...И опять новый прииск, уже и забыл, как он назы-вался, —
шли туда опять пешком, но теперь уже дня три. Дело было
к весне, таял снег. Идём, идём — за-жигаем костры,
греемся, подсыхаем и опять — да-вай !... Добрались под
утро. Тотчас же нам выдали пайки и погнали на крутую
сопку за жердями для нар, которые каждый рубил для себя.
Остовы для нар, правда уже были готовы, надо было только засте-лить их. Мы нарубили жерди и настелили ими нары в
месте, которое облюбовали. Здесь я встретил Ваню —
небольшого, тихого
и старательного паренька.
Я та-ких любил, и скоро мы
подружились и стали вдвоем работать в одном звене.
Шла весна 1945 года, близился конец моего срока, как
говорили в лагере — "звонок". Когда он был ещё далёк, я
его так не ждал, а теперь, когда оставались месяц или
два, становилось нестерпимо, каждый день казался
неделей, а каждая неделя казалась го-дом. В основном
потому, что устал уже ждать. Я по-худел, осунулся, не
было уже сил передвигаться, не было никакой "добычи",
никакой прикормки, а ла-герный котёл чем дальше, тем
больше скудел. Война высосала из нас все соки и все
силы. К тому же ходи-ли тревожные слухи, что, мол,
никого не отпустят по-ка война не кончится.
...Копали, бурили шурфы. Норма — две бурки до обе-да,
глубиной 60 см. А ещё холодно, земля мёрзлая, как
камень. Долбишь ломом — искры летят.
Разве |
Н. Гетман "Пришли
домой (ОЛП)",
2002 г.
На картине
изображено возвращение в лагерь заключённых.
Изможденные от физического труда узники с большим
тру-дом преодолевали путь «домой» от места, где они
работали, в данном случае —
шахты по добыче урановой руды. Обесси-ленных
поддерживали как могли друзья. Если заключённый падал во
время движения в колонне или отказывался идти, охрана
могла его пристрелить, а могла и оставить в тайге
по-гибать от холода. Перед выходом и входом в
лагерь охрана ежедневно устраивала подсчёт и обыск
заключённых, и узни-кам приходилось долго стоять на
морозе. Время этого «про-стоя» не засчитывалось как
рабочее (комментарий художни-ка-бывшего
узника Гулага). |
можно выкопать две такие глубокие ямы !? Если убиваться,
может и получится ещё, но не тогда, когда нет сил даже
шагнуть. Какая норма !? Многие даже половину не могут
выполнить. Но я и здесь и ста-рался работать, и хитрил.
Работали на расстоянии двух
километров от склада аммонала. Ближе к обеду прораб
посылал за аммоналом. Ящики тяжёлые, дорога среди шурфов
кривая и плохая, по дороге почти никто не встречается. Я
без возражений иду, а по дороге нарочно роняю ящик —
так, чтобы он рассы-пался, и прячу 4-5 патронов. Отдаю
рассыпавшийся ящик взрывателям, потом незаметно забираю
при-прятанные патроны. Взрывник в каждую бурку клал один
патрон, а я в свою бурку — по два, чтобы взрыв был
мощнее и
бурка стала
глубже.
Однажды украл 16 патронов и припрятал не на месте,
как обычно,
а принёс их в барак, спрятал под матрас. И забыл. А
перед Первомаем всегда был шмон — трясли весь лагерь. Ну,
и до моего матраса до-брались, и нашли мои патроны !
Вечером мы вернулись с работы — всех впустили, а меня
вызвали на вахту. Зачем ? Туда, как правило, ни за чем
хорошим не зовут. Зашёл
—
на столе лежат патроны аммо-нала, я понял, что мои,
испугался...
— Левчаев, ты зачем принёс в лагерь взрывчатку ? Скажи
прямо, если хочешь жить
—
что ты хотел взорвать ? Охрану ? Или ещё что ? — строго
спросил начальник вохры лейтенант Гайнатуллин.
У меня волосы поднялись дыбом : новый срок ! Кто мне
поверит, если скажу правду !? Так и есть — светит мне
новый срок !
— Гражданин начальник, делайте со мной, что хотите, хоть
прямо здесь пристрелите из нагана — я ду-рак ! Это всё
от желания сделать норму и нарыть глубокие бурки с
помощью мощного взрыва !
— Иди в изолятор, на трое суток, чтобы поумнел !
Я обрадовался : всего лишь в изолятор ?
— Гражданин начальник, большое спасибо !
— За что ?
— За то, что только в изолятор, я боялся нового срока !
— А когда у тебя конец срока ?
— 17-го июня.
— Скоро уже. Лоханулся я — надо было бы добавить тебе к
сроку лет пять, но я уже своё слово сказал — менять не
стану ! В изолятор !
Хороший был тот начальник, молодой татарин, не раз
доказывал свою порядочность. Изолятор здесь был
глубоким, над ним "кукушка" — часовой на вышке. После
спуска убирает лестницу и
—
отдыхай ! И меня спустили в яму. Было ещё
холодно. Вечером ещё кое-как, а ночью было холодно,
будто раздели. К тому же я проголодался, как волк. Парни
поймали зайца, голову отдали мне. Голова была замёрзшая,
как стеклянная, но я сгрыз и доел всю, вместе с шерстью.
Даже немного согрелся ! И сил прибавились ! До утра
"плясал" без гармошки, вот до чего дурость доводит ! А
утром выпустили. Гайнатуллин сказал:
— Смотри, Левчаев, более не попадайся, добавлю срок !
То ли в шутку, то ли в серьёз он так сказал, но я опять
попался ! Случилось это вот как : прошли после случая с
взрывчаткой две недели, 15-го мая выдали летнее
обмундирование : американские красные ботинки и куртки
цвета хаки, такие же брюки. В тот же день вышли мыть
золото, возить золотой песок на тачке. Наше звено — мы с
Ваней вдвоём. Работаем, надрываемся, совсем не отдыхаем,
как другие. Другие-то как работают ? А вот как :
"старается", например, Стельмах — ну очень здоровый
парень, плечи шириной с метр и грудь колесом. Румяное
лицо прямо пышет здоровьем — и впрямь богатырь. И тачка
у него богатырская, вмещает почти кубометр, и грузит он
её с верхом. Смотришь на него и ди-вишься : "Вот это да
!!" Но Стельмах только для того и нагружает столько,
чтобы все дивились на него, особенно начальство.
Начальники приходили в забой редко и не надолго. Придёт
кто-нибудь из них, увидит тачку Стельмаха, поудивляется
как тот "старается" и уходит. А перед этим скажет нашему
прорабу : "Этого парня не обижайте, вон как работает !"
Начальник уходит, а Стельмах садится и ку-рит. Я однажды
подсчитал : Стельмах за весь день в бункер отвозил самое
большее 3-4 тачки. И как я досадовал и ругал его про
себя, как только не обзывал его !... Эх, думал, если бы
я был таким здоровым — каждый день выполнял бы по 2-3
нормы ! У меня было огромное желание работать, а сил
совсем не было, и поэтому я испытывал страдания и нужду,
очень переживал....
Мы с Ваней работали потихоньку, но без отдыха, и
выполняли свою норму. Золото ко мне шло и здесь,
ежедневно собирал по 15-20 граммов, а то и больше.
...Ваня пригонял тачку, а я кайлил грунт и наполнял
следующую тачку. Пока он отвозил первую и воз-вращался
назад — за это время я наполнял землёй ещё одну и
начинал кайлить (отбивать) дальше. А сам поглядывал, не
поблёскивают ли искорки золота. И иногда поблёскивали !
С маковое зёрнышко, а то и побольше, размером бывали
даже с ноготь ! Я собирал золото в подвёрнутый рукав.
Однажды при-был Ваня с тачкой и шепчет : "За тобой
почему-то пристально следит начальник !" Я понял —
замети-ли ! Знал, что начальник был очень плохим
человеком, если он найдёт у меня золото — отдаст под
суд. Таких дел было немало. Но голод — не тётка. И мы
всё равно носили в лагерь золото. Зачем ? Да что-бы
добыть лишний кусок хлеба или черпак баланды !
Начальство требовало дополнительную норму — 2-3 грамма
от лагобслуги : поваров, каптерщиков и прочих
"придурков", думая, что они между делом (своей основной
работой) выйдут в забой и тоже будут мыть золото.
Глупые, как малые дети ! И вот так за кусок хлеба или за
день отдыха эту дополнительную норму им приносили мы.
Конечно, горное начальство старалось следить за этим,
наказывало нас за это строго, а мы — своё... Вот и я так
же при-носил. И теперь собрал граммов 30.
Как на грех, это заметил начальник участка. Я испугался,
в голове так и кипело : "Куда же мне спря-тать золото,
которое было в подвёрнутом рукаве ? Чтобы незаметно".
Оглянулся, а он действительно смотрит на меня, не сводит
глаз. Да, дела мои плохи ! Скоро придёт новая ночная
смена, пойдём домой, и он обязательно устроит шмон.
Вероятно, уже заметил, куда я спрятал золото, отвернёт
рукав и найдёт заначку. Думаю, и ничего в голову не
идёт... Отпросился за отвал справить нужду, может,
думаю, там получится спрятать, а завтра или послезавтра
заберу. Иду, а начальник — за мной ! Я не ожидал этого.
Он стал и смотрит. А я вовсе и не хочу в туалет. Но
делать нечего, присел. Сижу и смотрю на него боко-вым
зрением, думаю : "Неужели будет ждать до конца !?" Да,
ждёт. Значит, точно видел, как я собирал и прятал
отмазку. Попался наверняка, не знаю, как выйти из этого
чёрного круга. Время исходит, вот-вот раздастся гудок,
бригада уйдёт домой и мне дальше тянуть некуда — придёт
смена, нужно будет сдать инструмент. А он шагнул ещё
ближе и смотрит безо всякого стыда. Конечно, видел, что
я не опра-вился, значит, понял, зачем я сюда пришёл.
Следит, чтобы я не выбросил золото ! Ну, ведь не век же
мне тут быть, надо вставать. И встал, а когда поднимал
штаны — незаметно опустил золото из рукава в штанину,
подумал, что штаны уж не снимут. И пошёл. А он подошёл к
тому месту и долго всё осматри-вал вокруг.
Ничего, конечно, не нашёл. Я стоял спиной, а Ваня лицом
к нему и тихо, не шевеля губами, шепнул мне : "Идёт к
нам !" Я вспыхнул. Он подошёл и, стиснув зубы, говорит :
— Левчаев, отдай золото !
И вечно неулыбчивое лицо совсем окаменело. Не успел я и
рта раскрыть, как он приказал развязать пояс. Делать
нечего — развязал, вынул одну ногу, но не ту, куда
золото опустил, надеясь, что вдруг что-то изменится и я
вырвусь из этого страшного суда. Но не вырвался : он
велел снять и другую штанину и пакетик с золотом выпал к
моим ногам. Он поднял, едва взглянул на меня бешеным
взглядом и произ-нёс :
— Сволочь, сколько успел украсть с моего участка ? Ну,
ладно, ты это долго будешь помнить !
И ушёл в сторону лагеря. Я понял, что пошёл жаловаться !
"Ну, теперь уж точно новый срок припаяют! Восемь
отсидел, ещё лет десять дадут !" — укололо меня, как
острым ножом !
Из лагеря на работу или с работы в лагерь нас пропускали
по перекличке, по алфавиту. Но теперь рань-ше всех
выкрикнули меня. Я отозвался.
— Встань здесь ! — приказал Гайнатуллин. Начальник
участка стоял рядом с ним и смотрел на меня своими
бесцветными глазами. "Сожрёт", — мелькнуло в голове.
Бригада прошла, начальник вохры по-звал меня в вахтёрский
домик. Начальник участка ещё раз оглядел меня — будто
окатил ледяной во-дой, и ушёл. Видимо, остался доволен,
что выполнил своё дело до конца, и надеясь, что меня
накажут, как следует.
— Золото у тебя есть ? — Спросил меня Гайнатуллин.
Где-то под ложечкой зашевелилась надежда : "Неужели
этот, хороший вроде лейтенант, хочет обмануть меня и
сделать что-то плохое ?" Я молча не-сколько секунд
смотрел ему в глаза и решил : "Хуже ничего уже быть не
может !" И признался :
— Есть ! Спрятано.
— Принеси граммов десять. Иди !
Я вышел и вскоре вернулся граммами с двадцатью, со всем,
что припрятал на чёрный день. Лейтенант развернул
пакетик, взвесил на ладони и спросил :
— Сколько тут ?
Я сказал.
Он подтвердил :
— Пожалуй.
Открыл стол, положил пакетик, а оттуда достал бумагу и
протянул мне.
— Читай !
Прочитал : "Акт о краже золота". Лейтенант взял у меня
из рук акт и медленно порвал на мелкие ку-сочки, потом
выбросил их в корзину.
— Вот так. Иди. Но когда надо будет — сам тоже будь
человеком. Дрюкай ! — сказал он на блатном жаргоне и
улыбнулся :
— Договорились ?
На меня нахлынула тёплая волна :
— Спасибо, гражданин начальник ! Буду дрюкать. Я очень
испугался, чаял — теперь уж обязательно получу срок. А
ведь мне осталось всего
две недели до "звонка". А Вы опять меня спасли ! Мне
никогда не рассчитаться с Вами за Вашу доброту. Может,
когда выйду на волю, когда-нибудь меня реабилитиру-ют, я
опять возьму в руки перо и напишу про Вас в
большой книге сердечные слова. Ведь я был писате-лем !
Книги писал ! А золото больше не буду прятать, даю слово. Ещё там, на вахте, когда Вы меня вы-крикнули, сказал сам себе
: "Больше ни пылинки не возьму !"
— Кому слово дал ?
— Себе ! Мысленно. И сам своему слову не изменю !
Гайнатуллин удивлённо покачал головой, достал и протянул
мне мой пакетик :
— Коли так — на ! Слову своему не изменяй. Молодец !
Повернулся, достал из тумбочки буханку белого
хлеба, протянул мне :
— Ешь, Левчаев ! Говоришь, напишешь книгу ? Напиши там
так : мол, был такой лейтенант Гайнатул-лин, татарский
парень !
И протянул мне руку.
Я опешил, не верил происходящему и стоял столбом. Он
ударил меня по плечу и легонько подтолкнул :
— Иди, отдыхай !
Да, был такой лейтенант, татарин-малай Гайнатуллин. Был. Встречались и хорошие люди ! Лейтенант был молод,
здоров, красив и слыл щёголем. Одевался всегда опрятно.
На ногах брезентовые джимми-сапоги, галифе. Всегда в
новой, будто только что сшитой фуражке, и в литой по
фигуре и росту шинели. Мне он и раньше нравился, а
теперь и вовсе никогда не забуду. До сих пор стоит у
меня в глазах : смуг-лый, с чёрными глазами, которые
щурил, напуская на себя строгий вид. На самом же деле
был он чело-веком большой души.
Так, благодаря Гайнатуллину я избежал наказания, а,
может быть, и нового срока.
На предыдущую
страницу
На следующую страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н.Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|