|
Изолятор. Попал я сюда впервые в жизни. Только шагнул — ударился в
противоположную стену. И длина и ширина — один шаг. Лечь, сесть,
прислониться к стене невозможно. Стены влажные и скольз-кие, как сопли...
брр... ! Сколько горевал, переживал, плакал, сердился… С собой была
пачка табака из дома, но не было бумаги. Скрутил сначала из самой
пачки, потом из козырька картуза (из картона)... Крутил большие и
толстые цигарки — глотал дым, хотелось уснуть и... проснуться на воле !
Может, это всё сон ? Но это был не сон. Вечером, когда загорелась в
железной сетке лампочка, заскрипел ржавый замок и открылась
душераздирающе дверь, раздался тусклый деревянный голос :
— Давай !
Следователя будто подменили : встретил улыбаясь, говорил с сожалением.
— Левчаев, отпустил я тебя раньше, подумал : зря мы ссорились, давай
мириться ! Я ведь тебя и насов-сем могу домой отпустить, только
признайся !
— Как так !?
— Подпиши вот здесь, и всё ! — бросил такой же готовый протокол как те,
что показывал мне.
Я удивился :
— А кто же так меня расспрашивал и кто за меня отвечал ?
Следователь убедительным тоном принялся разъяснять :
— Я. После каждого вопроса написал такой ответ, какой нужен от тебя, не
мне нужен
—
Родине ! По-нял ? Ро-ди-не ! Если подпишешь, поможешь Родине разоблачить
врагов, настоящих врагов ! Враг кова-рен, умеет маскироваться ! Но мы
сорвём с него маску, ваши подписи прижмут его к стене. Покажем все три
протокола, скажем
—
вот ! Макулов, Клещунов, Левчаев признались ! И им некуда будет даль-ше
отпираться, никуда не денутся, признаются ! Видишь как ? Одни ваши
подписи помогут разоблачить смертельного врага Родины ! Понял ?
Настоящие комсомольцы, помогая Родине, себя не щадят, даже жизни не
жалеют, а тебе подписи жалко ! Ну какой же ты комсомолец !?
— Да ведь я ничего не знаю, моя подпись тебя запутает и поможет
оклеветать и наказать невиновных людей, сделает честных
—
врагами !
— Атянин
—
враг ! ЧК знает, и ты ему верь ! Или ты ЧК не веришь ? Тогда какой ты
комсомолец ? Какой же советский поэт ?
Логика следователя загоняла меня в угол, откуда я не находил никакого
выхода. Да и устал я. Надоело. В голову приходило : скорее бы всё это
кончилось, хоть как-нибудь... Но как представлю, какую грязь придётся
вылить на самого себя — сам же себя "лечу"... Если признаюсь, что в
контрреволюционную организацию вовлёк меня Атянин и подпишусь под этим,
то как потом докажу, что я не враг !? Кто мне поверит !? Кто поверит,
что так я помогал Родине ? Запутаю и замараю не только себя, но и
хорошего человека. Как подумаю об этом, так волосы дыбом встают,
руки-ноги отнимаются.
— Нет, нет, не подпишу !
— Значит, не хочешь помочь Родине ? Значит, вот такой ты комсомолец ?
У меня нет желания быть "вот таким" комсомольцем. Готов за Родину и
жизнь отдать ! Но под такими ответами расписаться ?! Мне нужен был
человек, умный человек, чтобы с ним посоветоваться. Что делать ?
Следователь играет с револьвером, талдычит одно и то же :
— Если враг не сдаётся — его...
И спрашивает меня :
— Кто так говорил ? Так говорил ваш учитель Максим Горький !
Уни-что-жа-ют ! — протянул он и как будто ногтём придавил вошь. — Будешь
говорить или нет ?
— Что говорить ? Скажи, буду !
— Вот так давно надо было ! Молодец ! Я знал, что ты не враг ! Давай,
подпиши вот здесь ! Я тебе на-пишу характеристику !
Он положил передо мной тот же протокол. Я посмотрел на второй "вопрос" и
второй "ответ": "На контрреволюционных заседаниях под руководством
Атянина писал против И. В. Сталина. Сколько книг я написал — все были
против И. В. Сталина. И вредительски переводил с русского на мордовский
роман Салтыкова-Щедрина "Господа Головлёвы".
И так без конца, вопрос —
ответ, вопрос — ответ. Звенело в ушах. В голове острым колом стучало :
"Неужели в ЧК про меня и правда так думают ? Следователь только что
сказал, что не считает меня врагом, а теперь сам требует, чтобы я
подписался под этим !" Да у меня вышли пять книг, вон сколько прошло
времени, но там и полслова нет против товарища Сталина и против
Советской власти ! Зря так написаны ответы. Если понимающий человек
посмотрит мои книги, то поймёт, что зря Левчаев наго-ворил на себя !
— Но ведь
Советская власть
мои книги хвалит, в них и полслова
нет
против товарища Сталина ? Ведь что написано пером — не вырубить топором,
можно просто посмотреть мои книги.
— Мы посмотрели уже, всё против Сталина !
— Это неправда !
— Это нужно Советской власти, Родине, это поможет снять маску с
настоящего врага. За это тебя Роди-на не забудет !
— Клещунов с Макуловым тоже для этого свою подпись поставили ?
— Да ! Только для этого ! Они помогли Родине и ЧК ! Мы теперь знаем —
они не враги, а настоящие патриоты ! Давай и ты, пока не поздно.
У меня стучит в голове : подпишу и избавлюсь от этого кошмара и мучения.
А вдруг это действительно необходимо Родине ? Может, Атянин и правда
враг ? Но удерживает одно : хорошо, подпишу, что вербо-вал меня Атянин,
что по его заданию я работал, а вдруг Атянин ничего не знает, и он вовсе
не враг — тогда как ? Тогда я утоплю хорошего человека ! Поделился
своими сомнениями. Следователь чуть не захлебнулся от своих слов :
— Да ты что !? Да мы этот протокол порвём после того, как покажем
Атянину, Белову, Ардееву. И ес-ли они не признаются, значит и они
невиновны, всех писателей отпустим ! Да о чём ты ? Подпиши ! По-можешь
или государству, или друзьям... и так, и так хорошо... Давай, давай !
"Ох, — думаю, — неспроста ты так уламываешь меня. А не хочешь ли
обмануть как-нибудь ?"
— Говорю :
— Подпишу. Но если обманешь и не порвёшь протокол ? Ведь судьи не будут
знать, отчего я его подпи-сал ? Возьмут и осудят меня !
— Ты мне не веришь !? Не веришь ЧК ? На руку ! На ! На !!!
А я опять :
— А если откажешься, скажешь, что не обещал и руки не давал ?
— Что !? Свидетель нужен того, что я руку давал ? Да хоть два !
И он нажал на кнопку.
Вошёл... Охичев ! Большеглазый и белобрысый мужик. Губы как
коровья задни-ца после оправления, которая не сразу собирается вместе, а
долго раскрыта. Вместе с ним учились на рабфаке, он был редкостным
тупицей. Вошёл — сел, вылупил свои бесцветные глаза. Следователь вы-шел,
а он медленно и монотонно заговорил :
— Левчаев, ну чего ты
мнёшься ? Отпираешься, я ведь знаю, что ты контрреволюционер.
Я онемел и... плюнул
ему в лицо. Он отвернулся, качает головой, собрал с трудом свою трижды сложен-ную губу. Вошёл следователь, с ним ещё двое.
Один толстоватый,
широкогрудый мужчина с тяжёлым подбородком, второй — мелкий, светлый и
ху-дой. Представились :
— Следователь Зуев ! —
крупный.
— Следователь Лапудев !
— худой.
— Следователь Колишкин !
— впервые представился и показал на себя мой следователь. — Трое
че-кистов !
И протянул руку.
Остальные тоже пожали мне руку. Колишкин спросил радостно :
— Ну, всё ещё не веришь
!?
Мне больше нечего было
сказать, и мысли не допускал, что все трое чекистов могут врать. Взял
про-тянутую ручку и не глядя стал подписываться под каждым
ответом. Три большие страницы вопросов и ответов. Везде подписал, не
думая. В голове было одно : "Будь, что будет !"
Спросил :
— Где ещё подписать ?
— Вот ! Вот ! — пальцем
показывал Колишкин, — и вот здесь за весь протокол подпишись. Вот !
Ска-жем Атянину : признавайся ! Дальше ему некуда отпираться и пятиться.
Стенка ! Этот протокол — стенка ! Или признаётся или ещё найдёт силы
отпираться, и тогда следствие зайдет в тупик. Больше нечего будет
расследовать и вас придётся отпустить ! Давай !
Но вдруг мне пришло в
голову : а что всё-таки, если врут все трое ? Пожалуй, сначала нужно погово-рить с Фёдором Маркеловичем. И я сказал :
— Делайте, что хотите, а
протокол я не подпишу. Если нужна моя подпись, то её Атянину и покажите,
да кому хотите. А конец протокола не показывайте !
Долго бились, голову
ломали, уговаривали, кружились вокруг меня все трое следователей. Я
стоял на своём и был твёрд как камень, в голове моей застряло : "Мол,
если вам была нужна моя рука — нате, возьмите ! А протокол не подпишу !"
Колишкин, наконец, сказал :
— Уф, как ты топишь
меня, путаешь. Ну хорошо, не подписывайся, поступай как враг.
И велел меня увести. Я
надеялся всё рассказать Чеснокову, спросить совета. Засомневался, может,
на-до было весь протокол подписать ? А то сочтут меня не патриотом ?
Если что, Федор Маркелович посо-ветует и тогда уж подпишу ! Будь, что
будет !
Но меня толкнули в
другую камеру, в одиночку, и завертелась в голове карусель : "Вот оно
как — об-манули !" Первое, что пришло в голову. И я стал стучать,
кричать до потери голоса и сил. Проснулся — темно : то ли ночь, то ли
нет огня. Прислушался — только в ушах звенит. Захотелось курить, но
ничего не было. И я принялся опять стучать. В ответ — тишина в коридоре.
Зло закипало у меня внутри, ду-шило. "Умру !" — пришло в голову. "Не
буду есть !" Решил и стало мне легче, успокоилось вроде всё в душе.
И как нарочно загремела дверь, и принесли поесть : большую миску жирных
щей и такую же миску ка-ши с маслом ! Вкусный запах ударил по носу,
слюна пошла. Мамоньки ! Как же я проголодался ! Каша жёлтенькая,
ароматная, по краю миски след масляной дорожки, на языке уже чувствовал
вкус. Но стыдно перед самим собой : только что себе слово дал и уже
меняю его ? Нет ! Не буду есть, не буду, не буду ! Разносчик, слышу,
ушёл — ширк, ширк ! Остался я один — стыд покинул меня, и я набросился
на еду. Ел, ничего не помня и ни о чём не думая. Не чувствовал, что каша
горько-солёная. Наелся до одышки, чую, пересохло всё во рту, захотелось
пить. Так захотелось, что язык во рту не ворочается, вот-вот задохнусь.
Стал опять колотить в дверь. И она открылась. Из темноты, как из дупла,
раздался голос :
— Чего дурачишься ?
Давай на допрос !
И опят этот Колишкин, и
опять со своей песней :
— Ну, значит, нет у тебя
желания Родине помочь ?
— Я в твоих руках,
целиком с ног до головы в твоих руках !
— Ты мне целиком не
нужен, нужна только твоя подпись !
— Сколько тебе ещё
подписей нужно ? Сначала просил только одну, а теперь ?
— Ещё только одну в конец протокола. И всё, отпущу тебя к друзьям.
— Кто здесь у вас из
моих друзей–писателей ?
— Все у нас в кулаке !
Они уже давно подписались, сидят в большой светлой камере. Только ты
упря-мишься.
У меня ужасно пересохло
во рту, нестерпимо хотелось пить. Принесли в прозрачном графине чистую,
свежую воду, в ней синеет кусочек льда.
"Буль-буль-буль !"
Колишкин налил воду и поставил передо мной стакан :
— Ну !?
Я понял, что мучает, рассердился и отвернулся к белой стене. А перед
глазами всё равно стакан с проз-рачной, холодной водой. И льдинка. Стал
давиться. Колишкин налил полный стакан, поставил, я думал мне попить, но
только протянул руку — он взял и вылил воду на пол.
— Сдохни, если не
желаешь помочь ! — произнёс он и принялся орать. Что попало. Я задыхался
и чув-ствовал, что мне конец. И потерял сознание. А когда очнулся,
Колишкина уже не было, пол был мок-рый, моя одежда тоже. Надо мной стоит
Охичев и качает головой :
— Ну, ты и сволочь, так
мужика ломаешь ! Да признайся и всему будет конец. Ну, пусть тебя
посадят, побудешь сколько-то — отпустят. Чем так мучиться !
— Охичев, сгинь, а то...
И он торопливо отскочил
от меня, сел на место Колишкина, вздохнул и опять покачал головой. Зашёл
Колишкин, весёлый, протянул руку, улыбается :
— Ну, помиримся ? — он
подмигнул Охичеву, и тот через некоторое время принёс большой поднос с
ча-ем, сахаром, булками и ушёл.
— Давай, Левчаев ! —
начал Колишкин. — Я ведь знаю, ты не враг, ты настоящий комсомолец, и,
на-деюсь, ничего не пожалеешь, чтобы разоблачить врагов Родины ! Давай
поедим !
Я опять отвернулся к
стене, теперь уже совсем не было никакого желания говорить. Подумал :
"Делай, что хочешь, но больше от меня слова не услышишь". Он тоже долго
молчал. Потом сердито спросил :
— Левчаев, а почему у
меня так выпадают волосы ? Смотри ! — Я глянул : у него в руке, между
паль-цами клок курчавых волос из головы. — С чего бы это, Левчаев ?
У меня вся злость уже прошла, и я начал его утешать, как ребёнка :
— От бессонницы у людей
волосы редеют, видишь, по ночам работаешь, негоже так. Ночью человеку
спать надо.
— Нельзя чекистам спать.
Разве Дзержинский спал ? Дзержинский никогда не спал !
"Какой простой и какой
хороший !" — приходит мне в голову. — "А может, он действительно чекист
? Эх, было бы так ! Конечно, он нашёл бы правду и распутал бы дело и
отпустил бы меня. Кто знает, мо-жет, Атянин правда враг ? Как однажды он
раскритиковал стихи Пьянзина : "С этой бумагой только в туалет ходить !"
Поди нарочно — чтобы сгубить талант.
Кто знает ? Макулов и Клещунов-то
подписа-лись".
Смотрю и жалко становится Колишкина : "Вон как волосы лезут. Вон как не
щадит здоровья ! Да, ис-кать и разоблачать врага тяжело, может, и правда
нужно помочь ему ?" Так я размышлял, испытывая терпение Колишкина.
Наконец, не вытерпел, сказал :
— Эх, Колишкин, был бы
ты следователем, как Порфирий Иванович ! Сразу бы разобрался !
— Это кто ?
— Следователь, у
Достоевского в "Преступлении и наказании", в романе. Хороший
следователь, знал своё дело !
— Ну-ка, расскажи-ка мне
этот роман, — не скрывая интереса, попросил он.
И я рассказал. До утра
рассказывал, он слушал не моргая, а к утру зачем-то достал револьвер.
Стал его вертеть, внимательно разглядывать, потом положил руки на стол, положил голову на руки и уснул, а немного погодя и захрапел. Я
понял, что спящим он просто притворяется, испытывает меня : возьму ли я
револьвер. Я же, конечно, и не посмотрел в его сторону, тоже положил
голову на руки и ... проснулся только тогда, когда солнышко заиграло на
столе и в волосах следователя, которые на солнце блестели как револьвер.
Сам хозяин кабинета продолжал спать, громко храпя. Проверял меня, а вот
поди-ка, сам уснул как дитя. Мне пришло в голову : а вдруг и сейчас
проверяет ? Сам спит, а Охичев смотрит в дверной глазок. Ну, испытывайте,
проверяйте...
Наконец проснулся и Колишкин, с испуганным видом посмотрел вокруг, потом
уставился на меня :
— Никто не заходил ?
А вид такой, будто
ничего не соображает.
— Не знаю, я тоже уснул.
Он тряхнул головой и
опять спросил :
— Значит, ты тоже спал ?
Ну хватит, давай ! — и нажал кнопку. Привели меня опять к Чеснокову.
На предыдущую
страницу
На следующую
страницу
Не публиковавшиеся ранее мемуары писателя
П. И. Левчаева, написанные в 1983 г.,
предоставлены для публикации на сайте "Зубова Поляна" внучкой писателя
@Кусакиной Н. Н.
Перевод с мокша-мордовского Кузевой С.И.
|
