|
|
Дом моей бабушки, Таньки Лисейковой, —
бывшая пя-тистенка, которую её све-кор, а мой прадед, Кирилл Григорьевич,
переделал в однокомнатную избу, боясь раскулачивания. Так пер-вая комната
стала простор-ными сенями с чуланом, одно окно стало дверью с выходом на
крыльцо, а второе — просто заложили.
Уже сын Кирилла Григорь-евича — Елисей
хотел пос-ле войны вернуть дому первоначальный вид, но не успел
— рано умер. Елисей пришел с войны
больным, с ревматизмом, который за-работал, когда наши солда-ты попали в окружение и
|
простояли долгое время в ледяной воде, скрываясь от немцев.
Так и остался этот домик небольшим, но очень уютным и любимым…
В доме всего одна небольшая комната. В переднем углу, как
и положено, — угольник с поличкой
—
такой треугольной полочкой, на которой стоят иконки, лежат свечи,
просвирки, чьи-нибудь часы, бабу-лины очки. Икон у бабушки много. Они
висят над поличкой на стенах, все под стеклами и украшены золотистыми и
серебристыми цветами.
Одна икона, со Спасителем
—
самая большая. Она висит в центре. Это старая икона, и её бабушка «ук-расила»
—
покрасила синей и золотистой краской. Эта икона осталась в этом доме от моих прадедов, и была она принесена сюда из
старой покасской церкви, которую разрушили в известные годы.
У окна стоит большой стол, который сделал дедушка Елисей. Стол накрыт
скатертью с кистями — «столешницей»,
а сверху — клеенкой. Под крышкой
стола есть выдвижной ящик. Там хранятся разные бумаги, пробки от
счетчика электричества, ручки, тетради, целый пакет фотографий и всякая
разная ненужная, на наш детский взгляд, мелочь. Слева от двери стоит
кровать, на ней всегда спит бабушка и кто-нибудь из внучат. Над кроватью
в потолке вделан железный крюк, на который когда-то подве-шивали детскую
зыбку с младенцами.
Другая кровать находится у печки-голландки. Голландка побелена, и эту
побелку очень любит ковы-рять малышня. Но бабуля всегда начеку:
— Ну-ка! Не ковырей! Не ковырей
голанку! Расковыреешь, бабушке потом белить!
На боковинках кроватей на тесемках висят белые подзоры с выбитым
рисунком. Другие, большие длинные подзоры свисают из-под покрывала.
Некоторые из них вышиты цветными нитками, гладью. Вышивали их в
молодости моя мама и ее сестры. Подушки всегда взбиваются и ставятся
друг на друга, пирамидой, и вся эта конструкция покрывается тюлевой
накидкой. На бабушкиной кровати на боко-винке у изголовья всегда
привязаны разные пояски и ленточки —
чтобы не потерялись.
Справа от двери находится большая русская печь с лежанкой, закрытой
занавеской. Вдоль печи стоит длинная узкая лавка. Печь покрашена
наполовину в синий, а наполовину в белый цвет. В маленьких отверстиях в
теле печи — печурках
— всегда лежат шерстяные носки и
бабушкины чулки. Большое старое зеркало висит напротив двери
— это приданое бабули. Оно чуть
наклонено вперед для лучшего обзора. Стены комнаты обиты фанерой и
оклеены обоями. На стенах висят в самодельных, покрашен-ных в белый цвет
рамках фотографии детей и внуков. Эти рамки называют «кийотками». На
окнах - занавески, белые, ситцевые или перешитые из старых штор,
привезенных дочерьми. У бабушки всегда на окнах стояли только два цветка
— герань и алоэ. Бабушка зорко
следила, чтобы не дай Бог, кто не тронул цветы!
— Уйди оттель! Не то цвяточек
спихнешь! — восклицала она, отгоняя
от герани очередного наруши-теля порядка ...
ЗАВТРАК
После того, как утром все встают и умываются на крыльце, дети переносят от
печки лавку к столу, пододвигают табуретки и прямо в ночнушках садятся
за стол завтракать.
Часто на завтрак блинчики, которые начинают уплетать за обе щеки, макая
в сахарный песок и запи-вая молоком.
А бабуля продолжает печь и выносить своим гостям все новые блинчики. А
когда все уже наелись, напились, оставшиеся блинчики бабушка сворачивает
треугольниками и складывает в маленькую кастрюльку, и ставит её в печь,
чтобы они оставались подольше теплыми.
Иногда бабуля говорит:
— Вот, ужо, я зубочки напеку.
Зубочки — это бабушкины пироги с
повидлом и плюшки с сахаром. Называла она их зубочками, потому что,
наверно, так называли их в деревне в старину. Но самым интересным был их
размер. Эти «зубоч-ки» были размером с огромную мужскую ладонь, не
меньше. Моя мама всегда говорила ей:
— Куда ж ты такие лапти-то печешь?
На что бабушка всегда отвечала:
— Гожа!
— то есть «сойдет, нормально».
Когда бабуля доставала лист (противень) из печи, она снимала зубочки и
укладывала их на тарелку, и накрывала обязательно чистым полотенцем.
— Ира, дочка, косы-т завяжи, мешают
тебе! На-к вот касинку, повяжи, чтоб не мешали!
За всеми проследит, чтоб все были сыты, всем было хорошо.
— Бабуль, а ты рано встала?
— спрашивают внучата.
— Чуть свет!
— отвечает, то есть
— с рассветом.
— Света, дочка, на-к вот горшок с
молоком, постановь-ка на стол.
Горшок — это трехлитровая стеклянная
банка. Наверно, это слово осталось с старины, когда молоко хранилось в
глиняных горшках. Стекло ли, глина ли, —
какая разница! — горшок он и есть
горшок.
После завтрака все разбегаются кто куда, девчонки постарше
— посуду мыть, малышня бегает по
своим делам.
— Сережа, куды побег? Ну-ка воротися!
Ишь ты, шаталомный! Никуда не убягай. Нынь в баню пой-дем, к теть Маньке,
— предупреждает бабушка.
БАНЯ
По субботам в Покассе топили бани. Бани были не у всех. Точнее, бани были
в основном у тех, кто жил большими семьями, а бабушки, оставшись одни,
свои бани почему-то разломали и стали ходить мыться к родственникам. Так
было всегда — баню топили и звали
всех, у кого ее не было. А когда на лето к бабулькам приезжали дети и
внуки — звали обязательно и их.
Таким образом, никто в деревне не оставался «немытым». «Помывочные
пункты» бабушкиных гостей были у тети Мани Кочетихи и у её приемной
дочери и моей крестной Лидии Дмитриевны. Они жили напротив друг друга,
так что у баб Таниных был выбор и не было никаких проблем.
Обычно тетя Маня Кочетиха приходила сама «звать в баню» или присылала
кого-нибудь из домочад-цев.
Обычно она говорила:
— Бегитя в баню! Баня хоро-о-шая!
Мои все помылися.
И бабуля начинает собирать вещи в баню. Идет в чулан, который находится
в сенях. Там у нее стоят большие старые сундуки со всяким «добром».
Ищет, не найдет какую-то вещь. Ворчит себе под нос.
— Бабуль, что ищешь?
— спрашивает ее кто-нибудь из детей.
— Да шальку не найду. Куды уж
слопала, дурная башка! Давеча сготовила, не найду таперича. На-к вот,
дочка, утирки, с собой возьмёте. Суконку не забудь.
Утирки и суконка — это полотенца и
мочалка.
Готовит всем нижнее белье и чистые рубашки, платья, колготки. Тут,
откуда ни возьмись, идет Серёж-ка, ревёт.
— Чаво орешь
— кадык дерешь? Ты куды эта залез, в
баклушу, что ли? Ой! Ой! Родима мамушка! Весь гýщенный!
Сережка и правда весь мокрый, с ног до головы, и заляпан грязью.
Наверное, мерил с ребятами бак-луши —
ямы, заполненные водой, которые образуются после дождя из колеи.
— Ну-ка, сымай одёжу-то. Сичас в
баню пойдешь. Ну и мальчишек! Ну и озорник! Давай в баню соби-райся, не
то, не ровён час, захвораешь еще. А бабушке мыкаться с тобой! Чаво орешь
непутищем?!
Потом, разобравшись с Сережкой, увидела, что Наташа подкрадывается к
герани, чтобы оторвать розо-вый красивый цветочек:
— Наташа! Уйди оттель! Не балуй!
Иди-ка вон покуда на качилках катайся.
В баню все ходили по несколько человек. Очень часто мы с Таней, как
старшие, брали с собой малыш-ню, мыли их там, заботливо одевали и
отправляли домой. Ух, как не любили все одеваться после бани! Колготки
не натягиваются на влажное тело, в платье с трудом просовываешь руки.
Жарко, хочется скорее на улицу! Сущий кошмар! Бабуля всегда велела нам
зайти после бани к тете Мане или к тете Лиде, в зависимости, у кого мы
мылись и поблагодарить их. А те в свою очередь всегда спрашивали:
— Воды-то холодной хватило?
— Да, конечно!
— Ну, слава Богу! На здоровье!
И все шли домой довольные, усталые, с раскрасневшимися лицами, в
платках.
Обычно после бани бабушка дома опять переодевалась в сухую одежду, и,
сидя на кровати, расчесы-вала гребешком свои волосы, делала прямой
пробор, а потом заплетала их в две тоненькие косички, вплетала в них
тряпочные «коснички» и завязывала их на затылке в виде «корзинки». Такая
прическа была у нее всегда.
Посидит-посидит бабуля, отдохнет после жара, обсохнет и опять
принимается топтаться по хозяйству. Никогда просто так не посидит. Все
время при делах. Так уж привыкла она за свою жизнь много тру-диться….
Прислано на сайт в августе 2008 г
|
