живым притащит.
Дуболго мне на Сурские земли
Бешено загородил дорогу,
В Гайрусу — в свой город — не пускает,
Девушек показывать не хочет,
Не дает в Суре ловить нам рыбку,
Из лесов мордовских хворостинки
Уволочь — и то не разрешает...»
— Я сын Дуболго! С ума сошли вы!
Сияжар — я! — крикнул собеседник. —
Привести отца ногайцам в рабство?..
Ишь каким вы умыслом томимы —
Захватить отца... Да только суньтесь —
И своих голов не соберете...—
Сияжар со стен снял саблю с пикой,
Длинный нож за поясом поправил,
Дверь открыл... А там, за дверью, — Зара,
Вся в жару волнения и страха.
Он ее взял за руку и резко
Прямо обратился к Алаяру:
— Дочь просватать вздумал ты за старца?
Зара полюбила молодого!
Раз ее понять не захотели.
Что ж, она уйдет со мной. Прощайте! —
Дверь захлопнулась. Владыка крикнул:
— Стойте, стойте! — и с постели прыгнул,
Бросился к стене — ан нету сабли,
Бросился к другой — ан нету пики.
Мудрецу затрещину дал с маху,
Приказал: беги, верни, скажи им,
Что готов исполнить просьбу дочки,
Что ее за старика не выдам...

Многознающий вернулся с ними.
Алаяр с лица переменился,
Успокоился, смотрел светлее,
Но в его башке, как в преисподней,
Занялись злокозненные мысли.
С Алаяром снова пошептавшись,
Медленно заговорил мудрейший,
Вкрадчиво, улыбчиво и льстиво:
— Добрый молодец, прошу, послушай,
Положи мои слова на сердце,
Ты умен, силен и благороден,
Если любишь Зару, так зачем же
Ты ее родителя печалишь?
За тебя добром он дочку выдаст,
Самого подарками осыплет.
А куда ты девушку увел бы
Без напутствия отца и даже
Без святой молитвы материнской?
Ты подверг бы и себя и Зару
Гневу вечному — огню аллаха.
Нашему великому владыке
Твой поступок был бы неприятен.
Молодец, наш князь отходчив сердцем,
Огорчать людей, поверь, не любит,
Он ведь и с тобой расстаться грубо
Не желает. В Гайрусу родную
Поезжай и позови отца ты,
Пусть к нам Дуболго приедет сватом,
По-хорошему устроим сговор,
По-счастливому сыграем свадьбу.
И ты будешь, Сияжар, любимым,
Несравненным зятем Алаяра.

— Что болтать все об одном и том же? —
Сияжар в сердцах ему ответил.—
Я сказал, что есть жених у Зары,
Парень тот ей по сердцу пришелся...
Незачем навязывать другого!
— Кто он, этот парень? — домогался
Высушенный мудростью старейший. —
Ты отцу ее, быть может, скажешь?
— Я с ним не встречался. Верьте Заре.
— Сияжар, ты юн, — мудрец заметил, —
И вселенского лукавства женщин
Не постиг еще, я это понял.
Верить женщине — принять страданье.
— Да, я молод. — Сияжар смутился. —
Лаской девичьей еще не пытан...
Но зато мне хорошо известно,
Что врали в других себе подобных
Ищут, упиваются неправдой.
Верить женщине — пресечь страданье!.. —
Покачал башкой дотошный старец.
— Молодец, аллах тебе, я вижу,
Прицепил язык длины опасной...
Ну, тогда назвать попросим Зару
Имя полюбившегося парня.
Ждет от дочери отец словечка...
Честное признание — и сразу
Будем думать о веселой свадьбе. —
Зара смеркла, как грозой ушибло,
Долго слово вымолвить не смела.
Знала их давно, жестоких, алчных,
Никогда они, и перед богом,
Правды никому не говорили.
Глядя в их притворные личины.
И отцу и мудрецу сказала:
— Нет, не назову. Я вам не верю. —
Алаяр с мудрейшим взяли трубки,
Табаком набили, закурили,
Перекинулись словами глухо,
И наемник продолжал, как прежде:
— Прозорлив наш Алаяр великий,
Видит, как вы любите друг друга.
Он велел мне сообщить решенье.
Вот его родительская дума:
«Ах, напрасно прямо не сказали,
Ах, напрасно вы любовь скрывали,
Вас никто разъединять не стал бы,
И теперь нет в помыслах такого...
Зять мой будущий, моя опора,
Поезжай-ка в Гайрусу скорее,
Доброго-предоброго к застолью
Привози-ка Дуболго с собою,
По-счастливому сыграем свадьбу
И роднёю неразлучной станем...» —
На свирепом лике Алаяра
Расплылась медовая улыбка,
Сияжара подозвал поближе,
И язык его стал мягче шелка,
По спине ширококостной парня
Он похлопал твердою ладонью.
— Зара не ошиблась, выбирая
Будущего мужа, а мне зятя.
На приданое не поскуплюсь я! —
Это раздражило Сияжара,
Он готов был возразить владыке,
Он готов был разъяснить ошибку,
Что, мол, он тут ни при чем, что Зара...
Но, взглянув на девушку, осекся.
Сдвинув бровь, она ему мигнула.
Палец поднесла к губам... Он понял.
И сын Дуболго благоговейно
Алаяру низко поклонился,
Попрощался с Зарой — очи в очи,
На Суру стал собираться быстро,
В Гайрусу богатую, родную.
Сел на скакуна саврасой масти,
Мудрецу насмешливо кивая.
Распахнулись тяжкие ворота,
И ударили копыта гулко...
Старый Алаяр, когда стемнело,
Ласково, великодушно Зару
В нупаль* проводил, был добрым-добрым,
В лоб поцеловал на сон грядущий,
Вышел, дверь семью замками запер,
Бормоча, как еж колючий, под нос:
— Ста чертям не вырвать дочь отсюда,
Завтра же просватаю Азгару.
Он богат, он золото имеет...
Дуболго прискачет — обезглавлю!

* Нупаль — светлица.

Мордовский фольклор

На первую страницу